Юлия Рублева - Одиночество мужчин

«Но ведь раз так терпеливо ждут и так страстно требуют, значит, не все равно, значит, любят же?» – скажете вы.

Ага, черта с два.

Загляните этому идеализатору за спину.

Там стоит не ящик, а ящище с мерзкими черными тряпками.

У пусечки копилось. Такая пусечка все сечет, каждое слово, взгляд и жест. Все куда-то там себе записывает, перед вами трясет красной нежнейшей тканью, за спину прячет опаленный сначала разочарованием, а потом и ненавистью черный лоскут. Твое простое «не хочу» в ответ на предложение сходить в кино заставляет их заливаться слезами или рвать отношения и складывать, складывать в ящичек за спиной черные лоскутки… Чтобы в один непрекрасный момент вывалить их под ноги бывшему любимому – знай, сука!

И когда вам все обрыднет и больше не хватит сил тащить на себе груз чужих ожиданий или вы просто-напросто не спохватитесь вовремя и нечаянно облажаетесь… Например, не угадаете в который раз настроение пусечки или упорно «не хочете» жениться на пусечке же… Ну и не можете или не хотите вот этого: «будь со мной всегда ты рядом»; «я – это ты, ты – это я»; «я узнаю тебя из тысячи» и прочее нечеловеческое… А вы просто человек, обычный, и эта неожиданная истина вдруг предстала перед вашим партнером во всей разочаровывающей ясности, и тогда…

Вот тогда вам выкатят предъяву размером с Саяно-Шушенскую ГЭС.

Нет, не сознательно в большинстве случаев и не специально. Просто у таких пусечек полярное мышление. Или красное, или черное. Или ты говнюк, или ты принц. Удерживать в сознании оба полюса – значит научиться осознавать тот факт, что перед тобой реальный, совсем обычный человек и ничто человеческое ему не чуждо; уважать его границы и одновременно ощущать свои.

Многополюсное, а не полярное восприятие позволяет нам быть терпимыми к недостаткам других, реально и трезво оценивать отношения. Позволяет поддерживать продолжительные связи с любимыми и друзьями, прощая им многие вещи, не ожидая от них того, что они не могут дать, и – внимание! – к себе тоже относиться с терпением и не ждать от себя великих свершений, а просто делать, что получается. А это, в свою очередь, позволяет научиться быть расслабленными и терпимыми…

Ну а пока – только красное. Или черное. Ты либо на аэроплане, либо в помойной яме.

В таких отношениях ты как партнер и как человек ничего не значишь; тебя не видят и не знают настоящего; ты оцениваешься по степени соответствия внутренним нереальным ожиданиям. Фактически ты – ходячая функция по обеспечению ощущения внутренней безопасности своего партнера, и если ты эту функцию не выполняешь в должной мере, тебя сначала мучают требованиями из списка, потом выкидывают вон. От этих отношений всегда остается привкус лжи: еще бы, вам лгали, улыбаясь, столь долгое время, вами восхищались и клялись в любви. Вы думали, что все хорошо, а все оказалось плохо, и плохо было уже давно. Перед вами возникает разъяренная, мстительная и злопамятная фурия, и вы долго будете делать вокруг себя искательные движения руками: «Все куда-то девалось, ничего не осталось».

Таких клиентов в психотерапии можно и нужно проводить через ряд терпимых маленьких разочарований. Терапевту, особенно начинающему, легко поддаться на обожание и восхищение в глазах клиента: ведь фигура терапевта и так обладает особенной аурой, а если клиент склонен к идеализации, то он меньше всего ожидает услышать от вас «не знаю» или «не понимаю». Следовательно, будет большой соблазн на сессии с этим клиентом все «знать и понимать», пока вы не обнаружите, что перед вами тот самый непомерный список (смотри выше). Расплата за несоответствие идеальному образу будет неожиданна, велика и с садистическими компонентами, так же, как и в его отношениях с другими людьми.

Единственное, чем я могу помочь попавшим в эту связку и рушащим одни отношения за другими: попробуйте не идеализировать партнера в начале отношений и не обесценивать его, когда что-то не получается. Будьте мягче, терпеливее и… честнее и с собой, и с партнером.

P.S. Список требований соответствует списку того, что ждет от матери ребенок возраста до полутора лет.

Настоящий психолог

Звонок не работал, и в дверь пришлось стучать. Раздался дробный странный звук, будто мелко семенил ребенок, и дверь открыла молодая черноволосая женщина в балетной пачке и на пуантах.

– Проходите, – сказала она, повернулась ко мне спиной и на пуантах же, красиво разведя руки в стороны, посеменила обратно в глубь темного коридора. Белоснежная пачка топорщилась.

