Елена Ронина - Такой долгий и откровенный день (сборник)
Мы неторопливо пьем кофе, пытаемся обсуждать что-то другое, но Вика не выходит из головы. Ведь так у нее все было замечательно. И на тебе, эта ужасная авария. Главное, миг какой-то, доля секунды. И вот, пожалуйста, из молодой красивой женщины после сложнейших операций она превратилась в малого ребенка. Ничего не помнит, ничего не соображает. Памперсы, сиделки. Никому не пожелаешь.
Нашу задумчивость прерывает телефонный звонок. – Наверное, она, – прикрыв трубку рукой, говорит Наталья. И после короткой паузы: – Hallo, Werner! Wie gehts? – тяжело вздыхает, глядя на меня. – Na gut, gut! Вика, привет! Ну, как ты?
Слышимость очень хорошая, я слышу Викторию, как будто она сидит рядом с нами. Она говорит отрывисто, торопливо, но в остальном никогда не подумаешь, что человек не в себе. Вроде все разумно. Но это только для тех, кто не в курсе.
– Наталья, значит, я у тебя завтра буду в семь вечера. Ты успеешь с работы прийти? Ты уж, пожалуйста, поторопись. Вопросы серьезные, надо все обсудить.
– Вика, это невозможно, ты не сможешь приехать…
– Не волнуйся, – перебивает ее Виктория, – я уже все продумала. Я, конечно, еще слабая, передвигаюсь с трудом. Но Вернер отвезет меня на машине. С врачами, я думаю, тоже договорюсь.
– Вика, ты просто забыла, я же в Москве, а ты во Франкфурте.
– Во Франкфурте? – на минуту Вика задумывается и продолжает говорить уже не так уверенно: – Да, наверное, я действительно что-то не помню, но это не страшно. – Опять появляется безапелляционный тон. – Мы живем в цивилизованном мире. И, слава богу, летают самолеты. Вернер, когда самолет на Москву? Иди и срочно купи билеты. В Москве мы должны быть не позднее завтрашнего дня. Думаю, к обеду будет нормально.
– Вика, у Вернера нет визы. Мы же вчера с тобой все обсудили. Ты обязательно приедешь, но не завтра, а, к примеру, через месяц. Вернер как раз подаст документы на визу, в посольстве всю информацию обработают. Ну, пожалуйста, не плачь. Вот увидишь, все будет хорошо. И ты приедешь, и мы решим все вопросы… Gut. Werner, gut. Aufwiederhoren.
Наталья прощается с Вернером. Мы с минуту смотрим друг на друга. Я нарушаю молчание первая:
– А сколько времени прошло после аварии?
– Вчера два месяца было. Нет, ну она, конечно, сама виновата, что говорить. Решила развернуться через две сплошные. Ее машина просто всмятку была. И у Вики еще долго состояние пограничное было, не то выживет, не то нет. Вернер, разумеется, с ней возится. Ему не позавидуешь. Она же вообще ничего не соображает. В памяти провал. Она вернулась лет на десять назад. И прошедшие десять лет не помнит.
– А у тебя не создалось впечатления, что она это специально сделала? Ты же в последнее время всю дорогу говорила, что Вика тебе как-то не нравится?
– Я об этом, Лен, думала. Ну конечно, думала. Нет, нет, все-таки нет. Не может быть. Хотя… – Наташа тяжело вздыхает.
Именно десять лет назад я впервые увидела Вику. Моя подруга Наташа какое-то время с ней вместе работала, и, как это бывает, мы познакомились, обе придя к Наташе в гости. Виктория сразу поразила меня своей нестандартной внешностью. Высокая, с прекрасной фигурой. Нет, не красавица, но яркая, запоминающаяся, с очень интересной манерой в разговоре растягивать слова. Это добавляло ей какой-то томности и шарма. И хотелось ее слушать и слушать. Виктория приехала из Азербайджана. Она была абсолютно русской девушкой, из семьи военных. Но прожила в Баку долго. То ли от природы она была смуглой, то ли от южного солнца, но что-то в ней было такое, восточное. И потому притягательное. Может, правда, только мне так казалось. Потому что с личной жизнью у нее все не клеилось.
Вообще я заметила, что женская красота – это вопрос достаточно спорный. Особенно, когда спорят об этом мужчина и женщина. Мнения не всегда совпадают. Или часто совсем не совпадают. Вот если я беру на работу девушку, я всегда обращаю внимание на ее внешние данные. И как правило, беру ту, которую считаю симпатичной. Потом выясняется, что нравится она мне одной. А мужчины с нашей работы ничего привлекательного в ней найти не могут. Почему? Непонятно.
