Алиса Ганиева - Жених и невеста
– Да не коснётся её проклятие, не бойся.
– Ты что, издеваешься? – остановилась мать. – Ты думаешь, это легко теперь с такой семьёй родниться? Невеста Абдуллаева, конечно, ни при чём, но история всё равно нехорошая. Её унизили, опозорили, прокляли перед всеми.
– Кто её унизил?
– Жених! Не делай вид, что не знаешь. От него же дочь той выступавшей ведьмы рожать собралась. Какая-то студенточка. Никто, оказывается, не знал, а тут всё вылезло. Если родниться…
– С кем родниться? Ты что, собралась невесту Абдуллаева за меня просить?
– Астауперулла, – опешила мать. – Невесту Абдуллаева какая мать попросит? У неё же всё семя теперь проклято. Я про Луизину племянницу говорю!
– А с чего ты решила, что мы сойдёмся?
– Как? – Мать упала на подвернувшийся стул. – Вы же так долго танцевали. Я думала…
– Мама, забудь про Луизину племянницу, не нужна она мне, понятно? – не сдержался Марат.
– Ты что на мать кричишь? – оторвался от писанины отец.
– Не кричу я, только не надо мне кого не надо навязывать.
И Марат стремительно удалился в комнату, к компьютеру. Ему нужно было связаться с московскими коллегами, узнать новости по делу правозащитницы, изучить документы, но в голове крутилось предупреждение Шаха. Патя встречается с каким-то трескучим Тимуром. Невозможно… Она слишком для него умна.
Потом озарила ещё одна мысль: конечно, Шах злословит про Патю, потому что не хочет, чтобы кого-то предпочли его кузине – Сабрине Шаховой.
Но, подумавши, Марат тут же сам себя опроверг: «Да нет, он же сам называл Сабрину драконом».
Тогда рука сама потянулась к телефону, чтобы набрать Патю, но замерла на полпути: «Прошёл только день, звонить слишком рано. Подумает ещё, что мне сильно надо».
И Марат перевёл внимание на экран компьютера, чтобы на время забыть о Пате.
А Луизина племянница, проводив горюющую невесту Абдуллаева домой и отправив умываться в ванную, осталась в прихожей одна, улыбнулась висящему на стене длинному, в золочёной оправе зеркалу, задвигала, закрутила гибкими плечами и запела тихонечко популярную песенку, слышанную вчера на концерте в честь Халилбека:
Ты мой свет, ты мой луч,Ты горяч и могуч!Тутуту, тататарам…
Ещё перед катастрофой тётя успела намекнуть, что танцевавший с ней парень со жгучим взглядом ищет невесту. Звали его Марат. Он так проникновенно смотрел! Когда они с девочками уходили из ресторана с чёрного хода, он опять попался на пути и снова пронзил её взглядом. Конечно же, влюбился! Влюбился, влюбился! А его мама, Хадижа… Она всегда так приветлива, так внимательна. Значит, скоро что-то случится. Что-то чудесное, волшебное…
Луизина племянница задумалась о приготовлениях к собственной свадьбе. Конечно, их будет две. Первая, «невестина», где соберутся только её родственники и родители и куда пожалует Марат с дружками. А вторая, на следующий день – более пышная, «жениховская». Туда «невестиной стороне» путь заказан, будут только сёстры, подружки да пара мужчин-делегатов. Платье на первый день – золотое, с корсетом, и сверкающие камни в волосах. А на второй – белоснежное с серебряным поясом, длинная фата, как в том журнале… Надо бы обязательно сделать биотату хной и химзавивку ресниц. Подкатить на кабриолете. И пусть у жениха будут запонки. Она концы отдаст, если папа не наймёт лучшего фотографа и не пригласит танцевальный ансамбль в кожаных чувяках. Лишь только она вплывёт в нарядный зал, а за ней двухметровый шлейф, – все ахнут! На высокую причёску в стиле барокко (не забыть записаться в салон) полетят купюры…
Дверь в ванную хлопнула. Луизина племянница оборвала свои мечтания, напустила сочувствующий вид и приготовилась утешать умывшуюся невесту Абдуллаева и дальше. Но та уже не плакала и не сокрушалась, а молча подошла к окну, под которым нервно ревела заблудившаяся корова, и шумно вздохнула:
– Ну и ладно. Ещё лучше.
– Лучше, лучше, – эхом подхватила Луизина племянница.
– Ум-бу-у-у-у! – согласилась с ними невидимая корова.
7. Соседки
Я не казала носа за калитку уже несколько дней. Мне всё время чудилось, что каждый угол и перекрёсток осаждён шпионами Тимура, и стоит мне только переступить порог, как улицы схлопнутся, подхватят и выдадут меня ненавистному мучителю-коротышке со светлым бобриком. Он звонил по нескольку раз в день, требовал встреч, сбивался на угрозы, а с них – на сладкий лепет и нежности. С человеком определённо творилось неладное.
