Сергей Ануфриев - Мифогенная любовь каст
Он видел, как его сперма заливает дворец, он представлял себе, как она льется вниз по лестницам и заполняет бассейн с крокодилами, которые вращаются в ней, словно чернослив в молоке, недоумевая, что за питательная жидкость разнообразит их сонное существование. И только белый крокодил по имени Гений наконец-то растворился в этом потоке…
После оргазма Дунаев стал быстро уменьшаться. Гордыня и счастье, безудержный экстаз гонки на дельфинах и радость совокупления с Венецией – все стало уходить… Вскоре он уже был обычного человеческого размера и барахтался в воде. Он находился над затопленным участком города. Вспомнив, что может спокойно существовать под водой, он нырнул.
Прекрасный вид открылся ему: он плыл над затопленным парком. Темно-зеленые кроны деревьев медленно колыхались в воде. Среди деревьев виднелись строения в разных архитектурных стилях. Сначала Дунаев подумал, что это район вилл, но потом сообразил, что это павильоны, предназначенные для международных выставок. Каждый павильон был увенчан гербом и названием той или иной страны. «Нечто вроде нашего ВСНХ, только здесь не республики СССР, а все страны мира», – подумал Дунаев. Некоторые павильоны оказались частично разрушены (Уж не моим ли коленом? – сообразил парторг), но в целом все сохранилось. И Джардини ди Кастелло, или же Замковые Сады, великолепно лежали под водой, словно бы вплавленные в зеленое стекло, просвеченное солнечными лучами.
Дунаев опустился на дно и стал бродить по выставке. Многие павильоны стояли закрытые и запертые, но в Дунаеве еще бушевали силы, и он спокойно выбивал толстые двери ударом руки или ноги. Иногда, смеха ради, проходил сквозь стены.
В английском павильоне он обнаружил выставку, посвященную искусству разделки коровьих туш. Тонкие пласты мяса, зажатые между стеклами, висели на стенах. Смотреть на это было неинтересно, и Дунаев вышел.
Он стал искать павильон Советского Союза и вскоре нашел его – здание, построенное архитектором Щусевым еще до революции, в стиле «ля рюс». Особняк среди красивых деревьев, на фронтоне герб СССР и дата постройки павильона – 1913. Дунаев отметил про себя странность сочетания герба и даты.
Он вошел внутрь. В холле висел большой портрет Сталина, а также – отдельно, в раме – выдержка из сталинского выступления, где тот говорил, что теперь, когда идет народная война, особенно важно понимать и любить народное искусство, искусство деревни.
В остальных залах были выставлены различные произведения этого народного искусства, видимо заботливо собранные по глухим деревням. Расписные коромысла, прялки, сундуки, деревянные ведра, русские и украинские расшитые платья, карпатские ожерелья из серебряных монет, литовские сапожки, узбекские халаты, таджикские тюбетейки и прочее. На стенах висели оконные рамы с наличниками и ставенками. Стояли большие, яркие деревянные ворота и сани. У Дунаева возникло ощущение, что он уже видел эту выставку – может быть, во сне. Стеклянный протолок разбит, везде сплошь стояла вода. Дунаев с удивлением заметил среди экспонатов икону. Подошел рассмотреть ее. Она оказалась темна, никаких фигур не удавалось разглядеть на ней. Сначала Дунаев подумал, что это Спас в Силах, так как отчетливо виднелся большой синий ромб, из-за которого выступал красный, как бы пылающий квадрат (вместе они составляли нечто вроде восьмиконечной звезды), и все это вписывалось в овальный радужный ореол. В центре центрального ромба ничего не получалось рассмотреть, хотя чувствовалось, что там что-то есть, что-то могущественное и древнее, скрытое за завесами красочных слоев и свечной копоти. Края иконы прикрывал узкий серебряный оклад, сильно потускневший. Под иконой висела бирка с подписью – «Икона “Неопалимая Купина”, 15 век. Костромская обл. Автор народный, неизвестен. Почиталась как чудотворная».
Дунаев снял икону со стены. С оборотной стороны оклада обнаружил два массивных медных кольца – сверху и снизу. Видимо, икону носили на шесте во время крестных ходов. Края оклада и кольца сильно стерты – икону много перемещали.
Он снял с себя кожаный ремень, осторожно пропустил сквозь кольца, и повесил икону себе на шею. Пряжку ремня пропустил вниз, сцепив ее с ремешком от бинокля, чтобы икона была плотно прижата к телу и не мешала движениям. Теперь Дунаев казался себе воином в боевом снаряжении – бинокль и икона вместе составляли как бы боекомплект, они плотно располагались на теле Дунаева. При этом Дунаев окончательно приобрел вид религиозного странника, ходока к святым местам. К тому же сильно отросли волосы и борода.
