Виктор Казаков - Конец света
Казино пока зарабатывают мало. Молодежь сюда иногда заходит, чтобы выпить кружку чешского пива и проиграть «однорукому бандиту» двадцать – тридцать рублей, но в целом посетителей бывает мало, и не потому, что жители города неазартны. Азарт требует денег, а их у большинства ободовцев нет».
(Заметим в скобках: за те дни, в течение которых не лучшую часть своей жизни проживут герои нашей повести, Павел Петрович для задуманной им книги напишет только несколько страниц; поэтому мы и в дальнейшем в ряде случаев, когда посчитаем нужным сослаться на авторитетное свидетельство «летописца», станем обращаться к его прошлым заготовкам).
Приведенная выше заготовка сначала предназначалась для начала книги, но, уточняя замысел, Павел Петрович в конце концов решил пойти традиционным для всех летописцев путем – решил начать «Летопись» с рассказа об истоках – «откуда есть пошел город Обод».
Сегодня он напишет первую чистовую страницу книги…
Из пачки белых листов бумаги, лежавших в дальнем левом углу письменного стола, Павел Петрович взял верхний лист, несколько секунд нерешительно, будто боясь нарушить целомудренную чистоту бумаги, всматривался в него, наконец, мелким и аккуратным почерком стал писать:
«Город Обод возник не так, как возникали на земле древние города. У тех начала были, примерно, одинаковыми: пришли люди, увидели: чистый родничок споро бьет из-под заросших травой камней, под ногами – обещающая кормить земля, в лесу четвероногое зверье затаилось, с любопытством недоверчиво поглядывает из-за толстых деревьев на незваных, с неизвестной, но скорее недоброй целью прибывших соседей. Вождь племени, наверно, созвал всех и учинил совет, а, может, решил вопрос и единолично, как подобало тогда самому сильному в коллективе: «Здесь…». И срубили бородатые мужчины первое дерево, выкопали первую траншею под фундамент, нашли глину, и поплыл в небо дымок из теплых труб… Наш город строился не в те смутные для исторической науки годы, когда люди еще не знали сословий, партий, не разделялись по количеству накопленного добра, а жили общим желанием не погибнуть самим, уберечь и приумножить семьи.
Обод возник в эпоху, когда в одной отдельно взятой стране в силу простодушия, привычки жить «на авось» и нежелания ломать голову над вопросами, на которые не сразу находились ответы, в силу десятка других особенностей народа, населявшего тогда огромную часть Европы и Азии, одержал победу и уже никого не опасался Дьявол».
Грушин бросил взгляд на начало страницы, перечитал написанное, почесал пальцем кончик носа и удовлетворенно хмыкнул: «витиевато, но в целом, кажется, неплохо»… И через минуту на бумагу уже опять ложились мелко написанные аккуратные буквы…
Пожелаем Грушину дальнейших творческих успехов и на некоторое время оставим его за письменным столом, – для работы, которой он сегодня занят, человеку нужны покой и одиночество.
3.С восходом солнца проснулись, торопливо захлопотали на кухнях те ободовцы, которых основоположники самого правильного мировоззрения когда-то объявили могильщиками капитализма и представителями самого прогрессивного класса общества. Их стараниями не до конца разрушившаяся за годы перестройки местная промышленность (впрочем, достаточно скромная в Ободе и до разрушения) сделает сегодня очередной скромный шаг к возрождению.
В семь часов Тамара Шамовная, на ходу охорашиваясь и старательно обходя выцветшие скамейки, торопливо пересекала главную площадь города, чтобы сократить путь и не опоздать на табачную фабрику, где она работала набивщицей в цехе сигарет «Памир»; зарабатывала немного, но денег хватало на еду и себе, и мужу Эдику – изобретателю вечного двигателя.
Сам Эдик, в прошлом году начавший седеть тридцатипятилетний инженер-энергетик, проводив жену на работу, плотно закрыл входные двери малогабаритной двухкомнатной квартиры, темными шторами занавесил окно в своей комнате и, как во все дни в течение последних пяти лет, сел за занимавший половину комнаты собственными руками изготовленный кульман, чтобы вычертить очередной вариант пока, к сожалению, никем не признанного изобретения.
