Алиса Ганиева - 14. Женская проза «нулевых»
– Вы опровергли Эйнштейна, но почему ваше открытие остается на задворках? – спросила ведущая.
– Мне говорят, мол, это всего лишь гипотеза, доказательств нет, а я им отвечаю, что доказательство уже есть в Коране. Я не их кадровый ученый, бывает же, мне рекламу делать не хотят. Мне Всевышний сначала дал за год сто изобретений сделать, а потом дал вдохновение для книги, чтобы никто не говорил, что я выскочка!
– Спасибо, Халид Гамидович, мы надеемся, что ваше открытие научного потенциала Корана, как вы назвали свою книгу, будет признано в мировом сообществе. Ну а мы прощаемся с вами, дорогие телезрители, – улыбаясь, говорила ведущая.
В студии зааплодировали, пошли саксофонная музыка и титры. Дибир одобрительно хмыкнул: «Какой красавчик!»
– Капитальный красавчик! – заявил Мага.
Керим сокрушенно покачал головой:
– Что вы их слушаете?
– Ты что, Эйнштейна больше любишь, чем слово Аллаха? – не то шутя, не то серьезно спросил Анвар у Керима.
– Я люблю хинкал с мясом, – ответил Керим.
На экране показалась заставка следующей передачи. В телестудии за столом сидели два человека в тюбетейках, один покрупнее и старше, а другой помоложе. Оба сразу начали с мусульманских приветствий. Анвар убавил звук. В это время Зумруд спросила у Юсупа:
– А Нурик, который приходил, – это что, Абдул-Малика племянник?
– Да, – ответил Юсуп, думая о чём-то своем.
– А чей он сын? Лейлы, что ли?
– Наверное.
Юсуп размышлял о том, что Абдул-Малик ему может пригодиться в трудоустройстве Анвара. Он, конечно, уже наводил справки в разных ведомствах, и всюду ему называли разные суммы. Зубаир за место в прокуратуре просил 300 тысяч, но с Зубаиром можно было договориться по-свойски. К тому же мансарда нуждалась в достройке. Лучше было бы, конечно, позвонить самому Халилбеку, но Халилбек теперь высоко летает, его так просто от дел не оторвешь…
– Алжана из Хасавюрта спрашивает, – говорил экранный мужчина помладше, держа в руках бумажный листочек, – можно ли совершать намаз с закрытыми глазами? Нет, Алжана, с закрытыми глазами намаз совершать нежелательно. Музалипат из Каспийска пишет: «Я несколько раз выходила замуж. Скажите, пожалуйста, с которым из мужей я буду в раю?» Отвечаю Музалипат. Если вы умрете, будучи замужем, то в раю вы будете с последним мужем. Если ваш последний муж умрет, а вы больше не выйдете замуж, то в раю вы тоже окажетесь с последним мужем. Если все ваши мужья дали вам развод, то в Судный день у вас будет право выбрать любого из них, и, согласно хадисам, вы выберете самого лучшего по характеру. Да поможет вам Всевышний Аллах. А теперь у нас звонок в студию. Алло, мы вас слушаем.
– Алло, меня Эльдар зовут, я из Бабаюрта, – раздался сбивчивый голос. – У меня такой вопрос. Мне на одежду попала моча ребенка, как мне ее очистить?
– Что вы посоветуете Эльдару? – обратился экранный мужчина к своему старшему коллеге, до сих пор молчавшему.
– Всё зависит от того, чья это моча, – важно начал крупный в тюбетейке. – Если это мальчик младше двух лет и который пьет только молоко матери, то можно смыть одной водой. Если это моча девочки, то нужно мыть очень-очень тщательно…
Анвар не сдержался и выключил телевизор.
Некоторое время все молча пили чай. Керим разглядывал висевший на стене гобелен. Анвар хлюпал из блюдца. Мага чесал голову, усевшись на диване и подобрав ноги по-турецки.
– Нет, он не Лейлин сын, – вдруг сказала Зумруд, видимо, продолжая думать о Нурике. – У Лейлы одна дочка, она сейчас в Ростове учится, а сын совсем маленький, недавно суннат[13] сделали. Наверное, Нурик – этой, как ее, Жарадаткин сын.
– Жарадат сколько лет? – вмешался Керим. – Она ненамного меня старше, как у нее такой сын большой может быть? Их мать у меня учительницей в школе была, меня всё время спрашивала: «Женишься на Жарадатке? Женишься на Жарадатке?»
Гуля рассмеялась.
– Какая учительница? Не Аминат Пахримановна?
– Да, умерла которая.
– Разве?
– Конечно. – подтвердила Зумруд. – Аминат Пахримановны мама из Гидатля была, из хорошего рода. Когда она работала в поле, туда забрался один заезжий всадник из предгорий. В общем, не чета гидатлинцам. Она ему понравилась, он, кажется, попытался ее украсть, схватил выше локтя. Она оскорбилась, вынула ножик, он у нее в чохто, в кармашке хранился…
– На голове, что ли?
