Марина Белова - Злой рок Сейшельських островов
В принципе было все равно, но я решила начать с Ильи Кузьмича и потому спросила:
– Илья Кузьмич, не будете возражать, если сяду с вами?
Без особого восторга Коломиец согласился:
– Пожалуйста. Обычно все любят сидеть у окна.
– Я исключение, – улыбнулась я.
Мой расчет строился на том, что, когда после вступительного слова о достопримечательностях острова Мишель устанет и замолчит, я постараюсь завязать с Ильей Кузьмичом ни к чему не обязывающую дорожную беседу. Пенсионеры любят рассказывать о себе и о своей молодости. Причем мужчины в этом деле не отстают от женщин. Разница лишь в том, что если женщины в основном стрекочут о семье и детях, то мужчины вам поведают о своих трудовых подвигах.
Мне трудовые подвиги Коломийца были ни к чему, куда более интересно было бы послушать его мнение о происходящих в отеле трагедиях и, разумеется, убедить его быть осторожным во всех отношениях. Почему-то казалось, что судьба готовит нам еще сюрпризы.
– Вроде бы все собрались, – Мишель сверила количество присутствующих в автобусе со своим списком. – Что ж, начинаем экскурсию. Сейчас мы отправимся вдоль восточного побережья на самый юг острова. Начнем экскурсию с мастерской художника Майкла Адамса, а на обратном пути посетим Королевскую бухту и погуляем в Королевском саду.
Детям показалось, что их обманули, и они громко завопили:
– А деревня ремесленников? Деревню давай! Сувениры!
– Будет вам деревня. Деревня ремесленников – наша последняя остановка, – успокоила их Мишель.
– Так может, с нее и начнем?
– Нет, начнем с мастерской. Туда и ехать дольше, и она раньше закрывается.
– А нужна нам эта мастерская? – нагло спросил Санька. – Может, не будем мешать художнику? Или он уже того, мертвый классик?
– Майкл Адамс жив и, слава богу, здоров, – обиженно поджав губы ответила Мишель, как никак художник – национальная гордость Сейшел.
«Какие невоспитанные дети», – подумала я, чувствуя, как мое лицо заливается краской.
– Бойкие ребятишки. Ваши? – повернул ко мне свое лицо Илья Кузьмич.
– Мои, – призналась я и тут же стала их выгораживать. – Саша непременно хочет купить африканскую маску, такую как в одноименном фильме. А моя дочь просто помешена на бижутерии из дерева, семян… Короче, из всего натурального.
– А искусство, живопись их не интересует? – с укором спросил Коломиец.
– По возрасту, наверное, еще нет, – смущенно ответила я. Вспомнился недавний случай, когда я привезла Аню и Саньку в музей изобразительных искусств имени Пушкина. Стыдно признаться, но пробыли мы в музее ровно сорок пять минут, при этом успели посетить буфет. Да, живопись наших с Алиной деток за душу не берет. – Но я уверена, что они вырастут и созреют для понимания высокого искусства, – пообещала я Коломийцу.
– Это как воспитывать, – наставительно сказал мой собеседник. – Вы правильно сделали, что взяли их на экскурсию. Молодежь надо приобщать к высокому, доброму, вечному. Может, тогда они вырастут добрыми и чуткими людьми, у которых не поднимется рука на чужое имущество и на чужую жизнь.
– А я так дочь и воспитываю, – живо откликнулась я. – Не убий, не укради, не возжелай… Взять хотя бы последний случай в нашем отеле. Человек пострадал! И из-за чего? Из-за того, что кто-то пляж не поделил! Наверное, уже слышали, что скутер, на который сел Хрящев был поломан намеренно?
– Да? – кажется, Илья Кузьмич не был в курсе.
– Да-да, конкурент хозяина скутера поломал чужой скутер. Спросите, зачем? Затем, чтобы, у коллеги забрали лицензию. А он в это время будет катать отдыхающих на своих скутерах. Ловко?
– Ловко, – повторил за мной Коломиец и от себя добавил. – Да уж, не повезло Хрящеву. Оказался в ненужном месте в ненужное время.
– И не только ему не повезло, – вздохнула я. – А Бабенко, скажете, повезло? Или Кудрявцеву? А может, Коровину? Все это попахивает мистикой.
Коломиец взглянул на меня косо.
– Да нет, я к тому, что слишком много несчастных случаев в одной поездке, вы не считаете?
