Алексей Шепелёв - Москва-bad. Записки столичного дауншифтера
Да что далеко ходить: метров триста пройти – за забором вагончик, из-за забора то же самое раздаётся по пятницам и выходным, с гиками и плясками, бараниной палёной-жареной прёт, как в бронзовом веке!
Были как-то в музее Достоевского на Божедомке. Ну что бы здесь, казалось!.. Пьяненький дедок-соотечественник душевно запустил, тётки седые походили за следом по залам, косясь, словно шпионя, кабы чего не стырили. В общем, как обычно… Затем мы вышли, обошли дом сбоку… там какой-то ещё вход иль флигелёк… Но оттуда нас невежливо послали… гастарбайтеры!.. Там слышался галдёж, заделано всё было какими-то одеялами и воняло бомжатиной… Когда мы отошли подальше, то издалека увидели, что на верхних этажах окна также заделаны всякой дрянью, и там целое гнездовье «друзей»! А музей – на первом этаже…
Шикарную станцию отгрохали в честь ФМ, действительно в Москве такого не хватало, а вот на выкуп всего мемориального дома писателя денег, видимо, не хватило. Как «Достоевская» красуется на одном конце салатовой, недавно выросшей, ветки, так на другом конце есть «Шипиловская» (будущ. «Шепелёвская») … – невольно улыбаешься и не знаешь, уместны ли сейчас такие шутки… Или такие: «Гагаринская» – поехали!.. «Гадаринская» – выходим!..
Как ещё названия станций, улиц и переулков в центре столицы не поменяют на более понятные. «Марьина роща», «Зябликово», «Трубная», «Люблино», «Братиславская», «Марьино», «Сретенский бульвар», «Волжская» – это только по этой ветке. Я думал, все эти Сивцевы вражки, Солянки, Кривоколенные-Строченовские и прочие «варваризмы» ещё в 90-е годы спешно сменят на англицизмы. А теперь уже иное: «Москвичей обучат языкам мигрантов», – сообщает газета «Известия»! Как арт-проект это, может, и неплохо, когда организаторам делать нечего, а денежки капают – это было где-то в ЦДХ или Музеоне, мы там как раз проходили мимо, но тогда особого внимания не обратили: мало ли, тут и в Артплее восхищаются бомжовско-гастерскими инсталляциями, доставшими под окнами… Но показали по ТВ, потом «Известия» и перепечатки: «По замыслу инициаторов проекта изучение языка мигрантов способствует большей толерантности…» – явно нечто вроде пробного шара получилось. А по другому каналу тут же: «В подвале музея Достоевского в Петербурге, оказалось, живут гастарбайтеры…» Сорокин предрекал китайский язык, но что-то высоко хватил.
Были и в подмосковных городах и весях юго-востока области, где я по редакторской тогдашней работе постоянно кочевал, те же представители тех же среднеазиатских республик, и довольно изрядно, но столица превзошла все ожидания… И чего уж точно там не было, так это чёрнищего, рослого афроамериканца, примостившегося у гаражей, как раз при косой дорожке от мусорки, где был обретён кот… Я, проходя и отвернувшись, подумал, что он закончил своё дело и убирает своё добро в штаны, а он, оказывается, наоборот – выказывал проходящим юным дамам!.. или не дамам… Было бы у меня кого позвать, мы б его враз воспитали! Вовк!..
Хотя эти зелёные отгородки с ржавыми конейнерами, понатыканные чуть не у каждого дома, ставшие неотъемлемой частью пейзажа любого спального района и тоже входящие в основное ведение трудовых мигрантов (на больших объектах они постоянно пасутся, иногда просто отдыхая-покуривая), завсегда используются русскими как объекты двойного назначения: то есть ещё и как туалет. Сюда без всякого раздумья, отделившись от потока идущих по тропинке, спешит любой подвыпивший мужик, любой молодой парень, а также залётный пьяный туземец, а то и целая их ватага… Что называется «по умолчанью»: туалетов-то в России ёк везде, а если есть, то платно-дорогие иль для отмазки от начальства бутафорские! Девушек, конечно, куда как реже можно встретить… Хотя сейчас все опростились до предела: сколько раз посредине улицы прямо, и людной – на площади у магазина – какая-нибудь дородная матрона или бабка уж, приподняв подол, садится!.. А приложиться к углу дома, присесть там – дело молодое, скорое, один раз даже сексом под многострадальным окошком занимались – причём зимой, в двадцатиградусный мороз!