– Да, раньше, говорят, так носили. В общем, она этого урминца ранила ножом, и если бы он погиб, то по адатам[14] ее могли изгнать из родного села. Но урминец выжил, вернулся к себе в предгорья, но дела так не оставил, отправил группу всадников, которая все-таки украла ее с того же поля. Лишилась она всех своих преимуществ, народила детей, стала плести местные циновки из болотной осоки. Как же они называются? Чибта, по-моему…
– Всё ты напутала, Зумруд, – возразил Керим. – Всё по-другому было.
– Этот Нурик, скорей всего, покойного Адика сын, – прервал их Юсуп, поднимая склоненную голову, – Адика, академика. У меня в той комнате его книги лежат…
– Адильхана, что ли? – уточнил Дибир, задирая руку с забинтованным пальцем. – Не-е-ет, Адильхана сыновей я знаю, один, алхамдулиля[15], имам урминской мечети. Мы вместе на маджлис[16] в Буйнакск ездили. А второго, по-моему, Абдулла зовут, совсем молодой, в армии сейчас.
– А третьего сына нету? – спросил Мага.
– Ничего не слышал.
Снова повисла пауза. Пандур, забытый на диване, скатился на пол, глухо загудев утробой. Керим подобрал его, нагнувшись и показав свою лысину, и несколько раз провел волосатой рукой по струнам. А потом вдруг вскинул голову и, сверкая очками, сказал:
– Да нет у этого Абдул-Малика никакого племянника Нурика!
* * *Никто ничего не успел ответить, когда на улице послышался грохот и кто-то закричал в мегафон:
– Внимание, ваш дом окружен! Все, кто есть в доме, выходите с поднятыми руками! Среди вас – члены незаконных вооруженных формирований! Мы даем вам три минуты! Три минуты! Выходите по одному!
Юсуп сидел без движения, как будто его заморозили. Зумруд прикрывала рот обеими руками. Дибир оглядывался на Магу. Мага, в два шага оказавшийся у окна, высовывался из-за занавески, пытаясь что-то различить во мраке. Гуля опрокинула чашку с чаем себе на блестящую юбку, и было слышно, как жидкость стекает на пол. Побледневший Керим механически теребил пандур.
В это время Анвар отвернулся к стенке и сунул руку за пазуху.
Электрический свет погас. В окно проник молодой месяц, и находившиеся в комнате почувствовали, как вечер превращается в ночь…
Анастасия Ермакова
Анастасия Геннадьевна Ермакова родилась в 1974 году в Москве.
Окончила Московский металлургический институт и Литературный институт им. А. М. Горького.
Шеф-редактор отдела национальных литератур в «Литературной газете».
Публикуется с 2002 года. Проза, критика и эссеистика печатались в журналах «Арион», «Дети Ра», «Дружба народов», «Знамя», «Октябрь» и др.
Стихи и проза Ермаковой переведены на болгарский, македонский, венгерский языки.
Автор книг: «Осторожно, хрупко!» (М.: Вест-Консалтинг, 2006), «Точка радости» (М.: Молодая гвардия, 2010).
Лауреат премии им. М. Ю. Лермонтова (2010), дипломант Бунинской премии (2011).
Мамаиха
Вообще-то звали ее баба Надя. Она отворяла свою калитку, когда мы, малышня, гурьбой проносились мимо, и, схватив кого-нибудь из нас за руку, спрашивала: «Ты это чей же такой будешь?» Ребенок дико визжал, вырывался и убегал, хохоча на всю округу.
Это была старуха лет семидесяти, высокая, худая, всегда нелепо одетая, с добродушным лицом и странным взглядом – смотрела так, будто вот-вот скажет что-то важное, откроет тайну.
Она жила на даче круглый год, держала в своем хозяйстве козу и кроликов, бодро шныряла целыми днями туда-сюда по двору, сажала, полола, удобряла. Старик ее, дед Сергей, был уже плох, постоянно кашлял и часами лежал на открытой веранде, обложенный старыми журналами «Наука и жизнь», медленно листая скрюченными желтыми пальцами покоробленные сыростью страницы.
Меня Мамаиха знала хорошо – мы с ее внуком Сашуней трех лет от роду мылись однажды вместе, в одной ванночке. Эту трогательную историю она рассказывала мне потом много лет подряд с неизменным восторгом.
– А, Катюша! – окликала она меня, восьмилетнюю. – Куда это ты бежишь, деточка?
– Купаться, баба Надь, – бросала я и исчезала.
– А как мама-то?! – кричала она мне вдогон.
Но я делала вид, что не слышу, – вот интерес болтать со старухой! Мы любили подшучивать над ней. И каждый раз придумывали новые шалости.
– Баба Надь, баба Надь, – орали мы наперебой возле ее дома.
Она выскакивала испуганная, в детской панамочке в горошек, с тяпкой в черных земляных руках.
– Баба Надь, коза твоя в лес убежала, а там ее кабан задрал! Честное слово, сами видели, – врали мы, еле сдерживая смех.