Аида, зашедшая ко мне с двумя старшими сыночками с плоскими от лежания в люльке затылками, проболталась, что Тимур уже пробовал действовать через неё, интересовался, как меня можно склонить к добровольной взаимности. Аида якобы отвечала, что главное не брать нахрапом. Однако советов Тимур, по всей видимости, не слушал.
– Ты сама виновата, Патя! – честила меня Аида, перематывая свой неизменный тюрбан слева направо. – Не надо было с ним столько из Москвы переписываться. Зачем вообще на встречу согласилась?
– Но я же не знала, какой он…
– Не знала она… Теперь расхлёбывай. Он же думал, раз отвечаешь, пишешь, значит, замуж за него хочешь…
Мне не терпелось поскорее выговориться Марине, но та отдыхала где-то в Болгарии. Да увижу ли её, вернусь ли в Москву? Мама уже несколько раз в сердцах восклицала, что нет, ни за какие коврижки. Там я, видите ли, вконец разучусь варить хинкал, быстренько зачерствею и скукожусь в старую деву.
– Скоро двадцать шесть! Ты уже никому даром не нужна! – шпыняла она меня то и дело.
Папа заметил, что я сижу взаперти, и предложил подвезти до города:
– Там же у тебя подружки с университета, да? Ума, Маша…
Как он только запомнил их имена? Подружки действительно имелись, но одна на лето уехала в горы – хлебать родниковую воду, бродить по альпийским лугам, дышать целебным разреженным воздухом. А вторая помчалась в качестве активистки готовить тот самый молодёжный форум, о котором талдычил Тимур. Я молилась, чтобы его смыло из посёлка на тот же форум, да поскорей, но не тут-то было. Не дождавшись, что отвечу на безотвязные звонки, Тимур отправил мне пугающее сообщение:
«Ты всё равно будешь моей!»
Я представила накинутый на голову мешок, багажник, похищение и до того перетрухнула, что засела в передней с бабушкой слушать сорок-соседок, притащившихся к нам в дешёвых, хлопковых, похожих на ночнушки, балахонах чистить огромную гору тыквенных семечек. Для чего – я даже не стала спрашивать. Родителей не было. Папа поехал-таки в город участвовать в неожиданном митинге за освобождение Халилбека, а мама, клеймившая и поливавшая эту затею, в последний момент увязалась с ним, но не на митинг, разумеется, а к кому-то в гости. Небось к Магомедовым.
Соседки сидели на диване, нагнувшись над расстеленными на полу подстилками с семенами, ковыряли белую тыквенную шелуху и несли перед бабушкой непролазную чушь на дикой смеси русского и родного. Речь шла об амулетах. Имам мечети, что на Проспекте, царапал тайные формулы на листочке арабской вязью, складывал, нашёптывал туда молитвы, зашивал их в кожаные треугольнички, привязывал туда нитку и сбывал посельчанкам как детские обереги.
– Мой сын, – тараторила одна соседка, – сдавал тест в школе, итоговый. И забыл свой амулет в рюкзаке. Сидит. Телефон под партой. А я во дворе с учебником. Пишет мне вопрос, чтобы я подсказала, а у меня смс ни в какую не отправляется. Тогда он вспомнил про амулет. Объяснил учительнице, что нужно достать его из рюкзака. Достал, надел на шею, и – раз! – ему приходит мой ответ.
– Сдал?
– Вабабай[25], конечно!
– А слышали, что случилось у Абдуллаевых? – выпучила глаза другая соседка.
Все заохали, закивали головами в разноцветных косынках.
– Я была на этом сватовстве, слышала все эти проклятия! От такого простой сабаб-амулет не спасёт!
То, что наша соседка присутствовала на скандальном сватовстве, мы уже знали. Она успела обежать с этой новостью всю округу, причём тотчас же, как только разыгралась драма. Постучалась и к нам, влетела запыхавшаяся, розовая. На голове у неё переливалась на солнце косынка с золотыми нитями, не обычная, завязанная грубо на затылке, а эффектно присборенная по бокам булавками в форме цветов. Получалась вечерняя причёска, но только не из волос, а из ткани.
– Проклятие не каждый может снять, – авторитетно заявила бабушка.
– Правильно, правильно, – закивали соседки.
– А что там точно случилось? Почему испортили сватовство? – гундосо спросила та, что сидела с краю, с серебряным зубом.
– Уя, ты не знаешь? От жениха понесла одна городская, вот её мать и припёрлась. Эта городская, говорят, – настоящая проститутка!
– Кошмар!
– Астауперулла…
– Позор какой.
– Абдуллаевы – родственники муллы нашей мечети, вы не знали? Нехорошо, что в их семье такое, – причмокнула бабушка.
– А может, молодой Абдуллаев создан для испытания прочности девушек! – без тени улыбки предположила та, что помогала сыну плутовать на экзамене. – Он их специально искушает: сильные отказывают с честью, слабые – сдаются. Так что та беременная девушка сама виновата. Лучше бы её мать, вместо того чтобы проклятиями трясти, своей бы дочерью занялась.
