Елена Есина - Завтра октябрь. Несветские истории
Татьяна пробегает по книге и показывает нам что-то из разных ее участков, иллюстрируя свою мысль.
– Любая женщина очень зависит от мужчины, с которым живет. И любая женщина с разными мужчинами очень разная, – говорю я.
– Так вот! Давайте за раскрытие в себе разносторонней личности! – протягивает фужер в центр стола зардевшаяся Лена.
Летит завтра утром за границу нашей Родины, не так давно, правда, это стало «заграницей». Летит на обед. Буквально туда-сюда. Летит открывать, а, может, уже расширять в себе новые горизонты, женщина. Надолго не может себе позволить и та сторона, похоже, не может ее долго там задерживать.
Поздравляю всех женщин! С женским праздником и с тем, что у нас есть мужчины, через которых мы узнаем о себе много нового и потаенного.
До поры.
Купидон
Боже, как же он был одержим! Если б не пушистые, нежно-розового пера крылья, которые раскрывались в форме сердечка у него за спиной, вы бы никогда не подумали, что он Ангел. У него были гладкие, цвета подсушенного пшеничного зерна волосы, струившиеся вокруг лица, наподобие прически «сэссон».
Взгляд он имел дерзкий, уверенный и даже закрученные длинные ресницы его не смягчали. Чувственный, почти всегда приоткрытый рот был, обрамлен тонкой полоской аккуратно подстриженных усиков, которая добавляла ему легенького дьяволизма. Да, Купидон повзрослел вместе с человечеством, он приобрел стиль, лоск и деловую хватку. Менялась Земля, и менялось Небо вокруг Земли. Во времена, когда люди в течение нескольких секунд запросто перебрасываются информацией через океаны, когда темп изменения уклада жизни описывается не веками, а едва ли вписывается в пятилетку, когда целые мировые индустрии борются между собой за каждую душу, всего-то лишь, как за возможного потребителя своей продукции, Ангел Любви уже не мог оставаться розовощеким херувимчиком и одаривать своими стрелами людей, играя по-детски, беззаботно. Сколько творчества и вдохновения вкладывает он в процесс! Пыль каких молодых беспокойных планет он расщепляет на наночастицы, изготавливая состав, отливая наконечники для своих стрел, которые будят сердца и отвлекают мозги, занятые подсчетами, у кого – активов, а у кого – просто последних денег. Пусть на время, но он отрывает людей от работы, бизнеса, подъема по карьерной лестнице, поиска себя в социуме или в самом себе, от обычного бытового пьянства или творческого праздношатания. Иногда, конечно, отрывает от семей и от детей. То есть расшатывает непреложные человеческие ценности.
Застегнутый на все пуговицы, гладко причесанный и всегда смотрящий чуть вправо Ангел Совести частенько говорил Купидону, что тот снова дал повод раскалить в аду еще две сковородки.
– Ничего, теплей станет на подземных парковках, – задорно отшучивался Ангел Любви.
– С каких это пор тебя интересует физическое тепло? – ехидно поинтересовался Ангел Совести.
– Меня оно не интересует вовсе, ты же знаешь. Мне важно только тепло душевное. Просто пускай у людей будет еще один дополнительный бонус к земной жизни.
– А с небесной-то что потом делать будут? – вопрошала Совесть.
– Тебе ль не знать, что каждый по уму и адекватности своей разберется? – отвечал Купидон.
– Да и как же в смерть уйти, не познав любви? – апатично вопрошал Ангел Смерти. – Как сумеют продлить себя в Боге, не пройдя при жизни процесс растворения себя в возлюбленном? Пусть любят тех, перед кем имеют обязательства, – Ангел Совести все больше отводил голову вправо.
– Что значит «пусть»? Там, где есть любовь, ее невозможно ни уменьшить, ни увеличить! Значит, пускай живут с обязательствами, но без Любви? Жестоко оставлять людей в такой безнадеге. Мой состав работает только там, где ничего нет.
– В головах, где ничего нет, да в пустых душах действует твой состав!
– И что? – Купидон извлек стрелу из колчана, прицелился, натянув тетиву, выстрелил, и, довольный очередным метким попаданием, опять обратил свой дерзкий взор на Ангела Совести. – И что? Раз созданы они существами телесными и мыслящими, значит, через тело и мозг должны тянуть мы их к Богу.
– Э-э, а вот это непонятно. Точнее, не всегда понятно, к Богу ты их тянешь или нам способствуешь? – щурился Черт, появившийся откуда ни возьмись, слева от Ангела Совести. Теперь стало понятно, отчего все это время его голову сворачивало направо.