Что касается Вики, то здесь тем более вопрос неоднозначный. Все-таки она не москвичка. И понятно, что потенциальных кавалеров это охлаждало сразу. Во всяком случае многих. Потому что с ней сразу начиналось много проблем. Квартиры нет, снимает, долго жила теперь уже в другой стране. Прописка, гражданство и так далее. Иногда в наше время слово «любовь» отходит на очень далекий план. И сначала все-таки идет трезвый расчет. Ну да, девушка хорошая. Ну да, красивая, ну да, умная. Но таких много и с московской пропиской, и с московской квартирой. И не обремененных проблемами родственников, оставшихся в Азербайджане.
И еще на Вике была печать человека, хлебнувшего всего в этой жизни. Вот я даже про нее еще ничего не знала, но как-то сразу было понятно, что с ней все непросто. Есть же девушки, порхающие по жизни. При папе, при маме, при деньгах. Лучезарные, светящиеся. В Вике не было ни лучезарности, ни внутреннего света. Была постоянная сосредоточенность. Наверное, это тоже мужиков отталкивало. Всем в отношениях хочется легкости. Непринужденности. А Вика пережила войну, бежала из Баку. Усталость от этого знания темных сторон жизни, от чувства страха, что это может повториться, засело в ней так накрепко, что ставило всегда стену между ней и потенциальным кавалером.
Через какое-то время я встретилась с Викой уже в рабочей обстановке. Я после длительного перерыва должна была лететь в Германию. Очень нервничала, что и как. Вика работала в то время в офисе «Люфтганза». Решив на себе не экономить, я приехала к ней покупать авиабилеты. В холл ко мне вышла все та же Виктория, к которой я привыкла. Очень холеная, красивая, уверенная в себе, хорошо и со вкусом одетая. Но грусть из глаз не ушла. На мое замечание, что-де у нее наконец-то все устраивается, и офис хороший, и зарплата приличная, она опять долго рассказывала про Баку, про то, как было непереносимо, о том, как страшно болела мама, а в больнице не было даже бинтов. И как она ничем не могла помочь. И так и не смогла помочь. И мамы не стало. Как тяжело она выбиралась сюда. И как здесь все непросто. И на работе отношение все-таки, как к приезжей. И за квартиру нужно платить прилично.
– Вик, ну так не бывает. Обязательно наступит следующий период. Ты же понимаешь, за черной полосой всегда наступает белая. Всегда! А ты уже перенесла столько, что эта полоса у тебя будет не просто белая, она будет с перламутровым отливом. Вот увидишь. Но только выше нос. И блеска в глазах добавь! Что у тебя с кавалерами?
– Лена, о чем ты говоришь? Какие кавалеры? Мне кажется, они от меня за версту шарахаются.
– И будут шарахаться! Ты же ни про что позитивное не говоришь!
– А если позитивного-то нет? Вот сейчас наконец папу удалось перевезти. Никак не могу гражданство ему получить. Вот ходим, доказываем, что он родом из Костромской области. Дела нет никому. Все ждут взятки. А я на такую еще не накопила.
– Но ведь жизнь продолжается? Ну улыбнись! У тебя такая шикарная улыбка!
Вика улыбнулась:
– А ты знаешь, есть ведь хорошее. Через месяц на десять дней еду отдыхать в Кению. На работе премировали, как достойного сотрудника. Во всяком случае отосплюсь!
– А может, это шанс?!!
– Ты что, там одни туземцы и львы.
– Туземцы тоже люди, только черные.
– Но мы же ждем белой полосы! Так что, наверное, она начнется не в Кении.
Вика спустилась в бар, как всегда, уже ближе к одиннадцати. Заканчивался ее четвертый день пребывания в африканской стране. Как ни странно, все было хорошо. И первое, что было хорошо – все было абсолютно другое. Новое, непривычное, и на это нужно было переключиться. То есть хочешь не хочешь. И это помогло на время обо всем забыть. Жара и потрясающие яркие краски. Они были во всем – в природе, в костюмах местных жителей, в интерьерах, в блюдах местной кухни. Виктория вдруг поняла, что во всем этом многоцветий она выглядит белой вороной. Ее уже давняя привычка одеваться строго и чопорно совсем не подходила к этой немного легкомысленной стране. Боже, как долго ей не приходило в голову, что можно пойти в магазин и накупить себе чего-нибудь яркого. А здесь появилось прямо-таки непреодолимое желание немедленно что-нибудь этакое приобрести и срочно переодеться. Были куплены яркие шорты, куча маек, белый купальник, короткое цветастое платье из марлевки и, главное, роскошная шляпа из соломки с огромными полями и красной лентой вокруг тульи. Шляпа была сразу надета, и под этими полями грусть из лица начала куда-то исчезать сама собой. А ведь действительно море, а ведь действительно солнце! А воздух? А запахи?
Гиды сразу взяли Викторию в оборот. Она в первый же день съездила на экскурсию в Найроби, на следующий день – в национальный заповедник, посмотреть на диких животных. Все свободное время валялась на пляже, много читала. Единственным минусом было то, что не с кем было общаться. В отеле русские были, и на экскурсии ездили вместе. Но контакта как-то не получалось.
