Маша Трауб - Осторожно – дети! Инструкция по применению
Свадебное платье и платок хранятся как семейная реликвия. Считается, что это залог счастливого брака. И я в это верю.
Своей дочери я привезла куклу-невесту в традиционном платье. Она в нее не играет – только иногда достает из коробки и проводит пальчиком по платью. И я точно знаю, что, если она захочет выйти замуж в таком платье, я сделаю все, чтобы ее мечта сбылась.
В деревне, где выросла моя мама, свадебное платье нужно было непременно шить. Известных портних было три. Ходили легенды, что платье первой – роскошное, тонкого шитья, превращавшее самую непривлекательную невесту в удивительную красавицу с тонкой талией и пышной грудью, – не приносило личного счастья. А у второй были платья «счастливые». Пусть попроще, не скрывающие недостатки фигуры, зато невесты спустя девять месяцев после свадьбы исправно рожали сыновей-первенцев. Была еще одна мастерица. У нее платья были обычными, даже сказать о них нечего. Вроде бы все хорошо, но сердце не замирало. И сидели по фигуре, и стоили недорого, но не запоминались. Как будто и не свадебное платье, а повседневное. Так вот те, кто заказывал у нее платье, могли сразу собирать чемодан – их ждал переезд, долгая дорога. Платье круто меняло жизнь, хотя ни невеста, ни жених ничего подобного и не предполагали. В эти приметы все верили. И будущие невесты не находили себе места, разрываясь между невероятной красотой, которую обещало платье от первой портнихи, счастьем материнства, которое «гарантировало» платье от второй, и третьим, «дорожным», вариантом.
Моей маме, так уж случайно получилось, шили платье сразу три мастерицы. Она об этом даже не знала. И собиралась выйти замуж в самом простом платье, повседневном. Но ее мама, моя бабушка, очень хотела дать дочери то, чего у нее не было и об отсутствии чего она горько сожалела всю жизнь, – свадебное платье.
Первая швея, к которой обратилась бабушка, сшила немыслимой красоты платье оттенка чайной розы. Подол был расшит золотыми лепестками так, что слепило глаза. Бабушка забрала платье и на руках несла его домой. И уже дома, на участке, ее окликнула соседка. Бабушка повернулась и зацепилась за розовый куст, росший в палисаднике. Да так, что подол оказался весь в дырах. Бабушка не хотела расстраивать портниху и отдала «заштопать» платье второй мастерице. Та попросту отрезала испорченный подол, расшитый розами, а заодно избавилась и от кружевных роз, пришитых к лифу платья. Бабушка разглядывала полученный после переделки наряд и чуть не плакала – это было совсем не то платье, в котором она мечтала увидеть дочь. Несуразное, с роскошными кружевными широченными рукавами и куцым подолом. И скрепя сердце она сделала еще одну попытку – отдала платье третьей портнихе. Та недолго думая взяла ножницы и откромсала рукава, а потом ушила платье, сделав из юбки-колокола юбку-футляр, и укоротила его еще больше – до вызывающего минимума – середины колена, к тому же выбросила за ненужностью кружевной палантин, прикрывающий плечи.
Бабушка даже не знала, что и думать. Она с удивлением разглядывала получившееся платье – строгое, элегантное, без излишеств. Современное, городское. В селе в таком замуж не выходят. И даже предположить не могла, какая судьба, к которой приложили руки в прямом смысле слова сразу три портнихи, ожидает ее дочь.
Мама вышла замуж. Только сначала она уехала из села в большой город. Сбежала с одной сумкой и так же, с одной сумкой или чемоданом, переезжала еще много раз из города в город, круто меняя жизнь. Так что третье предсказание сбылось – дальняя, иногда слишком дальняя дорога. Она вышла замуж в большом городе, и ее платье, которое слегка морщинило на талии и все же было узко в плечах, смотрелось совершенно уместным в районном дворце бракосочетания – не вызывающее, скромное, не бросающееся в глаза. Невеста, каких много. Ровно через девять месяцев после свадьбы мама родила меня. Пусть не сына, а дочь, но родила же, и в срок. Так что и второе предсказание, можно сказать, сбылось.
Но мама не была счастлива в браке. Молодой муж так и не узнал, что у него родилась дочь. Он погиб в авиакатастрофе раньше. Мама осталась вдовой в двадцать восемь лет с грудным ребенком на руках. О каком личном счастье может идти речь? Так что и первая портниха подтвердила свою репутацию.