Суть своего вечного двигателя Эдик не раз пытался объяснить разным научным инстанциям и общественности – через научную и популярную печать, отечественную и зарубежную, но отовсюду получал, примерно, одинаковые ответы: вечные двигатели нас, уважаемый господин Шамовный, не интересуют. Единственный печатный орган, который опубликовал присланное Эдиком письмо, была городская газета «Ничего кроме правды», которая и донесла до ободовцев простую, как все гениальное, мысль Шамовного.
«Природа, – популярно объяснял Эдик, – кладовая вечной энергии: в ней беспрерывно происходит броуновское движение (смотри в энциклопедиях: «беспорядочное движение мельчайших частиц, взвешенных в жидкости или газе, под влиянием ударов молекул окружающей среды»)». Надо, растолковывал недогадливым современникам Шамовный, это бесполезное движение поставить под контроль, сделать управляемым – в нужном человечеству направлении. «Мною сооруженные «ящики» – так условно я назвал аппараты вечного управляемого движения – пока идею не подтвердили, но дали и положительный результат: я убедился, что сделать работающий «ящик» в примитивных домашних условиях невозможно, для этого необходимы сложные электронные приспособления, изготовить которые можно только в специальных лабораториях на заводах военно-промышленного комплекса»… Эдик просил государство учесть его не преодолимые в домашних условиях трудности и помочь ему экспериментально подтвердить безусловную правильность идеи. Государство на просьбу Шамовного пока не откликнулось.
Сегодня после ухода на работу жены Эдик обнаружит очередную ошибку в своих сложных расчетах и до обеда будет искать решение, как ее исправить.
4.Солнце уже оббежало половину восточного горизонта, уже щедро грело улицы и крыши Обода, когда ко второму подъезду единственного в городе пятиэтажного дома подошел модно одетый – мягкая широкополая шляпа, длинный зеленый пиджак, красный галстук… – контрабасист струнного оркестра «Белый танец» из областного ресторана «У веселой Маруси». Областной центр К. от Обода был недалеко, всего в двадцати километрах, поэтому музыкант на работу уезжал на автобусе после обеда, а ночевать, если не оставался у очередной поклонницы, обычно возвращался к родителям – в Обод. Город гордился популярным земляком и звал шоумэна Саша Жигулевский – так имя контрабасиста печаталось на афишах, – хотя все знали, что в паспорте у Саши написано «Василий Шопин».
Увидев у подъезда музыканта, домохозяйки из пятиэтажки и стоявших напротив соседних домов открыли окна и высунули на свежий воздух свои еще не до конца причесанные головы. По прошлому опыту и в силу определенным образом натренированной интуиции они догадывались, зачем в этот час появился у дома Вася Шопин и какой разговор – только минуточку терпения, бабы! – им удастся услышать в это утро.
Сцена продолжилась так, как и подсказывала домохозяйкам интуиция.
– Эй, Женя! – задрав голову к чердаку дома, позвал Саша своего друга, художника-импрессиониста Евгения Недовинченного (это, конечно, тоже был псевдоним, настоящей фамилии художника, пять лет назад неизвестно откуда появившегося в Ободе, никто в городе, как и мы, не знал).
Круглое окно под крышей неохотно открылось, высунулась лохматая голова ободовского импрессиониста.
– Чо будишь, мудак?
Жигулевский рупором приставил ладони ко рту:
– Выходи, мазила!
– Было б ради чего…
Контрабасист оглянулся по сторонам и, не опуская голову и «рупор», только на целую терцию понизив голос, прокричал:
– У меня есть две книжки! У них красивые обложки! Мы их будем читать!
Художник ту информацию легко перевел с эзоповского языка на не вполне нормативный русский и, попросив друга подождать две минуты, втянул голову в окно.
5.Импрессионист Недовинченный с чердака пятиэтажки спускается к своему другу-музыканту, а уже знакомый нам пенсионер Грушин все еще сидит в кресле у письменного стола. Его ручка в эту минуту покоится на исписанном листе бумаги, а сам Павел Петрович, откинувшись на спинку кресла, мелкими глотками из своей любимой керамической чашечки пьет только что сваренный им кофе.
Он только что закончил первую главу своей «Летописи», рассказал об истоках – как, когда и при каких обстоятельствах возник город Обод.
«Весной 1935 года к месту, на котором вскоре и расположится город, прибыли первые строители… нет, еще не Обода, а одного из участков крупнейшего в стране рукотворного сооружения – Канала. Строителей привезли рано утром на крытых брезентом грузовиках, все они были в одинаковой грубой одежде, их охраняли вооруженные солдаты и несколько все время лаявших собак-овчарок.
