Сергей Таск - Лук Будды (сборник)
– Исключение только подтверждает правило, – вспомнила Джой. – Ты что, не знаешь?
– Угу, – кивнул Сид, пуская прицельную струю из водяного пистолета в чей-то нагретый живот. С виду увалень, он был подвижен на футбольном поле, и соперники, переоценив быстроту своих ног, часто оказывались на травяном газоне. – Твой отец с вами не живет?
– Они разъехались, чтобы хорошенько все обдумать.
– А мои родители и вместе не живут, и не разъезжаются, – похвалился Сид.
– Это как? – удивилась Джой.
– Во имя детей надо сохранять видимость отношений.
Джой подумала.
– Не вместе интереснее. Мама виноватая – дает мне поносить ее платья, папа виноватый – повез меня в «Парк чудес». Мы там видели домового, его колдовщица превратила. Он такой несчастный, как изюм, я тебе его когда-то покажу.
– А у нас живет черт.
– Страшный?
Сид оттянул пальцем нижнее веко и скорчил такую гримасу, что Джой отодвинулась.
– Мама знаешь как его боится? Когда папа посылает ее к черту, она запирается в спальне и плачет. У тебя смолы случайно нет?
– Смолы?
– Я смолой пол намажу, он в нее копытом – ааааааа! – а я его по башке палкой – хрясь!
– У меня, кажется, наполняется аппетит, – задумчиво произнесла Джой, – а пиццу мне нельзя, зуб шатается.
– Не свистят и не свистят, – занервничал Сид, увидев, что большая стрелка на башенных часах пошла по новому кругу– Он уже давно гипнотизировал спасателя на вышке, чтобы тот кончал этот дурацкий перерыв, но парень был, наверно, псих, а психи, известное дело, гипнозу не поддаются.
– Тебе молочная фея за зуб сколько дает?
– За передний зуб – доллар, а за сбоку зуб – два.
– Ага, – покивала своим мыслям Джой. – У нее деньги в такой сумочке, радикуль называется, трясешь-трясешь, а оттуда сыпется-сыпется. – Она почесала комариный укус под коленкой. – Смерть – это совсем не страшно, – прибавила она после короткой паузы. – Мальчики становятся привидениями, а девочки – ангелами, я так думаю. Привидения выгоняют на улицу бедных родственников, пока они еще живые, и устраивают в доме судом – ну, ты знаешь. А ангелы…
– Джой? – над сеткой ограждения показался перископ – рыжая голова Агнешки.
– Я здесь, мамочка!
Перископ зафиксировал канареечный купальник и исчез. В следующую секунду раздался свисток, и, как обезьяны с кокосовой пальмы, в воду посыпались тела – с плотиками, мячами, поролоновыми «вермишелями». Обрызганная с ног до головы, Айрис тихо ойкнула в своем инвалидном кресле и беличьим движением закрыла сморщенное личико. Она давно переоделась: две яркие полоски на белом тельце ребенка. К ее ногам подкатился надувной мяч. Она выпростала зажатую между колен тросточку и, смеясь над собственной неуклюжестью, беспорядочными тычками загнала его обратно в бассейн. Эта новая разновидность бейсбола пришлась кому-то по вкусу, и Айрис со своей битой пережила несколько звездных секунд.
Веселье набирало обороты. Фиби, матерая конспираторша, пронесла в термосе контрабанду – водку с тоником. Приложились как будто понемногу, но непьющим индусам хватило и этой капли. Они отплясывали казачка вместе с заводной русской куклой, а ритм задавал Мгвана, оседлавший контейнер с напитками. Маклоски, пьяный если не от водки, то от нежданной свободы (Салли, ау?), уговорил Агнешку прыгнуть с трехметрового трамплина к нему в объятья: поймать не поймал, но избежал тяжелых увечий. Всех ублажив, со всеми пошептавшись, Патти порхала от стола к столу, успевая затыкать рот своему кукушонку кусками пиццы. Вот, у меня все тип-топ, а у вас?
Как это случается, приблудился посторонний – человек-гора, покрытый буйной растительностью. Он мгновенно примечал, если кто-то хотел пить, и к удовольствию общества проделывал один и тот же трюк: сковырнув ногтем железную пробку, опрокидывал бутылку в высокий стакан и держал ее вертикально, пока закипающая вода на глазах устремлялась вверх, грозя выплеснуться через край, но выныривала этикетка, потом горлышко, и пенный шар, поколебавшись над столом, неохотно возвращался в пластмассовые берега. Атлант сидел, подпирая ляжками стол, не балагурил, не лез в солисты, зато ловко отлавливал зазевавшегося сорванца и тискал его, визжащего, в своих ручищах. Может, это отец одного из дружков Сида? Скорее всего. М-да, экземпляр. А ведь он, кажется, сказал свое имя. Рэнди? Сидни?
