Маша Трауб - Терпкий вкус тутовника
Маша в отличие от своего брата действительно была гениальной. И это тоже раздражало Лилю. Она чувствовала, что дочка очень далека от нее и очень близка бабушке. Да и Димочка не мог на нее нарадоваться. Вставал по ночам, читал книжки.
– Что ты ей читаешь? Она же ничего еще не понимает, – раздражалась Лиля.
– Пусть слушает.
Димочка даже взял у Екатерины Андреевны старый Аллин проигрыватель и пластинки и ставил сказки, на которых выросла Алла, для Маши.
Маратик искренне ненавидел сестру. Смеялся он только тогда, когда ему удавалось напугать Машу. Он совал ей в лицо игрушечную обезьянку и рычал. Маша заходилась плачем, Маратик хохотал.
Лиля считала, что сын страдает от того, что все внимание теперь переключилось на Машу, и потакала всем его просьбам. Совала в карман куртки то рубль, то трешку. Маратик спускал деньги на сигареты и жвачку.
Маша, как только научилась ходить, стала перетаскивать свои игрушки в бабушкину комнату и там возилась. Дина Матвеевна читала ей еврейские сказки, перетирала фруктовое пюре, варила кашки, показывала, как зажигать свечи на меноре. Маша хлопала в ладоши. «Наша девочка получилась, – говорила Дина Матвеевна сыну. – Только бы не испортилась. Или материнское бы не полезло».
Димочка приезжал к Екатерине Андреевне один.
– Не знаю, что делать. Лилька как с цепи сорвалась. На Машку все время орет и подзатыльники отвешивает. Ни за что ни про что. И с матерью моей не разговаривает. Говорит, что свекровь внучку против нее настраивает. Бред какой-то. А Машка к бабке так и льнет. Из ее комнаты не выходит.
– А что Маратик? – спрашивала Екатерина Андреевна.
– Девок водит. На этаж. Гулянки там устраивает – прямо на лестнице. Лилька ходит, всех разгоняет, да без толку.
– Поговори ты с ним…
– Разговаривал. Как об стену горох.
Алла запомнила Машу по одному моменту. Они с Екатериной Андреевной приехали в гости к Димочке – Маше исполнялось пять лет. Лиля устраивала семейный праздник.
– Машка, вытри со стола, – крикнула Лиля дочери и сунула ей в руки кусок капроновой колготки, заменявший тряпку.
Маша послушно поелозила по столу. Брезгливо посмотрела на грязный стол и вдруг спросила Аллу:
– А ты знаешь, что общего между гробом, зеркалом и яблоком?
– Нет, не знаю, – сказала Алла.
Маша вскинула руку, жест Дины Матвеевны, и дала разгадку:
– Это же сказка о мертвой царевне и семи богатырях.
– Машка, хватит трындеть, я тебе что сказала, – прикрикнула на дочь Лиля.
Маша опять стала елозить колготкой по столу.
Димочка позвонил Екатерине Андреевне рано утром.
– Что-то случилось? – спросила Екатерина Андреевна.
– Мама умерла, – сказал Димочка.
– Я сейчас приеду.
– Что случилось? – спросила Алла мать. Она собиралась в институт.
– Дина Матвеевна умерла. Поедешь со мной?
– Хорошо.
Они поймали машину и поехали к Димочке.
Они шли по дорожке к дому. Всего полгода прошло с первого Машиного юбилея. Они тогда тоже по этой дорожке шли. Вдруг Екатерина Андреевна остановилась около мусорного контейнера и схватила Аллу за руку.
– Тебе плохо? – спросила Алла.
Екатерина Андреевна протянула руку и показала в сторону контейнера. В нем, шуруя большой палкой, рылся бомж. Рядом стояла спитая женщина, тоже с палкой, и прикладывала на грязную куртку розовую комбинацию. Как будто прикидывала – ее размер или нет. Бомж подцепил палкой одну туфлю и бросил подруге. Та скинула сапог и влезла в туфлю. Так и стояла – одна нога в драном мужском сапоге, другая – в изящной туфельке на каблуке. Бомжиха опять приложила комбинацию и покрутила задом. Бомж заржал, перекинул ногу и скрылся в мусорке с головой.
– Это вещи Дины Матвеевны, – сказала Екатерина Андреевна и заплакала.
– Мама, ну с чего ты взяла? Может, чужое, не плачь, – уговаривала мать Алла.
– Лилька выбросила. – Екатерина Андреевна уже рыдала. – Как она могла?
– Мама, пойдем, пойдем.
У подъезда их ждал Димочка. Курил, прикуривая одну сигарету от другой.
– Ты это видела? – спросил он, показывая в сторону помойки.
– Это Дины Матвеевны?
Димочка кивнул. Они сели на лавочку перед подъездом. Алла стояла в сторонке.
– Как это случилось? – спросила Екатерина Андреевна.
Маша уже давно перебралась в бабушкину комнату. Рисовала за бабушкиным секретером, спала с ней на большой мягкой кровати.
