Виктор Дьяков - Золото наших предков
В день, предшествующий отправке, Пашков готовил материал, укладывая в ящики платиновые термопары, списанные с какой-то теплоэлектроцентрали. Сосредоточиться полностью на работе ему никак не удавалось, всё время что-то мешало: то Калина пришёл и отдал распоряжение отнести в химлабораторию на электролиз посеребрённые разъёмы, то Сухощуп зашёл, за дополнительным материалом для демонтажа, а ближе к обеду вновь зашёл и попросил денег взаймы. После обеда ожидалось, что приедет Шебаршин, привезёт бухгалтерские документы на отправляемый материал и опечатает ящики своей печатью. Перед обедом Пашков собирался ещё раз перепроверить уложенные драгметаллы, но тут вновь прибежал Калина и сообщил, что директор уже сидит у него в кабинете и ждёт кладовщика с ящиками. Ящиков всего два, и весили они немного, килограмма по три-четыре каждый, но в них была платина, самый дорогой изо всех драгметаллов, дороже золота и потому общая стоимость этих ящиков…!!
Пашков взял оба ящика под мышки, запер склад и вышел вслед за Калиной… Какое-то внутреннее беспокойство «глодало» его, требовало: «проверь, проверь ещё раз… ты же хотел проверить». Он пытался заглушить тревогу, ведь вроде всё укладывал внимательно, сверялся с описью. Дошли до лестницы, и тут Пашков, не говоря ни слова, повернул назад…
– Ты куда… рехнулся, он же ждёт!? – чуть не закричал Калина.
– Нет… я ещё не готов… я кажется не всё ещё… мне надо проверить… – торопливо бормотал Пашков, спеша назад, на склад.
– Что проверить?… Полдня проверял… сколько можно!? – кричал вслед Калина.
Пашков вернулся на склад, открыл ящики и стал перебирать пакеты с платиновыми изделиями, сверяя с описью. Когда все пункты описи были «оптичены»… в одном из ящиков оставался ещё один пакет… лишний. Как он туда попал!?… Скорее всего, в тот момент когда кто-то пришёл на склад, он непроизвольно положил лишний пакет, такой же как и другие… с термопарой. То есть на комбинат едва не ушла одна термопара сверх описи. Пашков дрожащими руками взвесил её, она потянула 110 грамм. Пашкова опять, как и тогда, когда «лопухнулся» Бардыгин, прошиб холодный пот – сейчас он мог уже на себя «повесить» более тысячи баксов, только в отличие от Бардыгина съездить и забрать платину он бы никак не смог. Во-первых далеко, во-вторых, там наверняка не отдали бы, в описи-то она не значится. Пашков слышал, что года два назад за подобное «ушахлопство» Шебаршин наказал одного из снабженцев, заставив его почти год работать без зарплаты. А тут и года не хватило бы расплатиться…
Калина с шумом распахнул металлическую дверь склада, прервав поток сбивчивых мыслей.
– Ну, долго ещё тебя ждать!? Пошли, он уже психует!..
Как и предполагал Пашков, Шебаршин не стал проверять содержимое ящиков. Он просто сверил опись с сопроводительными документами и опечатал ящики, собираясь везти их на пункт специальной фельдсвязи. Пашкову оставалось вновь благодарить Бога, что заставил его вернуться и перепроверить…
4
Московская жизнь семьи Калины как-то сразу не заладилась, хотя отношения между супругами после долгой разлуки оставались такими же как и до неё. Калина никогда не сомневался в Вале, она хоть и не была красавицей, но полностью отвечала его понятиям, как идеальная жена – хорошая хозяйка, добрая заботливая мать. Об измене с её стороны не могло быть и речи, за все восемнадцать лет совместной жизни она ни разу не дала ни малейшего повода… Сам же он изредка заводил женщин на стороне, но обязательно далеко от дома, в командировках, или длительных поездках. Сейчас, когда дома его ждала Валя, он резко сократил количество «свиданий» с Людмилой. Он неуклонно следовал своему жизненному кредо – семья на первом месте, всё остальное по мере возможности. Людмила смирилась. Она настолько уже привыкла к «Петюне», что и урезанные дозы «внимания» принимала с радостью.
