Татьяна Веденская - Ягодка, или Пилюли от бабьей дури
Подозрения, которыми он кормился весь месяц, не подтвердились, и сейчас, когда он стоял на залитой солнцем лужайке, глядя на румяную, с блестящими (видимо, от вина) глазами Светку, эти подозрения показались ему дикими и беспочвенными. Подсолнечное масло! Да все в порядке, она просто с дочерью на даче. Сейчас они будут делать шашлыки. Все просто отлично.
– Ладно, завтра схожу в магазин, – кивнула Света, забрала у мужа сумки и ушла в дом, где долго стояла у стола, смотрела через окно на то, как Костик разговаривает с Ирмой, как раздувает угли, машет картонкой, как смеется. И снова слезы навернулись на глаза. Светлана села на табуретку и подумала – как все-таки жалко, что она больше его не любит. Или даже вернее будет сказать так: жаль, что она просто больше не может любить. Почему отключилась эта кнопка, которая работала всю жизнь? Кто ее отключил, где этот пульт? Вот он, приехал, потому что, наверное, беспокоится. Переживает за нее, за них. А ей ничего не надо, разве что еще вина.
– Светка, ты чего там застряла? – крикнул он, улыбаясь. – Иди к нам!
– Иду! – крикнула она в ответ, еле справившись с желанием бежать без оглядки куда глаза глядят. Но бежать-то некуда, позади, как говорится, Москва.
Глядя на то, как ее муж Константин переворачивает шашлыки, поливает их водой, раздувает угли, Светлана силилась вспомнить, почему она когда-то, восемнадцать лет назад, вышла за него замуж. Она вдруг с ужасом поняла, что большинство деталей почему-то испарились из ее памяти. Она помнила, как познакомилась с ним на дне рождения своего однокурсника, на который попала совершенно случайно. Потом, кажется, Костик проводил ее до общежития, где она жила. А может, и нет. Почему-то Света гораздо лучше помнила ту историю с Леркиным побегом, чем знакомство с собственным мужем. По времени эти два события – знакомство и побег – проходили примерно в одно и то же время, но только все, что касалось Леры, всегда было ярче любых других событий. Как комета в темном небе всегда ярче звезд, так и Лерина жизнь горела в памяти, заслоняя все остальное.
Они с Лерой познакомились в общежитии, их поселили вместе. Им очень повезло, что дали комнату в так называемой двушке, блоке из двух комнат, по два человека в каждой, с общим санузлом и прихожей. В других корпусах жили по шестеро, а тут – красота. Лера и Света, вдвоем. Шестнадцатилетняя, боящаяся собственной тени, робкая отличница Света и Лера, которая уже тогда знала, что она – особенная. Даже если это было не так, никто не сумел бы ее переубедить. Уверенность в себе, помноженная на прекрасные внешние данные… Как результат, она умела крутить всеми, как ручными котятами. Родителями, друзьями, преподавателями… Лучше всего, конечно, она крутила мужчинами. Две вещи сопровождали ее всю жизнь – поклонники и проблемы. И если что-то одно исчезало, Лера прилагала все усилия, чтобы восстановить баланс.
В медицинский институт Лера попала после второго провала в театральное училище. Конечно, она должна была стать артисткой, с ее-то талантом. Как и почему она не прошла конкурс, как могли ее не взять и не увидеть, какая она звезда, – Света не понимала, но факт оставался фактом. После долгих уговоров Лерин папа задействовал все связи и протащил упирающуюся дочку в медицинский вуз. Там, где Света пробивалась долгими бессонными ночами, с репетиторами, с мамиными кровными деньгами, с красным самарским дипломом, Лера прошла, недовольно поведя плечом. По большому одолжению и потому что не хотела возвращаться в Тверь.
– Достали предки. Надо побыстрее замуж выйти, только вот за кого? Не за врача же? Этой братии мне на всю жизнь хватит после собственной семейки. Нет уж. Надо найти какого-нибудь режиссера, – заявила Лера, раскладывая вещи.
Жизнь в одной комнате в Лерой Орлович стала для Светы своего рода боевым крещением. Мужчины с подарками и записками, странные взгляды других девушек с курса… Интересная жизнь продлилась примерно с полгода, потому что сессия, особенно первая сессия в медицинском институте, – она безжалостна и беспощадна. За красивые глазки анатомию не сдашь. Лера Орлович сессию завалила, и если бы не папа, вылетела бы пулей. Или, что более уместно в ее случае, пробкой из шампанского. Но папа подключился, уповая на то, что время все-таки приведет в чувство неразумную доченьку. Тогда та нанесла ответный удар. Бросив все: и зачетку, наполненную удовлетворительными оценками, и Свету, и обещания, – убежала в неизвестном направлении, сказав только, что не желает чахнуть в этом болоте.
