Лариса Райт - Всегда бывает первый раз (сборник)
Натка была права. Андрей, поначалу расстроившийся и объявивший, что их с Валеркой решили уморить голодом, потому что порцией «на зубок» наесться нельзя, сразу зарядился атмосферой общего веселья и беззаботности, которая царила внутри заведения. Он заказал практически все меню и с восторгом наблюдал за тем, как официант снимает с подноса все новые и новые плошечки как с самыми простыми, так и с очень затейливыми закусками. Он потирал руки в предвкушении удовольствия, улыбался и, подражая посетителям ресторана, говорил что-то, чего Натка, сидящая напротив, не могла разобрать из-за всеобщего гула, которым был переполнен воздух. Валерка же выразил свой восторг одним словом:
– Круто!
И Натка, которая обычно одергивала сына за такие вот словечки-паразиты, промолчала. Зачем ругать человека за искреннюю похвалу, которую он отпустил, между прочим, в твой адрес?
Ниночка молчала, но молчание ее казалось вполне одобрительным, судя по тому, с каким выражением лица она рассматривала малюсенькие порции закусок, поправиться от которых было возможно только в том случае, если съесть их в десятикратном количестве и запить всем разнообразием имеющихся в местном погребе напитков.
– Что будете пить? – спросил официант, и Натка, предпочитающая белое вино, которое здесь дивно сочеталось бы и с рыбками, и с маслинами, и с морепродуктами, почему-то выпалила:
– Ла Сангрия.
Официант одобрительно поднял вверх большой палец и удалился, предварительно записав в свой блокнот газировку для Валеры и бокал сидра для Нины, а Андрей переспросил:
– Сангрия? С каких пор?
Он имел полное право удивляться и даже негодовать. Если паэлью Натка обозвала пловом, то сангрия в тот вечер получила от нее наименование «компот с дурным к тому же названием».
– По-моему, – сказала она с кислым выражением лица, – пить нечто с названием кровь[25] неприятно. Будто ты и впрямь это делаешь.
– Многие «пьют чью-то кровь» и не испытывают угрызений совести, – резко ответил тогда Андрей, и Натка, поняв его намек, отреагировала так же остро:
– По крайней мере, они не добавляют в этот коктейль фрукты. Не пытаются подсластить.
Кувшин в тот вечер так и остался нетронутым, и теперь Натка хотела это исправить. Она призналась:
– Наверное, я тогда не распробовала.
Андрей принял непроизнесенные извинения и, как только графин с «компотом» оказался на столе, щедро наполнил бокал жены. Натка сделала большой глоток и улыбнулась:
– Вкусно.
– Ага, очень, – поддержал Валерка, отправляя в рот очередного кальмарчика. – Я хочу еще номер тьи, шемь и вошемнадцать, – объявил он с полным ртом о своих гастрономических желаниях (блюда в меню из-за его разнообразия шли под номерами, чтобы официантам было легче ничего не перепутать).
И Натка опять промолчала, хотя раньше не преминула бы заметить, что «с набитым ртом разговаривать неприлично». А когда официант оказался около их столика, она окликнула его и попросила:
– Numero tres, siete y dieciocho, por favor[26].
– Ма-а-ать! – ахнула Ниночка.
– Круто! – снова восхитился Валерка.
И только муж молчал, вопросительно приподняв брови. Череда Наткиных признаний продолжилась:
– Беру уроки испанского.
– Успешно, – одобрил муж, отправляя в рот кильку и поднимая бокал.
Они дружно чокнулись под сдержанное Ниночкино «Молодец» и восхищенное Валеркино «Гип-гип ура!».
Натка театрально кивнула, как народная артистка, собирающая на сцене заслуженные аплодисменты поклонников, и спросила, стараясь перекричать галдящих испанцев (задача практически невыполнимая, но ей удалось):
– Правда, знаток испанского привел вас в отличное место?
– Клевое! – Валерка.
– Интересное, – Ниночка.
– Видимо, знаток испанского претендует на то, чтобы стать знатоком Испании. – Это, конечно, Андрей. «О чем он? О том, что Натка проявляет интерес к испанским традициям, или о том, что ей известны какие-то ресторанчики в округе, о которых он – пленник машины и работы – не имеет ни малейшего представления? Ладно, выберем первый вариант».
– Пока осваиваю только Тоссу, но, как знать, возможно, войду во вкус и развернусь, – она произнесла это невозмутимо, глядя мужу прямо в глаза и стараясь убедить его в том, что волноваться не о чем.
Андрей и не волновался. Отправил в рот очередной кусочек чего-то маленького и сказал:
– Ну давай, знаток, докладывай, как переводится это самое тапас.
