Владимир Качан - Опять ягодка (сборник)
– Подождите, – вновь обратился он к старухе, не зная, что еще предпринять, – дайте ваш телефон, я заплачу, я хочу заплатить.
– Пшшел вон! – прошипела Кася и, закрывая дверцу, опять с выражением произнесла: – Каз-з-зелл!
Машина умчалась в сторону Риги, но Семен, сам не зная почему, – так, автоматически, на всякий случай – запомнил ее номер.
Глава 18
Кася+Сема=?
Бывшая Кася Поросенкова, и нынешняя старуха Екатерина Ивановна Федосеева, все последние годы не общалась практически ни с кем. Контакт поддерживала только с одной соседкой – Галиной Владимировной, живущей в двухкомнатной квартире на той же лестничной площадке, да и то только потому, что та никогда не навязывалась и не доставала. Общались они только по инициативе Каси, то есть когда Касе вздумается. Галя тоже жила одна, тоже потеряла мужа несколько лет тому назад и тоже любила поэзию Серебряного века и портвейн.
Кася после ухода Мариса отчего-то страстно полюбила поэзию, отрастила себе челку, как у Марины Цветаевой, курила сигареты с длинным мундштуком и готова была порвать любого, кто скажет хоть слово против И. Бродского. Теперь ей казалось, что важнее литературы ничего нет на свете – ну, разве что еще прогулки у моря.
В общем, совсем недурно – море, литература и одиночество. Челка, желтоватое лицо, язвительные высказывания в адрес телепрограмм – вслух, самой себе. И чтобы смыть позор после очередного просмотра – выключить телевизор в сопровождении изысканного мата и быстро схватить книгу стихов Бродского. Он был для нее богом. И всякого мужчину, кто встречался на ее пути, с которым что-то интересное намечалось, завязывалось, она начинала сравнивать (по интеллекту, уму и таланту) с Бродским. Она полагала, что если мужчина будет хотя бы чуть-чуть приближаться к ее кумиру, то лишь тогда с ним можно попробовать и постель. Надо ли говорить, что каждый мужчина такое заочное соревнование проигрывал. Ну а простой секс животного происхождения, только для здоровья, Кася теперь презирала. И… оставалась одна. Вот Бродскому она бы сегодня отдалась. Со всей накопленной страстью. Но сам Бродский давно спит вечным сном в Венеции, а аналогов, хотя бы приблизительно равных, нет и не будет. И Кася уже смирилась с мыслью о том, что свои дни она кончит в одинокой квартире с томиком любимых стихов, выпадающим из ее слабеющих рук.
Дорожно-транспортное происшествие на несколько дней прервало размеренное, обычное течение жизни. Водитель доставил ее к дому, но заметил, что она не может вылезти из машины от боли. Тогда он помог ей и довел до квартиры. На шум вышла Галя, заохала, подхватила Касю за талию и помогла доковылять до постели.
– Врача вызвать? – спросила Галя, узнав, что произошло.
– Не надо, само пройдет, – самонадеянно простонала Кася и попросила только дать ей что-нибудь болеутоляющее.
Но на следующее утро боль не прошла, а только усилилась. Дышать было очень больно. Пришлось позвонить соседке и попросить довезти до больницы. Там выяснилось, что у Каси небольшое сотрясение мозга и перелом двух ребер, от того-то и было больно дышать. И тогда на несколько дней ее оставили в больнице.
А вечером того же дня в больницу заявились Семен с Нелькой и с цветами для пострадавшей. Он по номеру машины разыскал водителя, тот указал адрес, Семен приехал туда, дома никого не застал, догадался позвонить в соседнюю дверь, и Галина Владимировна сообщила – в какой больнице и в каком отделении лежит сбитая гражданка. Все, как видите, очень просто. И при известном желании, усидчивости и деньгах для водителя – все можно узнать.
Когда Семен, оставив Нельку в коридоре, вошел в палату, Кася скривилась и отвернулась.
– Здравствуйте, – сказал Семен и некстати спросил. – Вы меня узнаете?
– Чего тебе? – пробурчала Кася и неинтеллигентно добавила, – мотогонщик хренов.
Семен внутренне не согласился с таким определением, ведь он не один был виноват, она ведь сама вышла на проезжую часть. Но возражать не стал, решив, что это сейчас не продуктивно.
– Чего ты явился? – злобно спросила Кася, повернув к нему лицо.
– Извиниться, – робко промямлил Сема и протянул цветы. Бабка не взяла.
– Не извиняю я тебя. Вот теперь лечиться должна. А на кой мне черт! У меня дела стоят! – гневно говорила Кася, хотя в последний раз у нее были дела лет пять назад, да и то – в ресторане.
– Я заплачу, – предложил Семен.
– Да на кой хрен мне твои деньги! – сразу и бесповоротно отвергла его попытку Кася. – В суде будешь извиняться. Я на тебя в суд подам! Давай свои данные, запиши, тебя вызовут.