Внутрисемейную обстановку напрягало то, что и жена, и дети, всю жизнь прожившие в сухом и относительно тёплом климате Алма-Аты, очень тяжело переживали сырую и холодную московскую зиму. Жена и особенно сын буквально с первых дней не вылезали из простуд, мальчишка загрипповал. Калина забеспокоился – не возникло бы осложнений. Именно после гриппа перенесённого в детстве у сына развилась хроническая болезнь ушей. Обратились в больницу, но тут же столкнулись с рядом трудностей. В поликлинике, и не только, когда узнавали, что они не москвичи, а, тем не менее, живут в элитном доме, где покупные квартиры… Везде недвусмысленно давали понять, что для получения великого счастья считаться полноценным москвичом недостаточно просто купить квартиру, надо платить ещё. Калина надеялся, что Шебаршин выполнит своё обещание увеличить ему зарплату, ведь он уже так много сделал для фирмы. Но, чем больше проходило времени, тем, казалось, хозяин всё более становится им недоволен, престал хвалить, всё чаще упрекал. А когда куда-то спешащий Шебаршин почти час дожидался кладовщика, который никак не мог проверить свои ящики… Директор потом выговаривал Калине:
– Странные у вас отношения с кладовщиком. Кто кому подчиняется? Он же вас в грош не ставит. Дружба дружбой, но субординация прежде всего, никакого панибратства…
Все эти нервотрёпки, домашние и «производственные», безденежье… от них всё чаще у Калины начинало ныть сердце. Двух миллионов, превратившихся после деноминации, в две тысячи, что платил ему Шебаршин, явно не хватало. Жена хворала, да он и сам не хотел, чтобы она шла работать. Он всё больше жалел, что поторопился купить квартиру в элитном кирпичном доме, угрохав на неё почти все деньги. А на работе всё больше раздражал Пашков. Шебаршин обвиняет в панибратстве?… Да не было никакого панибратства. Кладовщик вообще держался особняком и Калина, даже проработав с ним несколько месяцев, вынужден был констатировать, что так ничего существенного про него и не знает. Не знал он и про то, чем кладовщик занимается, кроме своих прямых обязанностей. А в том, что Пашков, что-то от него скрывает, Калина уже не сомневался. Самоуверенность, какая-то снисходительность во взгляде кладовщика беспокоила, нервировала Калину, наводя на мысли типа: «не иначе воображает, что я бывший капитан, ему, бывшему майору, не указ». С другой стороны, подозревая Пашкова, он и сам всё чаще приходил к выводу, что надо искать дополнительный источник доходов. Деньги были здесь, рядом, но как их взять… Калина пока этого не знал, но напряжённо думал об этом.
Вскоре выяснилась причина, почему вдруг к своему начальнику производством охладел директор. Об этом он сказал прямо:
– Пётр Иванович, вы, наконец уяснили, что в нашей работе является главным звеном?
– Думаю что да, добиваться как можно большей отдачи от производства?
– Это, конечно, важно для вас, как начальника производства. Но если брать фирму в целом, то основой её успешной деятельности является нахождение партнёров, у которых по выгодной цене можно приобрести материал. Вот видите, за последние полгода я нашёл таких партнёров, это и Останкинский телецентр и, конечно, АЗЛК. К сожалению Ножкин со своими снабженцами пока что выполняет только вспомогательные функции. Вы догадываетесь к чему я?…
– Нет, Владимир Викторович, – смущённо ответил несколько сбитый с толку Калина.
– Ну, как же… Когда вы устраивались на работу, то уверяли, что у вас обширные знакомства в системе МВД. Так помогите фирме, войдите, наконец, в контакт с вашими знакомыми, уговорите их поискать и продать по дешёвке списанный радиотехнический лом.
– Вот вы о чём, – с некоторым облегчением произнёс Калина. – Но для этого мне необходимо отлучиться с завода.
– Ну и что, отлучитесь. День-другой и без вас поработают. Лаборатория, она сама по себе, в цеху бригадир кажется толковый, сам справится, кладовщик тоже. Съездите…
«Ах ты… ну и отблагодарил», – возмущался про себя Калина, переходя железнодорожную насыпь по пути из офиса на завод. – «Будто всё это само-собой, без меня… Да без меня бы ни цех столько продукции не давал, и бригадира я нашёл, и кладовщика… Сами поработают… Конечно поработают, потому что мною всё организовано и отлажено, каждый знает что делать… Ну, и чёрт с тобой… чтобы я и дальше здесь за две тысячи нервы себе рвал, а ты за пятьдесят в офисе сидел, и даже спасибо не говорил… Нет, мне такой расклад не нравится. Я не патриот чужого бизнеса с которого мне ничего не перепадает, даже доброго слова…»
На заводе Калина поднялся к себе в кабинет и больше не выходил ни в цех, ни на склад, пустив всё на самотёк. Так он выражал свой протест… Ближе к концу рабочего дня в кабинет кто-то робко постучал. Это не мог быть Пашков, тот стучал громко, уверенно, женщины вообще входили как к себе…
– Ну, кто там ещё? – Калина пребывал после разговора с директором в весьма угнетённом состоянии.
В кабинет, приоткрыв дверь, просунулась пропитая красноватая физиономия экс зам. начальника цеха Карпова.