– Но что ты будешь делать? – спросила Света, когда Лера с вещами стояла у зеркала, наносила последние штрихи на свое красивое лицо.
– Что делать? – удивилась та. – Блистать. Лопать ананасы в шампанском!
– А как же учеба?
– О, нет. Это не для меня, – снова капризно передернула плечиками она. И скрылась, не оставив никаких следов, кроме разве что каких-то общих знакомых, с которыми Света не очень-то и общалась. Она знала только, что Лера вроде получила роль в каком-то фильме, то ли главную (что вряд ли), то ли второстепенную (что вполне возможно), и что перед ней теперь открывается светлое актерское будущее, о котором она всегда и мечтала. Для ее родителей эта история стала последней каплей, последним ударом. За все, как говорится, добро отплатила дочка…
Единственный раз, когда Светлана видела Лериного отца, он приезжал к ним в институт, чтобы поговорить, выяснить, что творилось в башке его непредсказуемой доченьки, а также чтобы оформить задним числом академический отпуск на тот случай, если дочь все-таки придет в себя. Высокий и тоже, как Лера, худой, благородный старик с седой головой и усталыми медленными движениями, он делал, что мог, не представляя, как еще можно поступить в его положении. Академка была сделана, но о дочери не было никаких вестей, кроме слухов, которые становились все неправдоподобнее и нелепее. Фильмов с участием восходящей звезды Орлович также никто не видел.
К Свете тогда подселили на время другую соседку, вьетнамку. Она жарила селедку, плохо говорила по-русски, замачивала белье чуть ли не на месяц и зубрила без остановки. Для нее учеба в МОЛГМИ была большой честью, на родине ее ждала успешная карьера, почет и уважение, а также деньги. Поэтому ей было наплевать и на тараканов, и на запахи, и на соседку. Света платила ей взаимностью. Именно тогда она и познакомилась с Костей, на дне рождения однокурсника, случайно. Он проводил ее до общежития, поцеловал, и на этом, кажется, все закончилось. Она уехала на лето к себе, в Самару. К маме, на Волгу, к теплу и солнцу. Света закрыла глаза и вспомнила, как она все думала тогда, тем летом, о темноглазом парне, который так внимательно и серьезно посмотрел ей в глаза, а потом склонился и поцеловал ее в губы. Она думала, он никогда больше о ней не вспомнит. Взрослый парень, москвич. Красивые глаза, высокий, умный. Зачем она ему? Даже имени не вспомнит.
Нет, вспомнил. В сентябре специально приехал в мед, нашел ее, пригласил в театр. Красивый жест. Если вспомнить, он вообще красиво за ней ухаживал тогда. Полгода они ходили за ручку, целовались. Пальцем до нее не дотрагивался, говорил: «За совращение несовершеннолетних – это не тост, а статья». Свете тогда еще не исполнилось восемнадцати, а у него до нее явно были и другие женщины. Господи, она-то какая была дурочка! Думала, что это добавляет ему мужественности. Впрочем, так оно и было. И любила она его так, что дух захватывало, сейчас Света вспомнила это со всей отчетливостью. Боялась, что не придет, не позвонит. Что найдет себе кого-то получше. И страшно стеснялась своей угловатости, неопытности, вспоминала Леру, жалела, что ее нет рядом, с ней бы можно было посоветоваться.
– Светка, ты шашлык-то есть будешь или только гипнотизировать? – с наигранной веселостью спросил Костик и толкнул Свету в плечо.
– Да. Что? А, конечно буду.
– Ты так нас не пугай, – хмыкнула Ирма, откусывая сочный кусок свинины.
Дети, дрожа от нетерпения снова бежать по своим делам, наспех заглатывали мясо под строгим Ирминым взглядом.
– Я больше не хочу, – хмурилась Олеська.
– Худая-то какая, посмотри, – Ирма ущипнула ее за кожицу на спине. – Кушай, а то вырастешь, как Кейт Мосс.
– Это угроза или комплимент? – хмыкнула Света.
– И то, и другое.
– Пусть бегут, – махнул рукой Костик и благодушно улыбнулся. – Сейчас проблема не в том, что кто-то не ест, а в обратном.
– Да уж, – усмехнулась Ирма, показав глазами на округлый Костин животик.
Костик усмехнулся и похлопал себя по животу рукой.
– Груз ответственности.
– Куда деваться, – рассмеялись все.
– Ну, будем? – произнес он тост, подлив вина из пачки в кружки.
Сам он предпочитал что-то покрепче, руководствуясь принципом «чего мокроту разводить». Они чокнулись, отхлебнули, доели шашлык. Костик пошел осмотреться, заметил, что кто-то выломал столбик забора, наверное, разворачивался и не заметил.