А бабушка все эти годы корила себя за то, что отдала свадебное платье этим трем мастерицам, которые, кстати, хоть и жили недалеко, никогда не общались. Они уважали друг друга, никогда не говорили плохо о коллегах, но даже не здоровались при встречах. И хранили тайну о том, что каждая из них имела отношение к этому свадебному платью цвета чайной розы. Каждая из них верила, что именно в ее платье выходила замуж моя мама. Только бабушка считала себя виноватой в том, что обрекла дочь на такую непростую судьбу. Счастливую ли? И никакие уговоры не заставили ее поверить в то, что свадебное платье не имело к дальнейшему ходу событий никакого отношения.
Бабушка однажды рассказала мне и маме эту историю с платьем и заплакала. Почему? Потому что так и не смогла бы сказать, какой из трех портних доверила бы свадебное платье, будь у нее еще один шанс. А если бы мама оказалась счастлива в браке, но осталась жить в селе и не уехала в большой город, была бы бабушка этому рада? Смогла бы она жить ради мужа и ребенка, забыв о себе, о карьере? А если бы она родила сына, то не было бы меня, внучки, которую назвали в честь бабушки и которой она передала все свои качества и, главное, мечты.
А если бы мама была расписной красавицей на свадьбе, то тогда бы вообще ничего не было – ни меня, ни дороги. И как бы тогда сложилась ее жизнь?
Мама слушала бабушку и соглашалась. Да, никто не знает, как бы все сложилось. И она так и не нашла в себе сил признаться в том, что на самом деле замуж выходила совершенно в другом платье. Самом обычном, купленном в магазине в последний момент. Не самое удачное платье – мама его больше не носила, хотя и собиралась надевать по торжественным случаям. Оттенок чайной розы придавала платью цветная фотография. На самом деле оно было бежевым. И не было в нем никакой мистики и загадки. А то самое свадебное платье, сшитое тремя искусными мастерицами, она порвала – пошла в нем в ресторан и зацепила букетом роз. Платье буквально расползлось по швам от маленькой зацепки. И, чтобы не расстраивать бабушку, мама ей об этом не сказала…
Сыновний долг. Когда стареют родители
Мы все остаемся детьми до того времени, пока живы наши родители. И мы не можем понять, почему умная, мудрая мама начинает говорить так, будто ей отказывает здравый смысл. Почему она вдруг звонит и рассказывает, что у нее плохое предчувствие. Или забывает, что ты звонила ей буквально вчера. Я не знаю, как реагировать на то, что моя стойкая, практически железная мама вдруг начинает плакать, как маленькая девочка. Или обижаться. Не знаю, как реагировать на то, что она не может читать без очков, часто ложится на диван – спина болит. Я жду от нее, что она будет прежней – веселой, яркой, зажигательной, всезнающей. Звоню ей за советом, а она только вздыхает и говорит, что уже ничего не понимает, ничего не помнит, что она уже старая. Нет, мама не может постареть. Не имеет права. Другие могут, только не она. Это я могу взрослеть, рожать детей, делать карьеру, колоть ботокс, а она со мной будет разговаривать, будто мне до сих пор пятнадцать. И она, мама, должна меня защитить, подсказать, направить, отругать, взять на себя мои проблемы, развести горе руками. Мне очень сложно об этом писать, я начинаю плакать. Поэтому просто расскажу историю – самую обычную, стандартную, в которой нет ничего удивительного.
В Москву опять приехал Артем. Он уже давно эмигрировал в Германию, женился, родил детей и стал гражданином мира. Если бы не отец, в Москву бы и не приехал – на веревке не затащишь. Он даже новости про Россию старался не смотреть и не читать, медленно, но верно обрывая все контакты – чтобы никто к нему не приезжал, не звонил, чтобы вообще никаких призраков из прошлого. Отца бы он тоже перевез в Германию, но тот пафосно заявил, что умрет в своей квартире, на родине. Артем непроизвольно засмеялся, а отец обиделся.
Как-то отец позвонил и сказал, что ему срочно нужен миллион. Именно миллион, не меньше. Артем тоже не отказался бы от миллиона, учитывая, что он, музыкант, преподавал в детской музыкальной школе, изредка выступал с концертами, а его жена работала в библиотеке, двое сыновей учились – один в школе, другой в институте, а дочь ходила в детский сад.
– Пап, а миллион чего?
– Анжела, а миллион чего? – спросил отец у той, что, видимо, стояла рядом.
– Долларов, – сказал отец в трубку явно по подсказке.
– Пап, а почему миллион, а не два? – спросил устало Артем.
– Анжела сказала, что миллиона хватит, – ответил серьезно отец.
– Пап, у меня нет таких денег, ты же знаешь, – сказал Артем.
