Дмитрий Данилов - Сидеть и смотреть. Серия наблюдений

Пока была Западная Сибирь, погода все время была пасмурная. Как только началась Восточная Сибирь, стало солнечно.

Опять трудности с описанием нереально прекрасной природы. Лесистые горы, а у их подножья течет хрустальный ручей. Да, вот прямо так. Что тут сказать. Даже как-то неловко.

Слева проплывает зеленая гора правильной конической формы.

Другая гора, неправильной, но красивой формы, покрытая травой и деревьями.

Промелькнул еще один хрустальный ручей.

Хочется умолкнуть и немотствовать. Наверное, так и надо сделать – до появления облезлых коричневых товарных вагонов, заброшенных железобетонных заводских корпусов или других объектов, подлежащих сколько-нибудь внятному описанию.

Остановочный пункт Шушун. Горы, сосны, симпатичный дачный поселок. Прямо Альпы какие-то.

И еще дачный поселок, и еще много симпатичных дачных поселков. И – да, горы.

А еще, как уже было сказано, солнце, и плюс ко всему еще и какие-то совершенно открыточные белые облака.

Да. В общем. Что тут сказать.

Через какое-то время природа несколько поумерила свою невыразимую прекрасность, стала как-то ровнее. Можно перевести дух.

Непосредственный сосед, соседство с которым началось еще в Екатеринбурге, деликатен и малоразговорчив.

Остановочный пункт Косогор. Избушки на косогоре, их стены невертикальны.

Скопление тоненьких березок с обрубленными ветвями. Или отсохшими. Наверное, березки чем-то заболели и умерли.

Остановочный пункт Наливная. Справа по ходу поезда два гигантских резервуара для веществ и скопление железнодорожных цистерн. Там наливают.

На станции Уяр стоит очень старая, но действующая электричка ЭР9П. У пристанционных домиков ощутимые проблемы с вертикальностью, они все куда-то сползают.

Почти сплошные березовые леса. Гор как таковых нет. Есть высокие холмы, овраги, низины.

Вдруг – огромные распаханные поля, на много километров. И опять березы.

Остается только написать что-нибудь о местной фауне. Дневник наблюдений за природой.

Переезд, дощатый бело-синий сарай с фирменным логотипом РЖД.

Стадо коров жрет траву у станции Заозерная.

Поезд постоял на станции Заозерная две минуты, да и поехал дальше.

Проведение нескольких часов во сне.

Около станции Решоты стоит одинокий короткий фрагмент так и не построенного железобетонного моста.

Перемещение времени еще на час вперед. Осталось еще два таких перемещения.

В лучах вечернего солнца здесь все выглядит идиллически. В том числе тихая станция Ключи, несмотря на некоторую перекошенность окружающих ее домиков.

Крупная станция Тайшет в идиллических лучах вечернего солнца. Старое кирпичное депо, поросшее деревцами. Старый деревянный вокзал с элементами модерна.

Еще из детства, из 70-х годов засело в голове словосочетание Абакан – Тайшет. Строили тогда такую железную дорогу.

Прибытие, стоянка две минуты, отправление.

На одном из путей стоит очень старая, но действующая электричка ЭР22. В Москве они были выведены из эксплуатации еще в 80-е годы. На борту электрички крупными буквами написано: «Изыскатель Константин Аристидович Стофато».

Локомотивное депо изобилует новыми красивыми локомотивами российского производства, невиданными в нашей средней полосе.

Наблюдение: в Европейской России электрички посовременнее, а локомотивы постарее, в Сибири наоборот.

Тайшет – важный железнодорожный узел, здесь происходит величественное смыкание линий.

Заброшенная лесопилка, горы беспорядочно наваленных досок и других деревяшек. От длительного воздействия дождей и ветров деревяшки приобрели стальной оттенок.

Еще несколько лесопилок, незаброшенных. Здесь много леса. Лес пилят – щепки летят.

Показались скалистые горы (в данном случае это не собственное имя). И, почти одновременно, рядом со станцией Алзамай показались руины промышленного предприятия, отчасти даже живописные в своей невообразимой уродливости.

Полковник в отставке продолжает практически непрерывно общаться со своими непосредственными соседями – женщиной средних лет (она едет в Читу) и мужичком монголоидной внешности Сережей (он едет неизвестно куда, он всю дорогу либо пьян, либо пребывает в похмелье; это он лежал позапрошлой ночью в проходе). Из то и дело доносящихся реплик полковника складывается впечатление, что он неплохой человек.

Прекрасная ажурная водонапорная башня на станции Замзор.

