Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет
– Не все, конечно, – соглашалась директор. – А вы знаете, кто чей?
Здесь весь персонал опускал головы.
– И я про это же! Самое главное – ровное отношение ко всем без исключений! Никого не выделяя, никому не давая больше положенного!
В основной массе своей Будёну Матвеевну персонал слушал добросовестно, но особо добросовестно наставлений не исполнял почти никто, слава богу. Всё же жалели малышей женщины. Тридцатилетняя директриса детей сама не имела, попала на работу в сиротский дом не по призванию, а по велению комсомола.
Комсомол сказал: «Иди, Будёна, воспитывай!» И она пошла.
Сама Чигирь чувствовала обиду на союз молодежи за то, что не оценил он ее способностей на всесоюзном уровне, опустив руководить локальным районным объектом. Но Будёна была истинной комсомолкой, боролась с обидой, пытаясь ее искоренить в себе и тем самым доказать комсомолу и партии, что она достойна творить великие дела. Политически окрашенная женщина даже замуж не выходила, дабы иметь сосредоточение на деле, которым занималась без должной любви, но с истинным рвением. Конечно, ночами она поскуливала от накатывающих образов микеланджеловского Давида и роденовских парных скульптур, но довольствовалась своими руками да парниковыми огурцами, и то только летом, что касается овоща… Ее время придет позже, когда партия предложит ей свой билет, оценив по достоинству жертвенность Будёниного сердца!..
Почти все в яслях знали, что именем Будёна Чигирь отец наградил ее в честь Буденного. Вероятно, родитель мечтал о мальчике, но случилась девка, вот батя и напряг свой поэтический дар. Переложил фамилию конника на бабий именной лад.
Может быть, за то и расстреляли Чигиря – кто знает! Но что во всех анкетах Будёна с четырнадцати лет писала, что отца не имеет, это – факт.
А еще у Будёны росли над тонкой верхней губкой усики – черненькие, подходящие какому-нибудь молодому корнету из прошлого.
– Это от неутоления! – комментировали вполголоса сотрудницы яслей, у которых имелись мужья, выполняющие супружеский долг с нужной регулярностью.
Здесь за Будёну вступалась Валентина, рассказывая, что у нее тоже мужа нет, пока. И это ровным счетом ничего не значит!
– И у тебя усы вырастут, – предупреждали бабы.
– Да хоть борода! – не обижалась молодая.
Будёна свои усы не любила. Поначалу пыталась регулярно их сбривать, затем запудривая кожу. Но со временем волоски стали пробиваться более широким фронтом, пугая перспективой стать точно такими же, как и у персонажа, в чью честь она была названа. Бриться женщина бросила и решила осветлять поросль с помощью перекиси водорода. Получилась вовсе странная картина. Женщина с седыми усами…
Набралась Будёна мужества и бросила думать об усах. Растут себе и растут! Говорила всем, что армянка! И замуж выйдет только за армянина. Но потомки Давида Сасунского жили по большей степени в Армении, а в Москве их было немногочисленно. Либо на рынках торговали, либо высокие посты в государстве занимали. На рынке не возьмешь, а до государственных мужей не дорастешь!.. Потому – руки и огурцы…
Валентина вовсе не была похожа на квашеную капусту, как то определил Леонид.
Молодая женщина приходилась многим мужчинам по нраву. Особенно когда самцы узнавали, что она не крашеная блондинка, а истинно натуральная.
«И за что им более по нраву блондинки? – удивлялась Валентина. – Разве обустройство брюнеток другое? В толк не могу взять – почему?..»
Она, конечно, в свои годы не болела девственностью. У нее имелись постоянные мужчины, так как физиология требовала своего, да и душа просила защиты. Она не была распутной, их имелось всего двое, Кеша и Геша, но ни один, ни второй не удовлетворял ее полноценно, так, чтобы духовно и телесно. А вот оба, приходящих поочередно, когда Валентина их складывала в воображении, если бы их слить во единый организм… Вот тогда бы…
Но мама всегда ей говорила – «если бы да кабы, во рту выросли грибы!».
Валентина старательно вела свою личную жизнь, скрывая интимное наглухо, даже от подруг. И конечно, ухажеры и не ведали друг о друге, считая себя уникальными объектами ее любви.
Работала Валентина обычно в дневную смену, так что ночи, такие важные для молодых людей, у нее были полностью свободными. Одна ночь для Кеши, другая – для Геши.
Но случалось ей подменять в ночную смену кого-нибудь из захворавших нянечек. Тогда она, согнувшись, нога на ногу, сидела в коридорчике и читала какую-нибудь книжечку романтического содержания.