В тот день Маратик, как обычно, где-то шлялся, Димочка с Лилей скандалили на кухне. Они в последнее время спокойно уже не могли разговаривать. Ругались все время. По любому поводу – Маратик, Машка, деньги, Дина Матвеевна, новый холодильник…
Маша вышла из комнаты, зашла на кухню, где ругались родители, и спокойно сказала:
– Бабушка умерла.
– Машка, марш в комнату. Мы разговариваем! – крикнула Лиля.
Лиля с Димочкой продолжали ругаться.
Маша постояла на пороге и пошла назад в комнату бабушки. Лиля с Димочкой зашли в комнату через два часа. Эти два часа Маша рисовала для мертвой бабушки рисунки, читала ей книжку.
– Мама, дай мне одеяло, бабушка замерзла. Ее нужно укрыть, – сказала спокойно Маша.
Димочка спустился на пол по косяку. Его мать лежала на кровати в окружении кукол. На пожилой женщине сидела черная с белым кошка. Маша рассадила у стены всех своих пластмассовых подружек. А кошку Маркизу, любимую мягкую игрушку, посадила бабушке на грудь. Лиля заголосила и потащила дочь из комнаты. Маша упиралась. Димочка так и сидел, обмякнув на дверном косяке.
Димочка докурил, они поднялись в квартиру. Лиля звонила – организовывала похороны, поминки, бегала из комнаты в комнату…
Машка сидела на стульчике в прихожей. Спину держала ровненько, как бабушка учила, руки на коленях сложила. На кухне Маратик пил чай. Как будто все происходящее его не касается.
– Бабушка всегда говорила, что умрет быстро. Чтобы мы не мучились, – сказала Маша Алле, когда та снимала обувь. – А я ее обидела. Очень, – продолжала Маша. – Она держала мое лицо в своих руках и хотела поцеловать, а я вырвалась. Сказала, что у нее руки страшные и плохо пахнут. А она мне сказала, что это запах старости. Она на меня сердится? – спросила Маша, и по ее щеке потекла слеза.
– Нет, не сердится, – сказала Алла и притулилась на стульчик рядом с Машей.
Машка легла ей на колени и горько заплакала. Как маленькая. Как маленькая испуганная девочка. Маша и была маленькой испуганной девочкой. Алла гладила ее по голове и говорила «ш-ш-ш».
На кухне сидели Димочка, Лиля и Екатерина Андреевна. Маратик оделся и ушел. Даже не поздоровался.
– Лиля, как ты могла? – выдавила Екатерина Андреевна.
– Что? Что я не так сделала?
– Зачем ты выбросила вещи Дины Матвеевны?
– А что на них смотреть теперь? Вечно вы всем недовольны. Я с ног сбилась – и похороны, и поминки на мне. А вам лишь бы страдать. Побегали бы с мое… И денег нет. Я откладывала – ремонт хотела сделать. А теперь какой ремонт? Все уйдет как в дыру.
Димочка вышел из кухни и пошел в комнату матери. Вышел с книгой и пакетом.
– Держи. – Он протянул книгу и пакет Алле.
Алла взяла книгу, большую, красивую, и прочла название: «Рецепты еврейской кухни».
– Спасибо. Только я не умею готовить, – сказала она.
– А ты не готовь. Книгу сохрани. И то, что в пакете. Потом Машке отдашь, когда она вырастет.
– А что там?
– Менора и мезуза.
– Хорошо, – сказала Алла.
На похоронах было немного людей. Пришли две пожилые дамы – давние подруги Дины Матвеевны, школьные друзья Димочки, которые помнили его мать, какие-то подруги Лили, которые Дину Матвеевну в глаза не видели. Был и скандал. Лиля заказала отпевание. Со священником и свечами. Чтобы было как у людей. Как положено.
Димочка увидел на лбу покойной матери бумажку с ликами святых, наклонился, поцеловал мать и снял бумажку.
– Моя мать никогда не была крещеной, – громко, на весь зал сказал он. – Она еврейка.
Священник покосился на Лилю, помолчал и тихо вышел.
Лиля прямо у гроба начала скандалить – про «людскую неблагодарность», «зря выброшенные деньги», «два дня беготни» и «еврейские штучки». Димочка морщился как от зубной боли.
Вдруг Алла почувствовала, что ее кто-то трогает за руку. Она повернулась – Маша. Бледная, худая. Маша улыбалась.
– Привет, – шепотом поздоровалась Алла.
– Привет, – ответила Маша, продолжая улыбаться. – Вот, держи. – Маша быстрым движением засунула Алле что-то в карман куртки.
– Это что?
– Бабушкины драгоценности. Я вытащила, пока мама не видела. – Маша сияла.
– А мне зачем?
– Сохрани. Потом мне отдашь, когда я вырасту. Ладно? Только маме моей не говори. Она отберет и выбросит на помойку. Как бабушкины платья. Только ты обязательно сохрани. Я, когда вырасту, найду тебя.
– А зачем меня искать?