Из земли торчит невысокая кирпичная заводская труба. Рядом нет вообще ничего: ни заводского корпуса, ни его развалин, – ровным счетом ничего, только трава, вдали горы, и все. Заводская труба просто торчит из земли.

Стал слышен стук колес. Раньше рельсы были сварные (кажется, это так называется), и поезд шел практически бесшумно, а теперь слышен стук колес. Трудно сказать, когда это началось: может, в Тайшете, или в Красноярске.

Колеса стучат, и кажется, что на каждом четвертом ударе поезд тихо вздыхает.

Изящная водонапорная башня с элементами чуть ли не готики на станции Ук.

Справа по ходу поезда, на горизонте, былинные, эпические горы. Можно, конечно, назвать их сопками, но все же это горы, горы.

Горы!

И слева по ходу поезда появились горы.

Огромное новое, с иголочки, промышленное предприятие неизвестной направленности на подъезде к станции Нижнеудинск.

Прибытие на станцию Нижнеудинск. Здесь функцию мемориального локомотива выполняет грузовой электровоз ВЛ-10. Довольно странный выбор, как и ЧС2 на станции Барабинск. Электровозы ВЛ-10 по сей день массово используются в грузовых перевозках.

Вагон покидает один из его ветеранов, монголоидный Сережа. Он взвалил на плечи два баула и, похмельный, ушел в восточно-сибирскую неизвестность.

Соседнее нижнее боковое место занимает полная женщина, типаж – владелица сети ларьков, но, скорее, в хорошем смысле.

Отправление со станции Нижнеудинск.

Длинный грузовой состав, на платформах новенькие камуфлированые БТРы.

Мост через широкую реку Уда. Здесь все реки, даже неширокие, кажутся широкими.

Небо все никак не потемнеет, но кроме неба уже практически ничего не видно, и можно считать, что этот странно длинный и объемный день закончился.

Прибытие на станцию Тулун.

Роль мемориала здесь, как и в Нижнеудинске, выполняет ВЛ-10. Наверное, не каждая станция может себе позволить старый, заслуженный паровоз. Заслуженных паровозов на всех не хватает.

На платформе указатель в виде двух стрелочек: «На Запад» и «На Восток».

В соседнем отсеке появляются новые пассажиры – женщина с грудным младенцем. Это поможет в неусыпаемом ночном бдении.

Отправление со станции Тулун.

По мосту через широкую реку. Наверное, она тоже называется Тулун.

Прибытие поезда на станцию Зима, получасовое стояние.

Аномально большое количество работающих ларьков с пивом и другими средствами увеселения на привокзальной площади станции Зима.

В вагон бесшумно впорхнула девушка в кожаной куртке, и за полчаса больше не произошло ни одного события. Стояла полная тишина, не было слышно ни коллективного, ни индивидуального храпа. Даже грудной младенец воздерживался от издавания звуков. По станционному громкоговорителю негромко сказали, что со второго пути отправляется скорый поезд номер два сообщением Москва – Владивосток, и поезд Москва – Владивосток отправился. Почти сразу вякнул младенец, пьяно забубнили в дальнем конце вагона, и полная тишина оказалась нарушена, но все равно в вагоне было тихо, очень тихо.

Некоторое время потрачено на сон.

Поезд постепенно приближается к Байкалу.

Прибытие в Ангарск, трехминутное стояние, убытие.

Слева по ходу поезда на фоне утренней зари неподвижно замер железнодорожный состав из цистерн и крытых вагонов, раньше такие называли теплушками.

Слева по ходу поезда наблюдаются утренняя заря и утренний туман. Где-то там, слева по ходу поезда, находится река Ангара.

Начались окраины Иркутска. Но их толком не видно, они заслонены громадьем сортировочной станции.

Поезд прибывает на станцию Иркутск-Сортировочный. Многие покидают вагон, в том числе полная женщина, похожая на владелицу сети ларьков.

При более внимательном рассмотрении выясняется, что младенец не грудной, а побольше. В частности, он уже приступил к освоению русского разговорного языка. Хотя, может быть, одно другому не мешает, можно, наверное, уже приступить к освоению языка и при этом сохранять статус грудного младенца, трудно сказать.

Грудной или негрудной младенец раз пятьдесят произносит неприятное слово «мамка».

Поезд покидает станцию Иркутск-Сортировочный, но Иркутск на этом не заканчивается, вернее, он только начинается.

На всем протяжении от Иркутска-Сортировочного до Иркутска-Пассажирского Иркутск предстает в виде малоинтересных, невыразительных промзон.