Александр Снегирёв - Я намерен хорошо провести этот вечер
Вместо того чтобы сетовать на судьбу, приезжий стал присматриваться к зарождающемуся рынку ценных бумаг и даже написал несколько статей экономического характера. Статьи заметили в уважаемом печатном издании и предложили сотрудничество. Еженедельный анализ роста и падения акций, котировок валют и цен на сырьё кормил банкира, супругу и растущий организм дочери вполне сносно, но неопределенность судьбы газетного обозревателя тяготила. Супруга выражала недовольство бытом съемных квартир, сколиоз дочери требовал консультаций дорогостоящих врачей. Колеблющийся аналитик отчаянно озирался.
Упорство его было вознаграждено. Вследствие постепенного упорядочивания отечественного финансового хаоса один крупный европейский банк вышел на здешний рынок. Несколько лет присматривались, окопавшись в офисе-представительстве, и вдруг поняли: пора. Во всех крупных городах пресловутой европейской части государства началась подготовка к открытию отделений для частных клиентов. Потребовались новые специалисты, и тут-то наш герой и стал собственно банкиром – женатый мужчина, отец дочери-первоклассницы, автор толковой аналитики получил должность в отделе ипотечного кредитования.
Новоиспеченный банкир обзавелся тремя подобающими костюмными парами: двумя темными – для осени, зимы и весны и одной светлой – для лета. Купил ботинки для холодного времени года и туфли для теплого. Портфель для деловых бумаг у него уже имелся – супруга подарила заранее в качестве намека на необходимость перемен, а возможно, предчувствуя их. На своем новом поприще он скоро преуспел, и регулярное жалованье позволило арендовать двухкомнатную квартиру в одном из центральных кварталов, чрезвычайно востребованных у ценителей жилья с так называемой «атмосферой». Все шесть переулков в том квартале возле пруда пользовались высоким спросом, но каждый имел еще и собственную армию почитателей. Банкир знал точно, какой именно дом нужен ему. Восьмиэтажный в два подъезда. Дом был крепок и красив своим толковым, без излишеств устройством, окнами смотрел на прямоугольную чашу пруда. Но не это определило выбор банкира. Весь первый этаж дома занимал магазин мебели и различных предметов уюта. Банкир заходил в этот магазин и разглядывал пузатые, с замысловатыми латунными накладками французские комоды, фламандские стулья из серого дуба с точеными ножками, расписные туалетные столики из Италии, мраморные камины из южных американских штатов, но не эти, безусловно, замечательные объекты пленили его сердце. Они служили лишь прелюдией, поводом для томительного ожидания встречи с главным. Прогулявшись по магазину, банкир ступал за дверь, на тротуар, и, сдерживаясь, чтобы не броситься скорее вперед в такт разгоняющемуся сердцу, подходил к витрине.
За обширным цельным стеклом была обу– строена самая настоящая комната. Убрана она была со сдержанной элегантной и благородной роскошью, с той самой, к которой не подкопаешься, которая с одинаковой легкостью покоряет и неотесанных варваров, и заносчивых аристократов, и чопорных, непреклонных пуритан. Здесь было все: легкие занавески, кокетливо отодвинутые ровно настолько, чтобы распалить мечты, ковер, узором и пушистостью ворса сулящий усладу и глазу, и пяткам, кресло с дутыми подлокотниками, обещающее отдых телу. Сдержанный свет проникал сквозь замысловатые хрустальные загогулины, в кущах которых тлело пять двадцатипятиваттных свечей. Центром этой вселенной была кровать с высокой спинкой и четырьмя витыми столбиками по углам. Просторы кровати укрывало одеяло из шиншилловых шкурок, по которому были игриво разбросаны плюшевые подушки. Весь этот ансамбль из ткани, меха, дерева и хрусталя волновал и обещал такое счастье, которое, если однажды испытаешь, уже навсегда с тобой.
Когда семейство переехало, банкир ничего жене о кровати не говорил. Ходили с ней мимо витрины, невзначай задерживаясь, но супруга оставалась слепа. Это лишь подтверждало уже прочно разместившуюся в нем мысль, что они с ней совсем не родственные души.
Охваченный тайными грезами, он однажды набрался смелости и весьма даже развязно поинтересовался стоимостью своей ненаглядной. Цифра, вычитанная любезной продавщицей из каталога, включала в себя доставку и сборку, но сама по себе оказалась неподъемной. Изрядно и даже избыточно улыбаясь, чтобы скрыть отчаяние, он стал как бы прикидывать в уме резонность сделки, сказал, что посоветуется с домашними, и некоторое время проходил мимо витрины, не поворачивая головы.