Она его пугала от злости, хотя подлинных намерений судиться у нее и не было вовсе. И, надо сказать, Семен испугался. Испугался, что его, гражданина чужой страны, тут затаскают по судам, а доказать, что он не виноват в ДТП, он не сможет, свидетелей-то не было. Старик – не в счет, его не найдешь. Ворона – тем более. И денег таких, чтобы судиться, на адвоката и т. д. – у него тоже не было. А был только конверт с тысячей евро, который он заранее приготовил, чтобы как-то уладить это дело.
Словом, испуганный Семен, сказав на прощание: «Зря вы так» – и быстро положив на тумбочку конверт, попятился и, глядя в торжествующую улыбку на лице старухи Федосеевой, зачем-то сказал: «До свидания».
– Вот именно, милый! – услышал он крик вслед за собой, – именно что до свидания! В суде! Тебя найдут, слышишь, казз-ел! Тебя все равно найдут! Не убежишь! – летели уже ему в спину из-под чёлки угрозы желтолицей тетки.
Прошло несколько месяцев. Происшествие забылось. Жизнь Семена потекла по-прежнему. Только лучше. Ему с Нелькой было очень хорошо. И ей с ним тоже. И вдруг Семен получил вызов в Москву. Он давно уже забыл и думать о том, что отправил в ТВ-передачу «Найти человека» запрос. Он, ни на что, впрочем, не надеясь, попросил в письме попробовать отыскать его родителей. Он детдомовец, но ведь родители были! И вдруг получится. О письме своем он уже успел позабыть, а тут вот на тебе, вызов. Тогда-то, такого-то числа приехать, чтобы участвовать в программе «Найти человека».
«Неужели?» – подумал Семен, и сердце его затрепыхалось в грудной клетке и стало биться часто-часто.
Нелька сказала:
– Я поеду с тобой. Вдруг тебе там плохо станет.
И чем ближе была назначенная встреча, тем сильнее он волновался. Уже начал даже пить успокоительное: ну как же, вдруг он, сирота без роду и племени, обретет родителей! Заволнуешься тут!
И вот студия, софиты, жара, сострадательные лица. Перед эфиром Семену не сказали ничего – хоть он и пытался узнать – из того, что его ждет. Наконец дошла очередь и до него. И ведущий торжественно произнес:
– По вашему письму, Семен Исаакович, мы нашли вашу маму. И сегодня она здесь, она приехала к нам в студию. – Ведущий показал рукой в сторону и возвысил голос. Получилось, как объявление антре шпрехшталмейстером в цирке: – Екатерина Ивановна Федосеева!
И вошла она. Та, которую он сшиб на скутере в Юрмале. Для них обоих это был настоящий шок. На передаче небось ждали, что они кинутся друг другу в объятия и оросят слезами весь эфир. Не тут-то было! Они долго молчали, глядя друг на друга. И все в студии замерли в ожидании развязки.
– Ах, это ты, мотогонщик, – вполголоса, словно про себя, произнесла Федосеева и вновь замолчала.
Ну, так уж получилось, что историческая родина наших двух героев оказалась общей. Они не должны были встретиться никогда. Но судьба, хочешь не хочешь, распоряжается по-своему и подчас – очень неожиданно. Кася подкинула ребенка в голубом одеяльце к магазину, а на бумажке, засунутой в сверток, написала: Семен Исаакович Бестужев. Как ей казалось – для прикола, для смеха выдумала ребенку несочетаемые имя, отчество и фамилию. И постаралась, чтобы выглядело смешно. Ну, для прикола, вы ж понимаете… Она, как ей казалось в тот момент, простилась с нежеланным ребенком навсегда. Однако он рос и вырос в той же Сызрани, в которой они не встретились ни разу, да и не могли встретиться, потому что она сразу уехала в Ригу. Но рок через годы вновь свел их на приморском шоссе. Рок или кое-что повыше и поважнее… Скорее всего так… Судьба или, того хуже – случайность, – это слишком мелко для такого поворота. А вот Божий промысел, – это больше похоже на правду, даже если встреча кончится плачевно. Даже если так, значит, так надо. Или по-другому – «так им и надо».
Итак, они продолжали смотреть друг на друга. Семен медленно встал. Студия затаила дыхание. Потом Кася сказала, прямо и враждебно глядя в запотевшие от волнения очки Семена:
– Я тебя сейчас во второй раз брошу…
– Мама, – задыхаясь, произнес Семен.
– Сыно-о-ок, – ответила старуха Федосеева, наполнив это слово максимальным сарказмом. И кинулась вон из зала.
Спасибо, был не прямой эфир, а запись, а то этот эпизод дезавуировал бы весь смысл передачи, которая строилась на трогательности встреч, на долгожданных воссоединениях любящих людей. Собравшейся публике тем не менее показалось, что драматическое свидание матери с сыном – еще не конец. Они в течение эпизода видели: что-то идет не так, не по сценарию, но все равно всем показалось, что эта встреча у них – не последняя.
