Игорь Савельев - Zевс
И, главное, как раз так совпало (злой рок не может обойтись без совпадений), что именно в эти дни, замотанный (чем – дальше), Кирилл ей толком и не звонил. Так, эсэмэски на бегу. Ну, Яна и отвечала какими-то ничего не значащими эсэмэсками, в интонацию которых он, балда, даже толком и не вслушался.
Все как в плохом кино.
Она пришла в квартиру, увидела погром, чужие вещи, ничего не сказала, развернулась и ушла. А он даже не сразу все это узнал и заметил. Он только заметил на следующий день, что машины нет на том месте, на котором Яна ее оставляла, отбыв в Сибирь. Поначалу Кирилл озадачился. Стал вспоминать, соображать. Может, Яниным родителям зачем-то понадобилась их машина? Но они бы позвонили, зашли… Мысли про угон почему-то не было. Кому нужно такое чудо. Даже не встревоженный, а просто озадаченный Кирилл позвонил Яне:
– Слушай, ты будешь смеяться, но машины во дворе нет. Может, мама забрала?..
Он называл Янину маму «мамой» (и то, только за глаза, в разговорах с женой), видимо, потому, что его собственные родители были далеко, и в московских разговорах с женой так было проще: универсальные категории – не «твоя мама звонила», не «твой папа»… Отчима Яна называла папой…
– Я забрала машину.
Поначалу он просто ничего не понял. Вообще ничего.
– Ты в Москве?
Странный вопрос любимой жене, такой даже… неуместно светский. Еще бы: «Ты где остановилась?»
– У тебя… кто-то есть?
– В смысле? – не понял Кирилл.
– Другая женщина?..
С трудом разобравшись, в чем дело (в каких-то увиденных Яной чужих вещах: она была более чем немногословна, поясняя это, и приходилось тащить каждое слово клещами), Кирилл так удивился и испугался, что просто начал кричать. Вопить в трубку, как истеричка. «Да как ты могла подумать, да я никогда!..»
Это был шок.
Такая сторона Яны, такая модель поведения ему еще никогда не открывалась. Не было еще в их жизни таких ситуаций. Ну, в шутку она его ревновала, или как бы в шутку, но чтобы так, всегда разумная, взвешенная Яна… Молча спрятаться у подруги, затаиться на два дня, не зная, что дальше делать – или зная?.. Ведь выдавать свое присутствие в Москве Яна вообще-то не собиралась. Она просто прокололась с машиной.
Яна приехала домой через три часа после этого сумасшедшего разговора, и о «скандале» (так можно – только в кавычках) больше не вспоминали, но Кирилл остался изумленным непонятной ситуацией.
…А ведь это Леха все обращал в шалман.
В иное утро Кириллу казалось, что он с трудом встал с дивана, потом он действительно вставал: все утро орал, буквально разрывался телефон. Шатаясь (и он прямо-таки физически ощущал, как токсичен его выдох), Кирилл принялся бродить в поисках телефона. В другой комнате поперек кровати, одетый, спал Леха.
Бред, бред. Снился бред. Кирилл жадно, крупными глотками, как конь, пил кипяченую воду. А телефон, действительно, звонил. Здесь и сейчас, в реальности. Точнее, не здесь. Кирилл наконец-то нашел его – в туалете за бачком.
Татищев!
– Я заболел, очень плохо себя чувствую, если можно, я бы не хотел сегодня приходить… – бормотал Кирилл, запоздало испугавшись, что не прочистил горло, а впрочем, хриплым и хорошо. – Температура…
– Немедленно к генеральному! Тебя вызывают! Из приемной попросили сообщить, как только ты появишься!
Черт!
Такого, чтобы Кирилла прямо-таки вызывали к генеральному, не было еще никогда, и надо же было именно… Прежде всего надо было почистить зубы. Долго, как следует чистить. Не поможет. Не чувствуя запаха сам, Кирилл даже как будто белками глаз ощущал, как ядовито дыхание, и резко-мятная зубная паста лишь придавала этому режущей остроты. В груди хрипело. Еще и курил, припомнил он, выкашливая и выхаркивая из легких мокроту, густую, как стекловидное тело.
Он понимал, что времени нет совсем, но оттого его метания по квартире становились еще бестолковее. Он будто вспоминал все в обратном порядке. Надеть костюм?.. Где костюм?.. То остро, предательски захотелось есть – и бескомпромиссно, как ребенку; случайно подхваченными кусками хлеба забить это не удавалось. То не было ключей. То не просыпался Леха. Он только мычал недовольно на все попытки растолкать. Кирилл бежал из дома, как будто сюда ожидался ядерный удар, но только тогда он действовал бы куда хладнокровнее.
