Татьяна Чекасина - День рождения
– Как её зовут, эту вашу подругу? – спросил следственно пенсионер.
– Женя Горьковая.
– Такую не знаем, впервые слышим, – сказала пенсионерка немного испуганно.
– Раньше тут жили очень порядочные люди, – пенсионер неодобрительно оглядел девицу, явно заметив её заметную одежду.
– Ну, что вы, ха-ха-ха! Я буквально позавчера… Нет, простите, поза-позавчера… Женька! Горьковая! Моя сокурсница… Бывшая…
– Может, вы всё-таки перепутали квартиры? – начал пенсионер, снисходительно оглядев это «чудо в перьях», хотя перьев на ней не было.
– Нас это не касается, – пенсионерка поглядела на мужа так, будто сказала: разве не видишь, что она врёт, и потянула мужа за верхнюю часть трико.
Они ушли к себе в квартиру, а девица скользнула в приоткрытую дверь. Надев одинаковые очки, он и она сели в одинаковые кресла и продолжили смотреть сериал, который их завораживал своей тупостью, убийствами, слезами плохих актрис и заверениями в любви плохих актёров. В советское время, когда эти пенсионеры были молоды, таких глупостей по телевизору не показывали, стремясь поднять их уровень развития, чего не удалось, и этот уровень пошёл ещё вниз со всей этой перестройкой. Последние слёзы и выстрелы затихли, и появилось милицейское лицо с криминальной хроникой. По словам капитана милиции участились квартирные кражи. Оба телезрителя повернули друг к другу сонные лица:
– Слышала? – спросил он.
Она разразилась тирадой, так как вспомнила, что хотела кое о чём рассказать ещё после булочной, где встретила соседку, но из-за склероза (лекарства и от меньших болезней купить не на что) забыла:
– Вот что мне рассказала соседка с первого этажа: в нашем микрорайоне ходит по подъездам миловидная девушка. Вид такой, будто идёт к кому-то в гости: маленькая сумочка (а в ней-то – фомка!), коробка из-под торта (в неё напиханы пустые пакеты, их она набивает украденным в квартире добром!) Когда эта воровка уже на улицу выскакивает, то вид у неё совсем другой, будто ей надо на вокзал и даже просит иногда какого-нибудь мужчину дотащить сумки до такси.
– Откуда эта бабка знает такие подробности, она что, в милиции работает? – не очень-то поверил пенсионер.
– Не она, сын у неё работает в милиции!
Оба покосились на телефон старого образца, стоявший на специальном столике. После звонка в милицию представители закона явились довольно оперативно: отделение неподалёку. Пенсионеры поднялись с кресел, забыв про общий для обоих радикулит, и, отталкивая друг друга, устремились занять вакантное место у дверного глазка. Что касается слышимости, то через их старенькую дверь было слышно, о чём говорили на лестничной клетке:
– Пройдёмте, уважаемая… Пройдёмте, я вам говорю…
– …но Женя Горьковая! Она же скоро придёт…
– Пройдёмте!
– …а квартира?
– Это не ваша забота, квартиру мы опечатаем.
Суета у дверей, кружевной рукав махнул прямо в глазок.
– Дай и мне посмотреть, – умоляла жена мужа, который победил в схватке у глазка.
Но тут уже раздались шаги на лестнице, и оба, не сговариваясь, ринулись к кухонному окну. Подоконник уставлен банками, но всё увидели бдительные граждане. На подъездную дорожку вышли два милиционера. Один был в штатском, он шёл впереди и нёс гитару. За ним подскакивала на высоченных каблуках задержанная, а за ней шёл плечистый в форме. Вскоре все трое скрылись за углом дома и, к сожалению, наблюдать было больше нечего.
– «Моя милиция меня бережёт», – засмеялась девушка напряжённо.
Её спутники промолчали. Шли они гуськом: впереди узкоплечий угрюмый милиционер в штатском (он нёс гитару). Позади – широкоплечий в форме при погонах. Дождь усилился, забарабанил по гитаре.
– Несите, пожалуйста, струнами вниз! – попросила девица с высокомерной интонацией.
Так показалось милиционеру в штатском, и он быстро перевернул гитару, даже слишком быстро. Но вскоре пришли. Типовое здание милиции, на площадке перед ним автомобили тоже типового назначения. Вошли в райотдел. Тут было оживлённо. Деловито сновали сотрудники, кто-то (явно не сотрудник) пьяно рыдал за дверью. Какая-то женщина взвизгнула, хохоча, мужской голос побожился: «Век воли не видать, гражданин начальник».
Вошли в кабинет.
– Спасибо, Влас, – сказал милиционер в штатском милиционеру в мундире и пристроил гитару между собой и сейфом у большого начальственного стола.
Влас вышел, оглядев девицу с сожалением уходящего.