Черт, теперь уж простите за тавтологию, чертовски умело носил модный фрак, под фалдами которого прятал свой хвост. Кроме того, он бриолинил волосы, которыми надежно маскировал подпиленные рога, так что их было не разглядеть. В человеческих понятиях черт был похож не то на пожилого бисексуала, не то на стареющего метросексуала. Его внешний вид задевал, конечно, эстетические чувства небесных созданий, но, боясь отсутствия толерантности друг другу, все молчаливо принимали Черта таким, каков он есть.
– Привет, Рогатый! А точнее – изыди! – поздоровалась ангельская компания.
– Я-то нет, я только Богу, способствовать могу! – продолжал Купидон.
– Да только ты там, в подземелье, хорошо себя чувствуешь, в тепле размножаешься. Устроился ловко, сквозняков нет. Цветет ваша братия, не только количеством, но и качеством растет.
– Да. Процветаем, – довольно потянулся Черт за сигаретой.
– Во Вселенной не курят, – напомнили девичьи голоса, зазвучав с нескольких сторон сразу. – Чадите в своем пекле!
– У меня электронные…
Со стороны Заката Солнца к товарищам приблизился Ангел Творчества, окруженный стайкой длинноногих хрупких Муз, это именно они пресекли попытку Черта закурить. Ангел Творчества любил присутствовать на различных небесных дискуссиях, чтобы потом подавать людям идеи для творчества, значительного и не очень. Как истинный слушатель, он поздоровался, но не стал вмешиваться в разговор.
– Что толку в спорах, – Купидон чувствовал на себе пристальное внимание своих собратьев из заоблачных сфер, но являл собой очарование и снисходительность. – Что толку в спорах. Каждый должен делать свое дело. Дело наше правое, служба наша трудная, опасная даже. Для людей опасная, конечно. Но что делать? Это наша работа воспитывать, просвещать, будоражить, ставить перед ними вопросы, открывать им глаза, растворять их в нежности, закалять их в трудности, раздирать их противоречиями и давать, давать надежду на истину. Чтобы тянулись, чтобы вырастали из себя, раскрываясь в любви для творчества или для обывательской жизни.
Что моя стрела? Стрела лишь миг и повод. Повод для рождения людей. Во многом, кстати, повод к нашему существованию. Смотрите, как нас уже много! Мы создаем людей, которые создают нас.
Купидон оглядывал горизонт седьмого неба и везде встречался глазами с божествами всех концессий и всех времен. Небо каждому воздавало по вере его.
А все Божества и Духи любовно смотрели на Купидона. Любили они этого избалованного Любовью мальчишку.
Вариации на тему счастья
Как только я узнала, что беременна, я ушла в отпуск, потом на «левый» больничный, потом в отпуск без содержания – и так до декретного. Ни дышать чьими-то проблемами через маску, ни передавливать живот, склонившись над пациентом, я не собиралась. У меня теперь была другая миссия. Я ее возложила на себя с трепетом и восторгом. Это было удивительное состояние. Из внешнего мира до меня доходила только позитивная информация, весь негатив задерживался плацентарным барьером. Краски – только яркие, температуры – комфортные, чувства – нежные, люди – хорошие, все и практически всегда. А уж близкие – априори. Словом, жаль, что я не писатель, а стоматолог, а то бы я написала оду взрослой, сорокалетней беременности.
Но жизнь содержит в себе разное, и если маятник качнуло в одну сторону, то непременно качнет и в другую.
На 32-й неделе нашего – моего и дочери – безоблачного существования наш муж и папа отчебучил очередную чучу. Мы обиделись, это точно была не только моя обида, потому что до этого у меня таких сильных реакций не было. Я начала плакать часа в четыре дня. Слезы текли крупными ручьями, перемешиваясь с жидкостью из носа, просаливая мне лицо, шею и грудь. Часам к восьми вечера я перестала ходить и сморкаться-умываться. Я легла на диван и выла в стену. Вой прерывался на время короткого сна. Просыпаясь, я вспоминала всю свою жизнь, причем самые ее, как мне казалось, «кровавые» моменты, я вслух извинялась перед дочерью за то, что я решилась родить ее «вот такому отцу». От невыносимости такой тяжелой своей и ее участи, я взвывала громко, часто всхлипывая, захлебываясь слезами и обидой. Так я провела ночь. Утром позвонила мужу:
– Положи меня куда-нибудь на сохранение.
– Что случилось?
– Потом расскажу. Звони.
Через десять минут я уже знала, в каком роддоме меня ждут. Сама я не могла шевелиться, позвонила Лельке. Сказала, что проплакала больше 18 часов, что мне нужно в больницу.