Оснащенный, Дунаев вышел из Советского павильона, напоследок взглянув на красный флаг над портретом Сталина, который казался в стоячей воде застывшим, как на фотографии.
Недалеко от Советского павильона находился павильон Германии, построенный Шпеером, любимым архитектором Гитлера. Строгая архитектура. Дунаев вошел. В огромном полукруглом зале оказалось почти пусто. В первый момент Дунаеву почудилось, что экспозиция здесь отсутствует, но потом он понял, что ошибся. В алтарной части зала была установлена скульптурная группа – двое рабочих, несущие стекло. Фигуры рабочих были мраморные, с суровыми и простыми, почти античными лицами. Руками в толстых мраморных рукавицах они держали большой прозрачной лист настоящего тонкого стекла. Было что-то тревожащее, даже мучительное в этом сочетании массивных мраморных фигур и хрупкой поверхности стекла. Двое рабочих, несущие стекло, – неотъемлемый атрибут комических фильмов, но здесь этот комизм был переосмыслен в трагическом духе, судя по скорбному и мужественному спокойствию, которым веяло от мраморных лиц.
«Бессмертные боги бережно несут мир в своих руках, но мир не становится от этого менее хрупким – достаточно щелчка, чтобы он разбился» – так можно было истолковать смысл этой скульптурной группы.
Издали Дунаеву показалось, что в центре стекла сидит муха. Приблизившись, он разглядел крошечную свастику.
В другом конце зала, на кубическом постаменте из черного гранита, стояла стеклянная фигурка обнаженного Гитлера. Напротив – большое, во всю стену, зеркало, которое увеличивало и без того огромное пространство зала. Больше здесь ничего не было.
Приблизившись к статуэтке Гитлера, Дунаев увидел, что из голого тела фюрера произрастают ветвящиеся отростки, воспроизводящие формы коралла. Словно бы авторы догадались, что выставка опустится на дно морское, и Гитлер стал кораллом.
После простодушного Советского павильона германская экспозиция казалась изысканно лаконичной.
Дунаев на всякий случай разбил стекло, которое несли рабочие. Потом разбил статуэтку Гитлера и приблизился к зеркалу.
«БИТЬ ИКОНОЙ ПО ЗГРКАЛУ!» – прозвучал приказ внутри головы.
Дунаев раскачал икону на ремне и ударил по зеркалу. Хрустя осколками, вышел из павильона, посмотрел на него снаружи. Кубический особняк, над входом – орел со свастикой. Дунаев поднял с земли толстый железный прут (кругом много валялось обломков от разрушенных зданий) и поплыл вверх, к орлу. Несколькими ударами он сбил его, и тот, крутясь, рухнул вниз, распавшись на несколько частей. Поднялся высокий столб зеленого ила, и потом он медленно оседал, и виднелись в зеленом пушистом дне куски распавшейся свастики. Дунаев подумал: не разрушить ли Германский павильон полностью?
– Да ладно, здание не виновато, – решил он, – Может, вода сойдет, люди вернутся. Пусть послужит будущей Германии – той, что возникнет на руинах фашизма.
Он сплавал в Советский павильон и вернулся с красным флагом, который установил на куполе Германского павильона. Красный флаг красиво и тяжело развевался в зеленой воде, как глоток красного вина в старинной бутылке.
Дунаев долго лежал ничком на стеклянном куполе, глядя вниз, на мраморных рабочих, которые теперь уже ничего не держали своими руками в толстых мраморных перчатках. Он наблюдал, как рыбы скользят над гранитными полами зала, отражаясь в осколках зеркала, разбросанных по полу. В этих осколках отражался и сам Дунаев – странная, темная фигура, лежащая на куполе. Солнце, сияющее наверху, бросало вниз лучи, и зеркальные кусочки ловили эти блики и наполнялись светом.
Дунаеву было хорошо, хотелось петь, но он лежал под водой и пел песню рыб, песню молчания.
В полусне ему грезилось, что он – на другом куполе: на огромном, пыльно-стеклянном, под грязным небом сражения. И он не лежит рядом с флагом, он сам – флаг в руках советских солдат, карабкающихся вверх, по куполу. Солдаты ползли вверх, по ним стреляли все еще сопротивляющиеся враги, но они добрались до цели – и вот он взвился над руинами огромного города – красный лоскуток Победы.Он очнулся от грез и увидел оранжевую рыбку с серыми плавниками, спокойно висящую у самого его лица. Он привстал. Над одним из павильонов, неподалеку, тоже виднелся орел, но не такой, какого он только что уничтожил. Этот орел держал в лапе пучок молний.