От советского воспитания к этому как-то трудно попривыкнуть… Или вот когда тот же чернокожий, никак уж им сейчас не удивишь, резко выскакивает откуда-нибудь из-за угла в метро… так инстинктивно и дёрнешься, увидав на месте лица и головы нечто чёрное! Такое всё же не для наших глаз – для нас это уже чёрт какой-то, «чёрный мурин», «ефиоп смрадный», «чёрный человек» есенинский! Так же порой физически бьёт по восприятию и мельтешение – а то и свистопляска наатуральная! – не в меру закопчённых иммигрантов, их жучно-чёрных бошек, чёрно-красных глаз, блестящих золочёными коронками зубьев, спортивных или отвратно-джинсовых обтягивающих коротких шкер и женских панталон и юбок с мегастразами!
Мало того, что все «кочевники-завоеватели» и «агаряне-аграрии» призывного возраста сюда переселились, так они ещё и все семейства сюда перетащили – присмотритесь! Вот толстые пожилые дамы, укутав голову-лицо платками, сидят в вагоне, перекрикивая шум метро, блистая бронзой усатых ртов… Вот леди-карапуз беременная мчится… Вот бабка какая-то волочится дряхлая с внучком за ручку – как на базар в Бишкеке… Что им-то тут делать? – какие работы они могут выполнять?!.. Вот толстозадые чёрнобрючные бабищи семенят от метро, не прекращая в трубку голосить по-своему, припадая на каблуках то на один бок, то на другой, держась по центру дорожки-тротуара, а для верности, как шлагбаум, выставив ещё и сигаретину в небрежно наманикюренных пальцах – и сколько их таких вокруг – десятки, сотни! – пока идёшь, сто раз запнёшься, плюнешь про себя – ей-богу, никак не обойти!
Сколько раз, поднимаясь из подземки, наблюдал я эти непомерно участившиеся, простые и горячие, простите за сравнение, братания на Эльбе! Выходит стайка нелегалов (ну, или легалов, разницы нет), таща по двое мешки с луком, с красным перцем и другим… Их принимают, обнимая, похлопывая по кожаным курчонкам, тутошные, обжитые… Вот наши бы куда-нибудь приехали, например, в Москву, аж целым скопом, и там тебя б радушно встретили друзья и родственники, обнимая и целуя!.. Абсурд!
«Скоро вса Масква наша будэт!..» – восклицают они радостно – по-русски! – ей-богу, слышали такое! – волоча мешки и сумки, перекрыв дорогу запинающимся, как в пробке, мне и Ане… Далее идём по дворикам, где на каждой из детских площадок (мизерных, словно для грудных, выстроенных тоже для проформы на ходу, средь тесных нищих закоулков, огороженных кладбищенскими оградками…) из дюжины резвящихся ребят десяток черноголовых… И по паре жующих что-то бронзозубых бабок в шалях…
Вы говорите: «ксенофобия», «национализм» даже и прочая «нетолерантность»! Посмотрим в старом словаре: «1) мед. навязчивый страх перед незнакомыми лицами; 2) ненависть, нелюбовь, нетерпение, неприязнь к кому– или чему-л. чужому, незнакомому, непривычному». И в новом: «страх или ненависть к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному; восприятие чужого как непонятного, непостижимого, и поэтому опасного и враждебного. Воздвигнутая в ранг мировоззрения, может стать причиной вражды по принципу национального, религиозного или социального деления людей». Ксенофобия, читаем дальше, имеет в своей основе и биологические (защитные) механизмы (ещё и исторические, добавим мы: «наших друзей», негаданно нагрянувших, не зря именовали на Руси не иначе как погаными). И дальше небольшой, но исчерпывающий подпункт «Ксенофобия в России»: «Руководитель центра по изучению ксенофобии Института социологии РАН5 отметил, что социальное неблагополучие играет существенную роль в формировании ксенофобии, по его мнению, этим обусловлен тот факт, что лишь предприниматели продемонстрировали существенно меньший уровень недоброжелательности к мигрантам другой национальности». Обсмеяться! Переселить бы таких руководителей и исследователей в пятиэтажки в спальных трущобах, желательно в Бирюлёво!
Ненависти и навязчивости тут, наверно, не должно быть, да их у русских, слава богу, практически и нет. Я разделяю мнение, что россиянином или русским даже (как до революции не было графы «национальность» – писали: православный) может стать любой приезжий, если он любит нашу страну, язык (а лучше бы, конечно, и веру принять), делает что-то полезное, язык учит… если его дети «Руслана и Людмилу» читают в школе, а дома наизусть шпарят, то что ж в том плохого – willkommen!.. Но никакой интеграцией пока и не пахнет. Масквабад – это не стольный град Москов. И это вообще-то другой народ, другая раса, другой язык, другая культура, иная вера, совсем неблизкие и чуждые, которые в нашу повседневность вторгаются никак уж не политкорректно агрессивно и массово. Где в этих схемах бдительность граждан (пусть даже антитеррористическая), самоидентичность и т. п.? Почему мне должно нравиться жить в Бишкеке, когда я всю жизнь стремился переехать в Москву?