Я опешил и прошел. Женщина распахнула передо мной дверь комнаты слева, в которой, помимо кресел и дивана, были зеркальная стена и балетный станок вдоль нее.

– Садитесь, садитесь, – нетерпеливо проговорила женщина, указывая на кресло. Я сел. Она села напротив, изящно переплетя ноги, перехваченные шнуровкой от пуантов, любовно расправила вокруг себя балетную пачку и внимательно уставилась на меня черными глазами.

– Вы… ээ… психолог? – решив уточнить, спросил я.

– Психолог, психолог, – весело подтвердила женщина.

– Маргарита Борисовна? – промямлил я. Психолог в балетной пачке не укладывался у меня в голове.

– Именно она. Я вас слушаю, говорите, – строго сказала Маргарита Борисовна. Пачка топорщилась. Она придерживала ее руками.

– Э… ну ладно. Дело в том, что моя девушка… вернее, моя мама… – начал я, пытаясь сообразить, с чего лучше начать. Пачку я решил выкинуть из головы. Ноги тоже. – Я никак не могу представить свою девушку своей маме…

– О! – взволнованно произнесла Маргарита Борисовна, вскочила, подбежала к станку, отвела левую руку в сторону и присела, красиво поставив ступни. – Сепарация!.. Мальчик! Как у вас с сексом?

– Кхм… – сказал я.

– Погодите, – шепнула психолог, – мне надо посидеть в плие тридцать секунд, не обращайте внимания, продолжайте. – И она присела еще глубже, разведя коленки в стороны.

– С сексом все в порядке, – сурово сказал я.

– Садомазо пробовали? – деловито спросила Маргарита Борисовна из плие. – Очень помогает послать к черту мамочку. – Она выпрямилась и задрала одну ногу на станок.

Я покраснел.

– Регулярно, но плохо получается. Не могу… э… мучить… жалко ее… ну, то есть девушку…

– А как именно вы мучаете?

– Я… ну… заставляю ее делать… кое-что… как бы против ее воли…

– О-о-о, – сказала Маргарита Борисовна и засмеялась. – Не обращайте внимания, у меня релеве, а потом фуэте. Продолжайте.

Она приподнялась на цыпочки, постояла секунду, а потом вдруг подпрыгнула и бешено завертелась на одой ноге, замелькали пачка, коленка, локти, иногда мельком я видел ее раскрасневшееся лицо и смеющиеся глаза.

– Мама считает, что мне надо жениться на однокурснице, а я не хочу, – стараясь попадать в такт вращениям, быстро сказал я.

– Уф, – сказала Маргарита Борисовна, закончив вращаться и снова красиво отведя левую руку в сторону и вверх. – Извините. А что будет, если вы не послушаетесь маму? – Она задрала голову и посмотрела на кончики пальцев.

Я тоже туда посмотрел. На потолке были прибиты часы. На часах было 11:50.

– Извините, наше время истекло, идите, идите, думайте, – сказала она. – Деньги положите вот сюда.

Я открыл дверь и попытался выйти, но в этот же момент в нее шагнул широкоплечий мужик.

– Ритка! – басом сказал он и протянул к Маргарите Борисовне руки.

– Боря! – счастливым голосом сказала Маргарита Борисовна.

Я просочился мимо мужика в подъезд. Дверь за мной захлопнулась. За ней послышались прыжки, смех, звуки поцелуев, я, стараясь не представлять Маргариту Борисовну с хлыстом или, что хуже, в наручниках, сбежал вниз по лестнице.

Я протянул руку к звонку, но не успел дотронуться до кнопки, как дверь распахнулась. На пороге стоял красивый арабский мальчик в чалме, тунике и шароварах.

– Проходите, маса, – мягко сказал он и отступил в сторону. В прихожей было темно, горели свечи и пахло благовониями. Мальчик бесшумно распахнул дверь в следующее помещение. Против моего ожидания оно было залито солнцем, в распахнутое окно дул легкий ветерок. Мебели не было, были ковры и подушки.

– Присаживайтесь, – сказали мне откуда-то слева и сзади.

Я оглянулся, успев заметить, как дверь за мной бесшумно закрылась. У дальней стены в позе лотоса сидела пожилая грузная женщина в белом одеянии, глаза у нее были закрыты, руки повернуты ладонями вверх на коленях.

– Садитесь, – повторила она глубоким грудным голосом, не открывая глаз.

Я тихонько присел напротив.

– Говорите, – сказала она.

– Э… я не знаю, с чего начать, – сказал я. Обстановка не внушала.

– Мне не нужно смотреть на вас, чтобы слышать вас, – сказала женщина.