Почти все детишки спали крепенько, а оттого Валентина погружалась в чужие поэтические миры с головой, будто ныряла в морскую пучину. Любовь дореволюционная разжигала ее воображение, но в особенности из иностранной жизни любопытно было. Иногда эротично, но непонятно… Временами она забывала вынырнуть из чужой любовной истории и засыпала согбенно на стульчике, смотря во снах недочитанное продолжение.
Но с некоторых пор, если быть точнее, месяца четыре назад, в яслях произошло пополнение в лице новорожденного младенца по имени Леонид.
Мальчишка на вид был совершенно обычным, но характер свой заявил с самого начала. Все ему не нравилось в этом мире, а оттого он так часто орал, что выводил из себя почти весь персонал. Мальчишка просыпался ночами по пять раз и тотчас оповещал луну и звезды истошным криком, таким, что будил не только поселенцев яслей, но и, похоже, жителей окрестных домов.
– Замешайте в питание димедрол! – предложила Будёна Матвеевна как-то на производственном совещании. – Заснет как миленький! Видать, рожден от психических! Дальше посмотрим, а если что, переведем в специализированные ясли!
Валентина считала Будёну хоть и несчастной женщиной, но такие директорские размышления и указания поражали своей враждебной глупостью. Сама она не революционеркой рождена была, даже бунтаркой не воспиталась, старалась мягкой дипломатией все решать, а потому предлагала не спешить со снотворным, обещая, что постарается привести младенца в нормальное здоровье иными методами.
– Может, у него с животиком проблемы? – высказывала предположение Валентина. – Газики… Я ему клизмочки поставлю!..
– Ну, дерзай, – милостиво соглашалась Будёна. – У нас как раз Зыкина в декрет пошла. Она в декрет пошла, а ты в ночную походишь!
Сама напросилась, слегка корила себя Валентина. Как же теперь личная жизнь?
Но женщина долго не расстраивалась, рассудив, что интимная жизнь может случаться и днем. В этом даже есть своя прелесть!.. А мальчишечку надо выручать!
Как-то само собой вышло, что она стала называть своего подшефного истерика Ленчиком. Нравилось ей такое ласкательное от Леонида. Что-то разбойничье в этом – Ленчик!
– Ну что ты плачешь, Ленчик? – обращалась она к мальчишке с улыбкой.
«Оттого, что ты дышишь на меня мерзкой котлетой из столовой!» – пытался ответить Леонид, но получалось у него только – «Гы-ы!».
Валентину удивляли его глазенки – такие умные, столько глубины в них виделось бездонной, какое-то великое знание в них чудилось, и казалось, встреться ей мужчина с подобным взглядом, влюбилась бы без оглядки.
Но надо было признать очевидное, что почти все новорожденные дети, даже идиоты, обладали таким взглядом, как будто имели полное знание о мире. А может статься, и имели, но к моменту появления первого зуба знания сии стирались начисто…
– Кажется это, – говорили опытные нянечки. – Они видят-то еще плохо! А соображалка вовсе не включена!
– Да-да, – соглашалась Валентина.
Когда Ленчик, проснувшись ночью, начинал кричать, она спешила к нему, брала на руки, пытаясь укачать, но он обычно не спешил униматься, сучил ногами и старался заехать своей крохотной ступней ей в физиономию.
«И чего трясет меня, как умалишенная! – злился Леонид. – В космонавты готовит, что ли! Сейчас стошнит от этой тряски! Ишь, капуста цветная!»
Он не унимался, захлебываясь в рыданиях ей назло. Выводил рулады ора на немыслимые регистры. Тогда она укладывала подшефного на пеленальный столик и пыталась делать ему массаж животика по кругу, приговаривая:
– Сейчас газики отойдут, и наш Ленчик заснет!
Леонид действительно выдавал из кишечника порцию газов. Делал это старательно, по-взрослому.
Валентина убеждалась, что у ребенка не в порядке с кишками, крепит его, а потому старалась сделать все, чтобы облегчить детские страдания. Даже клизмочку ставила.
На десятую ночную смену Валентина решила, что устала чрезвычайно, так как услышала из младенческих уст отчетливое: «Дура!»
Даже спросила у Ленчика:
– Это ты сказал? – Затем посмеялась собственной глупости. – Ты бы спал лучше! – уговаривала она. – А то тебя димедролом накормят!.. Будёна, она такая – что решит, то сделает!
Услышав про димедрол, Леонид тотчас успокоился. Только снотворного ему не хватало. Наркоманить с пеленок!..
Он затих, просто лежал на руках у Валентины, смотрел на нее во все глаза, обдумывая свое несветлое будущее. Ничего радостного в нем Леонид Павлович Северцев не угадывал.
