Аслан Кушу - Гончарный круг (сборник)
Иногда он выходил на дорогу и ревностно следил за работой бригады, что обслуживала некогда закрепленный за ним участок. Заметив брак, Адышес ссорился с мастером.
– И все тебе не так, дед! – отвечал тот. – То плохо ямку залатали, столбик придорожный недокрасили, знак не там установили…
– Совесть у тебя есть? – увещевал мастера он. – Не маленький ведь, должен понять – дорога не терпит такого отношения. Ты сегодня наворотил, уехал, а завтра люди пострадают.
– Шел бы, дед, со своей совестью на печь и ждал бы, когда придет за тобой смерть, освободит от нужды ссориться с людьми! – огрызался мастер.
За то время, которое мы возили горный камень на строительство поселка для переселенцев из чаши Кубанского водохранилища, Индар подружился со стариком и всегда был для него желанным гостем.
В тот день мы подъехали к дому Адышеса в обед. Хозяин находился в отъезде. Чабан Алексей из военного хозяйства неподалеку пас у дороги овец. Мы уже решили ехать, направились к машинам, когда навстречу с луга вышла она… От девушки с букетом полевых цветов нельзя было оторвать взгляд. Она шла, гордо подняв голову над высокой грудью, легко ступая по весеннему ковру муравы. Приблизившись, незнакомка мельком взглянула на нас, зарделась от смущения, отвела от лица густой локон черных, как смоль, волос и поторопилась во двор. Меня поразили ее глаза – большие и грустные, цвета бирюзы. Индар был покорен, я видел, что ему совсем не хочется уезжать.
– Кто это? – словно очнувшись от наваждения, спросил он у Алексея.
– Фамия, внучка Адышеса, – пояснил тот. – В мае, в пору цветения трав, она недельку-другую гостит у деда, лечит он ее. – Насколько хороша Фамия, настолько и несчастна, девочка серьезно больна.
Фамия была младшей, четвертой дочерью Челемета, сына Адышеса. Говорили, старик очень ждал появления на свет этого ребенка, надеясь, что будет у него, наконец, внук. Собравшаяся позднее в доме Челемета родня, куда уже привезли новорожденную, с нетерпением и опаской ждала его. Старик появился на пороге за полдень и, когда узнал, что опять родилась внучка, расстроился не на шутку. Так велико было желание Адышеса иметь наследника, что, обидевшись бог весть на кого, он даже не сел за стол, накрытый по этому случаю, и стал собираться в обратный путь. Родня попыталась удержать, но старик оказался непреклонен. Тогда возмущенная его сестра Аминет протянула внучку и выпалила:
– Отказываешься погостить у сына – дело хозяйское, но имя дать ей как дедушка ты обязан!
Адышес взглянул на ребенка и бросил:
– Фамия!
Имя это по-адыгейски значит – нежеланная. Девочка росла болезненной, Адышес быстро поменял отношение к ней, стал любить Фамию пуще других внучек.
Вечером, оставив машины под разгрузкой, мы вернулись в аул пешком. Когда же приблизились к дому Розы на околице, услышали, как тетя Мария, подруга хозяйки, перебирая струны гитары, поет задушевно:
Дорога, дорога, дорога,Дорога, успокой меня немногоОт разных мелочных обид,От тех, кого недолюбил,Кого не проводил я до порога…
Индару нравился этот романс, но на сей раз он не проявил к нему интереса.
– «Вдовий клуб» собрался, – сказал я. – Может, зайдем?
Хозяйка, тетки Мария, Аршалуйс, Нуриет были подругами – солдатскими вдовами. В годы войны одно горе «похоронок» объединило их и не дало разлучиться до конца жизни. Иногда старушки ссорились по мелочам, но ненадолго. На их «девичники» охотно шли аульчане. Тут можно было послушать адыгейские, русские, молдавские, армянские песни и сказки. Индар изучил репертуар вдов с детства, когда мать уходила на работу, оставив его на попечение Розы. Последняя, не имевшая детей, называла его внучонком, относилась к воспитаннику с особой теплотой. И на этот раз хозяйка встретила нас радушно. Хотя в доме Розы было очень весело, Индар просидел вечер насупившись, как больная птица, не проронив ни слова. Хозяйка заметила это и, когда мы уходили, остановила его.
– Вижу добрый знак в твоих глазах. По ком сохнешь, внучек? – спросила она.
– Вам показалось, – ответил он, – Показалось, говоришь, Индарушка? Э-э, внучек, в чем – в чем, а в этом меня не проведешь!
Не утолив любопытства Розы, мы вышли на двор, укутанный мраком ночи. Было тихо. Лишь изредка, прошелестев, словно ветерок по листьям, пересекали долину, в которой селился аул, запоздавшие автомобили.
– Да нельзя же так – не познакомился с девушкой, а уже растерялся, – прервал я молчание.