Улица освежила. Пока шагаешь к метро, можно начинать думать, ведь от тебя уже ничего не зависит. Можно думать, зачем ты понадобился начальству. «Начальство» было для Кирилла довольно абстрактным понятием, это не телевизионный менеджер Яны, который названивал и капал ей на мозги; у всех оно разное… Вот, например, шеф Леши, при всей внешней быковатости – он даже в телефон на звонки отвечал вместо «Алло» – «Внематочно», это как бы шутливый вариант «Внимательно», – так вот, при всей быдловатости, оказался добрейшим мужиком… Они же с ним и пили – вчера вечером, и ночью, и чуть ли уже не утром.
То была идея Лехи. Кирилл опять сопротивлялся, как мог. (Но Леха готов был водить его, кажется, по всем кругам ада.) Леха, грубовато набиваясь шефу в друзья – и это так же грубовато принималось как нормальное, – потащил Кирилла с собой в ресторан. Леша шел по московской жизни просто и радостно, как неразумный щенок – бежал вприпрыжку, виляя хвостом. Не существовало для него ни условностей, ни правил, ни полутонов. Ему просто хотелось, чтобы все его друзья были знакомы друг с другом, если не подружились тоже. Взгляд на мир незамутненный… Кирилл уговорился еще и потому, что тоже хотел втайне немного этой… незамутненности.
Чтобы просто и весело. Ну, как в студенчестве.
Увидев Лешиного шефа (к которому сам Леха лез едва ли не с объятиями и криками «Братан!») и его друзей, Кирилл скис, но ненадолго; здесь было по-простому – водка «Смолинка Сибири», «мясные тарелки» купеческого размаха и стоимости, густой флирт с официанткой. Кирилл, кстати, подумал, что ему впервые наливает водку женщина. Здесь было так заведено: чаще-то наполняли рюмки сами (ключевое слово – «чаще»), но если официантка была поблизости, то торопилась сама – «обновить»… Слегка повеселев, Кирилл приглядывался к Лехе, как тот бурно общается с «братаном», спорит о чем-то, смеется: что это?.. Глупость, над которой собеседники посмеиваются за спиной, или верная тактика?.. Наивность провинциальная или трезвый расчет?..
Причем Леха говорил действительно на равных: лесть не звучала даже близко. А еще Леха не чувствовал, что надо сворачивать спор, если шеф раздражается. Так, например, он уперся в убеждении: Москва не город-герой – и все. (Да, неисповедимы пути на дымном застолье.) Аргумент его выглядел довольно странно: Москву же фашисты не смогли захватить. Возражения не действовали. Даже Кирилл что-то слабо вякнул, что друг ошибается, но Леха, оставшись без поддержки, дрался только отчаяннее, как Д’Артаньян. В чьем-то мобильнике был Интернет, но заглючил. В итоге, родилось решение, достойное пьяного спора: ехать в Александровский сад проверять плиты с именами городов-героев.
Кирилл плохо помнил ту поездку. Странно, что их не повязали прямо там, а впрочем, Лехин «братан» смог бы договориться хоть с чертом. Плиты с надписью «Москва», действительно, не было. И этому не было никакого объяснения. Ее просто не было, и все. Леха хохотал, как колдун. Его могли бы сжечь прямо на вечном огне. «Как ты это сделал?» – смеясь тоже («Смолинка» порождала беспричинный смех), спрашивал Кирилл. «Не знаю, но теперь он нас до дома довезет, такое условие», – весело же отвечал Леха. И быковатый шеф, действительно, повез их до дома на «Хаммере»; накатили еще…
Разгадка колдовства отсутствовала как таковая.
Это казалось уже частью бредового сна.
– А Москва – город-герой?
– Конечно, – ответил Михалыч. Татищев ничего не сказал, но посмотрел поверх очков.
Кирилл вздохнул. Спасительная передышка, в виде пяти минут как бы налаживания дел (включил компьютер, переложил бумаги с места на место) прошла, и надо было шагать в неизвестность. Очередная жвачка and go.
Жизнь в приемной текла размеренно: в интерьере нежненько варьировался зеленый цвет (толсто рифленые обои под покраску, а на них, разной степени разбавленности, тона «зеленого яблока»). Оказалось, что ждет его не генеральный, а Чпония. Но – в кабинете генерального. Вопрос, а где же, собственно, сам хозяин, остался без ответа: секретарша, склонившись над бумагами, сделала вид, что не услышала… Или сочла оскорбительным… Она была презрительна и многозначительна, она поджимала губы, как все секретарши. Кирилл покорно замолчал, но на всякий случай – не удержался – обернулся на стену с мозаикой дипломов: все ли на месте?.. Бывало, что люди исчезали бесследно. Выметало все упоминания, оставляя зеленые голые пятна.
Неведомая смерть.
Когда-то давно, едва устроившись, Кирилл курил (тогда еще курил) на заднем дворе и наблюдал, как в тентовую «Газель» грузили бильярдный стол. Он даже не наблюдал и не задавался никакими вопросами, а просто надо было воткнуть куда-то взгляд. Бывший начальник взгляд этот увидел, подошел – хотя едва ли знал Кирилла, и зачем-то сказал, что «этот стол мне дарили, лично мне, на юбилей».