Стол был пуст, как ночная железнодорожная платформа, но из его ящика хозяин достал авторучку и бумагу, разлинованную и озаглавленную словом «Объяснительная».
– Пишите: кто вы, где работаете или учитесь. Где проживаете. Цель посещения дома номер двадцать три квартиры триста восемьдесят восемь по переулку Рабочих.
– Это столь необходимо? – спросила задержанная, положив ногу на ногу и откинувшись удобно на неудобном стуле.
– Столь необходимо, – повторил он быстро, самому не понравилось. – Садитесь вон за тот столик в углу.
Кроме начальственного, тут имелся ещё один стол, похожий на парту недоразвитого ученика: весь в кляксах, захватан по краям.
– Можно, я буду писать на коленях, дайте подложить какую-нибудь книгу. Извините, как вас зовут?
Он понял, что дал промашку: не представился первым, и то, что эта девка ему об этом напомнила, оказавшись вежливей его, представителя закона, немного покоробило, а потому ответил слишком напористо:
– Клековкин Виктор Викторович.
Влас вернулся. Сел поодаль, засмотревшись. Посмотреть было на что. Одета она в какое-то пончо (юбка под ним еле угадывается), чулки ажурные, туфли мелкие (совсем не по погоде) с большими, по виду серебряными лирами вместо пряжек.
– Лейтенант, взгляни-ка на гитару, – прервал его наблюдение Клековкин, – дорогая? – передал гитару через себя и через стол.
Влас взял гитару бережно (её хозяйка сразу поняла, что этот не понёс бы инструмент под дождём струнами вверх), покрутил в руках…
– Думаю, что да. Но можно уточнить.
– Значит, скорей всего, дорогая? – с надеждой переспросил Клековкин.
– Скорей всего, – Влас продолжал рассматривать инструмент, струны тронул пальцами, и гитара ответила не просто бренчанием, аккордом… – Тут нацарапаны на деке буквы…
– Мои инициалы! – девица следила за его действиями одобрительно.
– Всё равно, надо проверить, может быть, вы в той квартире гитару взяли и там же нацарапали свои инициалы, – предположил Клековкин.
– Ха-ха-ха! – она рассмеялась.
Лейтенант Влас поглядел на неё тоже довольно весело.
– Вот за столик не хочет садиться: говорит – грязный, – будто пожаловался Клековкин и усмехнулся, мол, стол-то в порядке, а вот девица гнёт из себя невесть что. Но все гнут до определённого момента.
Влас сказал:
– Такую посетительницу (он нарочно назвал её так, будто она никакая не задержанная) я бы за свой пустил. Вы, Виктор Викторович, разрешили бы…
– Ладно, садитесь сбоку моего стола, – согласился Клековкин.
Он иногда соглашался с этим Власом Потёмкиным, так как робел перед красивыми и физически сильными людьми. К тому же, этот считал себя умным и цивилизованным, окончил в этом году юридический институт. Какие нынче институты, Клековкин знает, сам туда и не пытался. Сам он довольно давно школу милиции одолел. Он уже дослужился до капитанской следовательской должности. Специалист по розыску квартирных воров. Таковой, он считал, вполне может быть и задержанная, по описанию похожа она на воровку-тихушку [1] , шныряющую в этом микрорайоне.
Лейтенант ушёл и унёс с собой гитару.
Пока девица писала объяснительную, Виктор Викторович подошёл к форточке, возле которой привык быстро и тайно от начальства, этого не одобрявшего, покуривать. Из тёмного стекла на него посмотрело отражение. Лицо небольшое, глаза посажены вразнотык. Иногда они стремительно и жутковато для собеседника сбегаются к переносью, и это, как правило, сбивает с толку допрашиваемых. Следователь и не должен быть красавчиком, – считает Клековкин. Этот Влас Потёмкин не в счёт, ещё полные потёмки, – выйдет ли из него настоящий следователь. Красавчики, это, как правило, сутенёры.
С этой категорией преступников хорошо знаком Клековкин, они зачастую бывают наводчиками при квартирных кражах. Есть такой, например, кликуха Штырь. Другое дело он, следователь Виктор Викторович… Он росточком невелик, плечи узки, бёдра широковаты. Заметно, чёрт бы побрал, даже в мундире с погонами! Но это не так угнетает Виктора Викторовича. Мужские принадлежности недоразвиты – вот беда! В результате он всех баб считает кобылами, ну, а воровок, само собой, терпеть не может по долгу службы. И тут – держись! Он не какой-то растяпа, доверяющий подозреваемым. В райотделе некоторые считают, что Клековкин излишне бдителен, но Виктор Викторович уверен: «излишней» бдительности нет! В этом мире столько краж! А от кражи до убийства один шаг. Часто так и бывает: начнётся расследование с кражи, а там вскоре и труп…