Индар улыбнулся.
– А она интересна, не правда ли? – сказал он.
И, не дождавшись ответа, ушел домой.
Слова его, казалось, на мгновенье застыли в теплом воздухе ночи, как свет чистой луны, предвещая завтра хороший день.
Утром, приметив Фамию на скамейке, Индар нарвал в поле цветов и протянул мне букет.
– Подари ей!
– Ты и сам это сделаешь неплохо, – подтолкнул его я.
Он приблизился:
– Здравствуй, Фамия! Возьми это…
Девушка поднялась, ответила на приветствие и отступила. И если бы не Адышес, вышедший со двора и оказавший приятелю радушие, Индар был бы сражен отказом. Фамия приняла букет.
– Давно не заезжал, Индар. Какие новости? – спросил Адышес.
– Все по-старому, – ответил тот.
Они разговорились. Перед отъездом в карьер друг бросил мне:
– Пуглива, как серна!
На этот раз Фамия решила гостить целое лето. Мы стали хорошими друзьями. Из тысяч машин она легко узнавала наши и, если нуждалась в общении, махала нам. Индар с ней всегда был весел, шутил и смеялся. Фамия же все больше посматривала на него с любопытством. Я подозревал, что он ей нравится, и был очень рад этому.
– Оживает девочка с вами, – говорил Адышес, – заезжайте к ней почаще.
Он охотно отпускал ее с нами в лес, на реку. Мы с Индаром, как дети, барахтались в воде, прыгали по деревьям, получая за это в награду звонкий смех Фамии. Так мы прожили первый месяц лета, потом с девушкой случился приступ, и она слегла. Индар очень переживал, похудел и осунулся. Находясь изредка у постели Фамии, он старался развеселить, отвлечь ее, когда же это не удавалось, грустил пуще прежнего. К концу августа больной стало чуть лучше. Но от той девушки, с которой мы познакомились в мае, казалось, не осталось и следа. Она замкнулась, часто и задумчиво смотрела на Индара, мало говорила с ним, Однажды он подошел к ней, а она, узнававшая его по шагам, даже не обернулась. Фамия сидела на скамейке и мечтательно, с напряженным ожиданием смотрела вдаль. «Не заметила», – решил Индар и закрыл ей ладонями глаза.
– Я почти дозвалась его, а ты все испортил, – отведя руки, тихо произнесла она.
– И кого же ты звала?
– Всадника в белой черкеске…
Он в недоумении пожал плечами.
– В детстве, когда мне было совсем плохо, – объяснила Фамия, – бабушка Хания рассказала о нем: «Всадник в белой черкеске – самый добрый и благородный человек на свете. Одно появление его делало людей счастливыми. Бросит всадник взгляд на аулы – прекращаются распри, отступают болезни; посмотрит на поля – плодоносят нивы щедрым урожаем. Всадник в белой черкеске – благая надежда земли. Дождись его, внученька, он обязательно примчится к тебе, залечит хворобу».
– Красивая сказка, – заключил Индар.
– Это не сказка! – вспыхнула она.
– Что происходит, Фамия? Последнее время ты всегда о чем-то думаешь и молчишь.
– Нам нужно расстаться! – ответила она и отвернулась.
– Как расстаться?
– Мы не пара, Индар, – твердо продолжала девушка. – Я буду только усложнять тебе жизнь.
Она была непреклонна в своем решении. Индар не стал уговаривать.
Утром следующего дня он не поехал в рейс. Передав мне документы на дрова, которые выписал для Адышеса, попросил получить их и завезти старику. Солнце находилось в зените, когда я доставил дрова по назначению. Вместе с Адышесом и Алексеем мы быстро разгрузили машину.
– Теперь можно ждать зимы спокойно, – сказал старик.
В это же мгновенье донесся крик Фамии со двора. В нем было все: радость и надежда, волнение и страх.
– Скачет, дедушка, скачет!
Мы повернулись к полю.
– Бог ты мой, такого всадника в наших краях не было лет сорок! – воскликнул Алексей.
И я увидел его. Он скакал на горячем иноходце в белой черкеске, высоко держа голову в папахе, с красным башлыком на плечах. Это был Индар. Он не смог отказать Фамии в воплощении ее мечты…
Индар спрыгнул с коня.
– По какому это случаю так вырядился? – спросил его Алексей, но он не ответил.
Всадник в белой черкеске и Фамия, открытые и счастливые, ласково смотрели друг на друга. Им не нужны были слова, потому что и без них все стало ясно: завтра наступит новый день и устремятся птицы на восходящее солнце, а они пойдут по жизни рука об руку.
– Это тебе, – Индар протянул девушке кожаный мешочек, – в нем отвар рода Абреджуковых, говорят, помогает от тысячи болезней. Их столетняя Ханмелеч для тебя приготовила.