Илья Кузьмич лишь пожал плечами и отвернулся к окну, тем самым показывая, что не хочет продолжать начатый мной разговор. За окнами автобуса оставались живописные пустынные пляжи, прерываемые небольшими деревушки и частными вилами. Конечно, интересно было глазеть в окно, но я уже разошлась до такой степени, что стала размышлять вслух, бормоча себе под нос:
– Один поскользнулся, у другого сердце прихватило, третий спекся. Про Иванова я даже не вспоминаю, поскольку он еще жив. Что ни день, то несчастный случай. И ведь по большей части со смертельным исходом. А вдруг сердечный приступ у Кудрявцева спровоцирован? А Коровин? Мужчина в возрасте, неужели он не понимал, что лежать на солнцепеке опасно? Всю дорогу он пил из фляжки коньяк. Зачем? Почему? Нервы успокаивал? С чего бы? Его что-то тревожило? А вдруг ему в коньяк был подмешен яд? Но кто он такой, чтобы его хотели убить.
– О, этого человека хотели убить многие, – усмехнулся Коломиец. Оказывается, все это время он прислушивался к моему бормотанию.
– Его хотели убить многие? Было за что?
– Наверное, с чужой точки зрения – было. Николай Павлович работал прокурором, причем довольно долго.
– Ах, вот оно что. А вы его знали раньше?
– Сталкивался по службе.
– А можно поинтересоваться, кем вы работали?
– В свое время я был судьей, но это было давно, – как будто отрекаясь от прошлого, ответил Илья Кузьмич. – Так давно, что я и не помню. Я и Коровина с трудом вспомнил. Очень он изменился с тех пор. Ну да кто из нас не изменился. Все постарели, обрюзгли, волосы поседели, а у кого-то и вовсе выпали.
– Все – это кто? – осторожно спросила я.
– Ивана Петровича Кудрявцева я еще знал, – он сделал паузу, – пожалуй, и все.
– Скажите, Илья Кузьмич, а кто имел зуб на Коровина? Может, он обидел кого-то зря?
– Что значит «зря»? «Зря» это позиция осужденного, – хмыкнул Коломиец. – Когда человек идет за решетку он винит в этом всех и вся, но только не себя.
– Ну, понятно.
«В том, что вы еще на свободе, не ваша заслуга, а наше упущение, – припомнила я самодельный плакат в кабинете майора Воронкова. – Вот она – милицейская логика».
– А вообще выкиньте все это из головы, – посоветовал мне Коломиец. – Мне давно говорили, что Коровин любит заложить за воротник, почти совсем спился, а значит, и контроль над собой потерял.
– Как же он на путевку накопил, если он почти спился.
– Понятия не имею. Впрочем, кажется, ему сын подарил путевку – на день рождения.
– Хороший сын, – похвалила я отпрыска Коровина, – жаль только, что поездка неудачной получилась.
– Это точно. Стоило улетать за тысячу вест, чтобы со смертью встретиться. Но кому на роду написано в огне сгореть, тот в воде не утонет.
– И все равно, береженого бог бережет. Вы уж, Илья Кузьмич, себя поберегите.
– Страшно мне становится от ваших слов, – передернул плечами Коломиец. – А вы кем работаете? – вдруг поинтересовался он.
– Я? В данный момент – домохозяйка, – соврала я.
– То-то я гляжу, вам все интересно.
В словах Коломийца я услышала издевку и, обидевшись, замолчала.
Дорога резко повернула вправо, открывая перед нашими глазами вид на бухту изумительной красоты. Представьте себе семисотметровый пляж, который выгнут дугой, ровную полоску песка и ряд стройных кокосовых пальм.
– Бухта Интенданс, – прокомментировала Мишель. – Очень красивое место. Кстати, мы обогнули самую южную точку и теперь едем на север. Сейчас с левой стороны будет пляж Такамака с большим гранитным валуном на берегу, которому местные жители дали название Котел-гора. Валун, действительно, полый. Сверху видно, что вода в нем поднимается и опускается вместе с приливами и отливами. Еще два километра, и мы будем на месте, в бухте Голубых Кур. Откуда такое название? Каких только птиц не встретишь на Сейшелах! Если есть черный попугай, то почему не может быть голубых кур?
Автобус въехал во владения художника. Свое симпатичное шале он превратил в студию, арт-галерею и магазин, который могут посетить все желающие. Вряд ли, конечно, сам Майкл здесь живет и работает. Оговорюсь сразу, увидеть художника нам не удалось. Поскольку его мастерскую посещает ежедневно великое множество людей, то работать при таком скоплении народа просто невозможно, хотя изредка он все-таки здесь появляется. Но мы смогли познакомиться с его творчеством, зашли в магазин, в котором были выставлены на продажу яркие картины на шелке, акварели, открытки и авторские календари. Оригиналы не дешевы, но в качестве сувениров можно приобрести их репродукции. Что касается ценовой политики, то цены на работы Майкла Адамса колеблются от десяти Сейшельских рупий до восьми с половиной тысяч. Дорого это или дешево, судите сами. Я не удержалась и разорилась, купив три открытки: для себя, для Алины и для моей близкой родственницы, тетки мужа.