– Крышка, – с готовностью ответила Натка. – Уж это слово она посмотрела в словаре еще до начала своих занятий.
– Молодец! – кивнул Андрей. – А теперь валяй рассказывай, почему.
– Почему? – Валерка с набитым ртом.
– Правда, мамочка, почему? Мы столько раз рядом с колледжем перекусывали разными тапас, а я даже не догадалась спросить, отчего они так называются, – Ниночка вопросительно уставилась на Натку.
– Тапас. Крышка. Ну да. Называются они так потому, потому… – Натка беспомощно посмотрела на мужа и прокричала: – Ты расскажешь?
– С удовольствием. – Андрей махнул рукой, приглашая жену и детей склонить головы к центру стола, чтобы расслышать то, что он будет говорить: – В общем, есть довольно много разных вариантов происхождения этого названия. Мне особенно нравятся два. Самым разумным представляется тот, который гласит, что король Испании Альфонс X издал специальный указ, обязывающий трактирщиков на постоялых дворах подавать в нагрузку к выпивке хоть какую-то закуску. Сделал он это для того, чтобы путешественники, а особенно гонцы, кучеры и посланники, не слишком напивались. Стаканы с вином подавались накрытые крышками, на которых лежали небольшие закуски. Отсюда и название. Логичное, правда?
– Ага, – Валерка.
– А второй вариант? – Это Ниночка. Она дальновиднее и любопытнее брата и всегда спешит увидеть чуть больше, чем открывается ее взору.
– О! – Андрей одобрительно поднял палец. – Эта версия, конечно, менее вероятная, но очень красивая. Судите сами: однажды Сервантеса посадили в тюрьму…
– За что? – снова Ниночка. Не терпится ей прибежать впереди паровоза. Вроде большая уже и должна привыкнуть к тому, что папа, рассказывающий занимательную историю, задерживается обычно на всех остановках.
– Честно говоря, за что сеньор Мигель очутился в тюрьме в тот раз, я понятия не имею. Он там оказывался трижды: то в его отчетах, а работал он на государственной службе, заметили проявление халатности, то под окнами его дома нашли мертвое тело, то обнаружили еще какой-то повод посадить беднягу. Но суть дела не в этом, а в том, что господину писателю, как лично знакомому с королем, полагалось подносить стакан вина в день. В тюрьму его привозили из ближайшей харчевни по дороге, усеянной ямами и колдобинами. Половина вина проливалась, а другая собирала дорожную пыль и мошек. В общем, знаменитый узник был недоволен и грозил пожаловаться королю на недолжное исполнение его указов. Хозяин харчевни испугался и придумал накрывать вино кусочком сыра или ветчины, а уже сам писатель назвал это тапой и пустил название в народ. Ну как вам?
– Красиво, – кивнула Ниночка, – но нелогично. Зачем в тюрьму каждый день возить вино стаканами? Людей гонять, лошадей. Привез бутылку или бочку и наливай оттуда.
– А мне нравится. – Разве может Валерка согласиться с сестрой? – Наверное, в тюрьме не разрешалось хранить вино. Или мест подходящих не было. Вот открыли бутылку, а дальше что? Холодильников нет – вино скиснет.
– Можно подумать, в таком заведении, как тюрьма, не было погребов, да еще во времена Сервантеса, – Нина и не думала сдаваться. – К тому же кусок ветчины или сыра – не слишком надежная защита для того, чтобы вино не пролилось.
Валерка, подобно многим мужчинам, у которых кончились аргументы, повысил голос:
– Это у тебя не слишком надежная: руки – крюки, а если нести аккуратно…
Нина уже набрала в легкие воздуха, чтобы наградить братца каким-нибудь особенно изысканным эпитетом, но Андрей не позволил. Он склонился еще ближе к центру стола и прокричал в Наткино ухо:
– А ты что скажешь? В какую версию веришь?
А Натка не могла вымолвить ни слова. Она забыла обо всем на свете. Натка заслушалась, залюбовалась мужем. Андрей был таким, каким она его привыкла видеть, говорил то, что она привыкла слышать, и вел себя так, словно не было между ними месяцев отчуждения, теперь непонятного, необоснованного и уже очень далекого. У Натки перехватило дыхание. Щеки пылали, во рту пересохло. Но на нее выжидающе смотрели три пары глаз. Валеркины с вызовом: «Попробуй только не встань на мою сторону». Ниночкины снисходительно: «Даже если ты, мамочка, поддержишь братца, все равно я права». А глаза Андрея смотрели так, точно ее ответ сейчас мог решить судьбу огромной Вселенной.
С огромной Вселенной Натка, наверное, и не справилась бы, но их маленькую семейную планету была способна заставить вернуться на свою орбиту. Она разлепила губы и сказала, обращаясь к мужу:
