Евгений Горбунов - Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости
– Если выбирать между нами и Игнатьевым, то Игнатьев однозначно. Это война, и нужно кем-то жертвовать… А что Игнатьев, в последнее время только и того, что канючит. Не покупать, не продавать. А какого он полез звонить за эту заявку? Сиди и жди указаний. Так нет. Вынес сор, как говорится…
– Ладно, поговори с ними… Только быстро. До конца селектора определиться надо.
Леванченко вышел в коридор и набрал на мобильный Качко.
– Срочно выйди в коридор, есть проблемы.
Через минуту появился грузный, тяжело дышащий Качко.
– Значит, так. По рублям. Кронберг вынес на селектор всю эту «матню» и нужно будет оправдываться. Ты об указании Дайнеко на покупку рублей не слышал. Понял?
– Понял.
– На вопрос, почему допустил такую позицию, говоришь, что Игнатьев уговорил. Тебя прикроют, если что. Максимум, что получишь – это сраный выговор. Если нет – зайдешь в говно по полной. Выбирай быстро и сейчас!
Качко испуганно смотрел на Леванченко.
– Ну! Трус не играет в хоккей, он работает на хорошей работе и получает хорошую премию…
– Хорошо, согласен. Я вот думаю, что только…
– Что «только»? Что? Все будет окей. Мы с Людой тебе накинем на карту…
– Хорошо.
– Не подведи меня.
– Да, да, Андрей.
– Все, дуй на рабочее место.
Лицо Качко покрыли красные пятна. Он спешно развернулся и пошел в дилерский зал.
Леванченко набрал на мобильный Игнатьева.
– Срочно выйди в коридор, есть проблемы.
Вышедшему в коридор Игнатьеву неожиданно дружелюбным тоном Левандос начал объяснять ситуацию:
– Не знаю, что ты сказал Кронбергу, но он, бля, все вынес на селектор. Дайнечке теперь придется хлебануть за всю мазуту… Но будет правильно, если ты выступишь в роли проебавшего…
– Андрей, послушай… – Игнатьев, что называется, «закипал».
– Не перебивай… мне самому сейчас херово, и за тебя переживаю… Слушай меня… Мы должны сейчас Дайнеко избавить от этих проблем. Ты хотел заработать и проиграл. Бывает такое? Бывает. Дайнеко тебя прикроет. Ну, выговор впаяют, для блезира премии лишат один месяц. И все. А там всё компенсируют. Ты же меня знаешь. Ты понял, к чему я веду?
– Догадываюсь…
– Я веду к тому, что тебе указаний на покупку рублей никто не давал. Ты сам решил сыгрануть и договорился с бэк-офисом. И проиграл немножко…
– Да за это меня в два счета вышвырнут на улицу, – Игнатьева трясло.
– А тебя и так, и эдак вышвырнут… Если не сделаешь, как говорю.
– Я подумаю.
– Ни хера себе, он подумает! Сейчас говори – ты с нами или нет? Подумает он…
– Дайнечка всю эту хуету закрутила. Меня никто не слушал. И я же виноват. Это, бля, абсурд какой-то…
– Абсурд, а хули… Сидеть в тепле и бабки зашибать… А ты чо хотел?
– Хотел по-человечески.
– Так, хватит демагогии. Твой ответ, Саша?
– Да, я с вами… Выбора нет.
– Вот и хорошо. Пиздуй на рабочее место и больше улыбайся. Ты же дилер, а не хер с бугра.
Игнатьев ушел, а Леванченко вернулся в кабинет Дайнеко.
– Переговорил со всеми, – прошептал он на ухо Дайнеко, – Игнатьев возьмет всё на себя. Качко как всегда с нами. Вырабатываем стратегию – дилер перешел все дозволенные границы. Решил, что он царь и бог всех рынков. Ну, а мы по причине мегазанятости упустили этот момент…
Селектор закончился. Дайнеко созвонилась с Рутман Анжелой Иосифовной, руководительницей бэк-оффиса, они через пять минут встретились в приемной Председателя. Рутман показала ей тикет по сделке, подписанный Игнатьевым. Перекинулись парой слов. Сотрудник бэк-офиса осуществила проплату вопреки всем инструкциям. Всё очевидно. Тем временем секретарь пригласила их в кабинет Председателя Правления.
Зашли. Председатель жестом пригласил садиться. Поздоровался. Дайнеко показалось, что у него неплохое настроение. Он коротко обратился к Дайнеко:
– Слушаю вас.
– В настоящий момент у нас «длинная» позиция по рублям за доллары. В прошлую пятницу дилер осуществил сделку по покупке четырехсот пятидесяти миллионов рублей по курсу 25, 2816. Цель покупки, по словам самого дилера, проведение арбитражных операций.
– Сумма выходит за рамки полномочия дилера. Кто санкционировал операцию? Анжела… ммм… Иосифовна, тикет есть?
– Да, – Рутман протянула Председателю листок.
– Чья это подпись?
– Это подпись дилера, Игнатьева, – отчеканила Дайнеко.
– Как же сотрудник бэк-офиса мог осуществить платеж без подписи лица с соответствующим лимитом полномочий?
– Выясняем. Эта сотрудница сейчас в больнице, ногу сломала. Связи с ней пока нет.
– Да-аа, – Председатель откинулся в кресле, – вы тут можете устроить второй всемирный банк «Берингс». Какой, кстати, сейчас курс рубля?
– 25, 41.
– Убытки идут по нарастающей. Ни сегодня, ни завтра вы закрыть эту позицию не сможете, так?
– Да.
– Поразительно, – Председатель смотрел на Дайнеко. – Я, честно говоря, не думал, что такое возможно при нашей системе проведения таких сделок и контроля. Хочу услышать ваши предложения.
– Предложения следующие, – у Дайнеко дрожали руки. – Все убытки по этой сделке, я просто уверена, мы покроем. Пересмотрим все дилерские лимиты. Еще раз досконально проработаем правила и порядок осуществления сделок. А дилер будет жесточайшим образом наказан…
Председатель смотрел на нервно дергающийся рот Людмилы Николаевны. Он уже хотел ставить точку в этом разговоре, как вдруг взгляд его упал на экран ноутбука, стоявшего на столе. «Продажа части акций Сваринского меткомбината под вопросом?» – на информационном портале выделялся зеленым цветом небольшой баннер. Он щелкнул по нему. Информации было немного. «Падение рубля наверняка отодвинет сделку по покупке пакета акций комбината. Потенциальные покупатели «Парт Лимитед» и «ОДС Интенешинел», связанные с крупными финансово-промышленными структурами «МКС» и «Сапсан Проджект», огласившие накануне предварительный объем сделки порядка 20 миллионов долларов, скорее всего предпочтут…»
– Какой курс был в понедельник? – резко прервал Председатель Дайнеко.
– Курс?.. Порядка 25… Болтался туда-сюда… Или, может, чуть ниже…
– И дилер, имея серьезный профит, не зафиксировал прибыль, хотя бы частично. Как вы можете это объяснить?
– Объяснение одно. Потеря чувства рынка. Зарвался человек… – Дайнеко почувствовала, что всё начинает идти не по той схеме.
– Так, по бэк-офису, – от этих слов Председателя у Рутман похолодело внутри, – сотрудника, осуществившего проплату по сделке – в 24 часа вон из банка. И не просто служебное несоответствие, а халатность. Приказ в системе документооборота должен стоять через два часа. Предупреждаю вас, Анжела Иосифовна – если еще такое повторится – вы пойдете даже не на улицу, а в тюрьму. Процесс должен быть показательным. Все регламентирующие документы должны быть пересмотрены и обновлены. Дополнительным стимулом будет лишение вас 20 процентов вашего ежегодного бонуса.
– Теперь с вами, Людмила Николаевна, – у Дайнеко от этих слов всё сжалось, – хочу посмотреть на вашего этого… Игнатьева, что он мне скажет, и тогда примем решение. Пришлете его ко мне с графиками курсов за прошедшую неделю до сего момента через час. Всё, свободны.
Дайнеко с Рутман выскочили из кабинета. В глазах Анжелы Иосифовны были слезы. Не сказав друг другу ни слова, они разошлись в направлении своих подразделений.
В длинном пустом коридоре ее ждал Леванченко.
– Ну что? – нетерпеливо спросил он.
Дайнеко молчала. Осмысление произошедшего нарушал лишь только монотонный гул копировального аппарата в конце коридора за углом.
– Он заподозрил что-то, вызывает через час Игнатьева с графиками курсов. С Рутманши 20 процентов бонуса снял, Светлану эту – на отдел кадров… В час дня чтоб Игнатьев был у Председателя, скажешь ему. И переговори с ним еще раз.
– Не волнуйся, Люда, все сделаем.
– Ты уверен, что с Игнатьевым будет всё как надо?
– А куда он денется? Разберемся с этой ерундой и забудем. А что потом?
– Что, что? Убирать его надо и всё! – Дайнеко так повысила голос, что Леванченко показал ей жестом: «тише». – Убирать!
– Как скажешь. Людей у нас много. Работать есть кому.
– Всё, иди, – Людмила Николаевна пошла к себе в кабинет.
Игнатьев сидел и немигающим взглядом смотрел на мониторы. В глазах все сливалось. После разговора с Левандосом с предложением взять на себя эту долбаную сделку, он понял, что все не просто плохо, а очень плохо. И последствия, в том числе для него, будут катастрофическими. Внутри бушевало сильнейшее нервное напряжение, и таблетка, последняя таблетка из смятой пачки, практически не действовала. Игорь взял на себя мелкие будничные операции и не трогал его. Кирьян слева тоже притих. Саша хлебнул остывший кофе. Вкус показался неприятным. Начало подташнивать.
В зал после продолжительного отсутствия зашел Леванченко. Проходя мимо, неожиданно направился к Игнатьеву, взял за плечо и наклонился.