Вопреки этим разочарованиям дела шли в гору. Теперь банкир мог баловать супругу и дочь каникулами в Европе и не смотреть на цены в меню, когда выбирал в ресторане блюдо. Последнее было его мечтой с детства, ступенью, которую давно хотел оставить позади.
Одобряя или, напротив, блокируя выдачу кредита, банкир наслаждался собственными полномочиями. Просители и подчиненные за редким исключением напоминали чуткий сенсорный экран, отзывающийся на любые, даже на едва заметные его мановения. Бывало, к нему приходили знаменитости. С одним артистом, известным ролями положительных героев, банкир и вовсе стал приятельство– вать.
Случилось это так. Артист, не снимавший во время первого разговора с банкиром темных очков, что объяснялось не столько нежеланием быть узнанным, сколько заплывшими глазами – результатом ночных злоупотреблений, так вот, артист этот, пребывающий в начале встречи в дурном настроении, неожиданно к банкиру проникся. То ли стакан прохладного морса, предложенный банкиром и оказавшийся весьма кстати, то ли крепкая фигура самого финансиста и его простая, неподобострастная манера общаться, а может быть, его способность уместно и неглупо пошутить – одним словом, все это вызвавало у артиста симпатию. Он снял очки и, принеся извинения за внешний вид, спросил, где бы сам банкир выбрал квартиру, будь у него такая необходи– мость.
– В моем доме, – не моргнув глазом, ответил тот. – Соседняя четырехкомнатная как раз продается.
Это было сущей правдой. Хозяйка упомянутой квартиры, много лет проживающая в Евросоюзе, до недавних пор сдавала свою недвижимость молодой паре: она переводчица из местных, он высокооплачиваемый иностранный консультант. Теперь же заоблачные цены на квадратный метр подсказали хозяйке, что пора продавать, потому что долго такое продолжаться не может. Переводчице и консультанту велели съезжать, а квартиру выставили на рынок. Банкир даже ходил ее смотреть. Уютные спальни, просторная гостиная с видом на верхушки деревьев, за которыми – прямоугольник пруда, удобная кухня, ванная с окном.
Позволить себе все это банкир, однако, не мог, как не мог позволить кровать с витрины. Зато он так увлеченно рассказывал, так ярко описывал плюсы модного, набирающего обороты района, что актер в тот же день связался с агентом, а на следующий внес аванс и оформил кредит на пять лет под двадцать процентов.
Следующие полгода банкирское семейство страдало от зуда дрелей и воя болгарок. Пол на этаже то и дело покрывался цементной пылью, которая липла к подметкам и проникала в их тесный коридорчик. Лифт ломался от перегрузок, а похожий на половинку старомодного танка огромный контейнер для осколков кирпича и обломков перегородок ставили так близко к парадной двери, что протиснуться, не перепачкавшись, не удавалось.
В один прекрасный день страдания семейства были вознаграждены. Грохот и вой ремонта сменился шумом новоселья, и банкир с семейством оказались в числе приглашенных. В назначенный час банкир, одетый в розовое, подобающее, как ему казалось, поло и выходные джинсы, с бутылкой итальянского вина в руке, сопровождаемый супругой в блестящем синтетическом платье и дочерью в балахоне, скрывающем сколиоз, вышел из своей двери, чтобы позвонить в соседнюю. Звонить не пришлось – новая дверь благородного цвета тропического дерева была приоткрыта. Не успел банкир со своими дамами пройти внутрь, как из подошедшего лифта вывалился мужчина в шортах и шлепанцах на босу ногу, а следом за ним две девицы, обе достойные самой горячей похвалы. Стуча каблуками и шаркая шлепанцами, один из которых слетел, был нащупан пальцами ноги и надет обратно, троица эта пролезла в распахнутую банкиром дверь. Причем одна из девиц, брюнетка, в которой супруга банкира опознала ведущую утреннего телешоу, так вот, эта девица сказала банкиру «спасибо» и самым прелюбезным образом улыбнулась ему своими отрихтованными губами.
Внутри царили гвалт и веселье. И ароматы слышались волнующие и, кажется, незаконные. На перепланированных просторах, застекленных двойными стеклопакетами в деревянных переплетах, на глади выровненного пола, среди отшлифованных и выкрашенных стен пританцовывали, переступали, заплетались и выделывали совершенно немыслимые выкрутасы многочисленные ноги в новых туфлях и стоптанных ботинках, на двадцатисантиметровых шпильках и на подошвах совершенно плоских. Хозяин и вовсе встречал гостей босиком.