Джанг приехал в числе последних. Он приложился щекой к разгоряченной щеке Патти, поставил сувенирный пакет с подарком среди таких же пакетов, выстроившихся парадной шеренгой на плацу, и пошел искать дочь. Протолкаться в бассейне было не легче, чем на 42-й улице в Нью-Йорке в час пик. С извинениями переступив через чьи-то ноги, он мысленно наметил кратчайший путь к воде, но в этот момент рыжая голова оторвалась от загорелого мужского плеча и не то позвала, не то счастливо выдохнула:
– Джанг?..
Он никак не ожидал увидеть здесь жену в пляжно-дву-смысленном сочетании с просвещенным коллегой. Поступил он при этом так: опустился на корточки, подобрал камешек и пустил его по дуге – точнехонько в ложбинку между ключицами. Но Агнешка села, и камешек перекочевал в более интересное местечко.
– Бороду отращиваешь?
– Бритва сломалась.
Она спокойно выудила камешек и зажала в кулаке. Подурнела, подумал он. Похудел, подумала она. Солнце било ей в лицо, и она закрылась ладонью, разглядывая мужа сквозь пальцы, как в детской игре.
– Ку-ку, – сказал он.
– Ку-ку, – усмехнулась она.
Маклоски в выпендрежных шортах с эмблемой Йеля решил напомнить о себе:
– Ну, как там наши дела с книгой?
Сучонок. Небось знает, что рукопись застряла в издательстве, так же как Джанг знает, что без книги не видать ему пятилетнего контракта, как своих ушей. Сейчас начнет давать «советики». Дешевая мудрость айви-лиговского сноба в четвертом поколении.
– Будут печатать, – соврал Джанг с удивившей его самого легкостью.
– Вот как? Что ж, поздравляю, – Маклоски поджал губы, как обиженный ребенок.
– Где там наша коза? – спросила Агнешка.
– Вон она. – Джанг помахал рукой дочке, скакавшей под водопадом. Агнешка подтянула острые колени к подбородку– угловатый подросток с облупившимся носом. – А ты почему не купаешься?
– Мне нельзя, – она сказала это так, словно Маклоски был пустым местом. – А ты иди.
Только сейчас он увидел, что за ними наблюдает добрых три десятка глаз. Все семейство Раджани – одна лучезарная улыбка. Раздухарившаяся Фиби, которая ухитрялась и здесь прикладываться к термосу. Русско-американская пара, воссоединенная обрядом крещения. Кадровичка Салли Филд, за опоздание брошенная в воду в одежде. Повизгивавшая Айрис, которую верный Раппопорт окунал, держа на вытянутых руках. Знакомые и незнакомые – все радостно махали им, зазывая в эту купель всеобщей любви и братства. А поверх голов, в раскаленном мареве, витала тонкая усмешка отца перманентной революции.
– Да, Патти – это голова, – сказал он, думая о своем, но Агнешка его поняла.
– Три головы. Она ведь Дракон, забыл?
– Ну да, а я – Свинья, ты это хотела сказать?
– Я хотела сказать, что если у тебя на вечер нет других планов, то мы можем втроем поужинать в «Энчиладос».
Джанг поднялся с корточек. В глазах сладко защипало, но он, слава богу, был в темных очках. На всякий случай он отвернулся к бассейну и, как бы взвешивая ее предложение, сказал:
– Надо подумать.
– Подумай, подумай.
– Увидимся, – бросил он нахохлившемуся Маклоски и зашагал к воде.
Джой в окружении детей и взрослых взбиралась по винтовой лестнице на «самую большую в городе» горку, чтобы съехать на чем придется по петляющему скользкому желобу. Джанг поднырнул под заградительные поплавки, с тем чтобы подхватить дочь, когда она топориком уйдет под воду. Вот тебе и трусиха. То калачом не заманишь, а то «где наша не пропадала!». Какой-то здоровяк рядом, и на том спасибо. Хорошенькая, глаз не оторвать. Ножки точеные. Вообще фигурка – хоть сейчас на обложку. Джанг улыбнулся, вспомнив опасения отца, что внучка окажется толстухой. Видел бы он эту козочку!
А Джой уже стояла наверху, тонкая свечечка, и пойти на попятный было для нее еще страшней, чем нырнуть в эту бездонную воронку. Джанг напрягся. Он мысленно летел по коварной трубе, она и он – одно тело, которое крутило как щепку, швыряло от борта к борту – где верх, где низ? – ни зацепиться, ни притормозить – бешеная скорость и «ой, мамочка» где-то в горле. Джанг вытянул вперед руки. На него неслось пушечное ядро – гора мышц, мохнатые плечи – Рэнди? Сидни? – еще одно удивление, которое жизнь припасла для него напоследок.
Из бесед шестого патриарха школы Чань с учениками
Из бесед: О всеобщей гармонии
Как зыбок мир, как призрачны границы!
Вчера я с интересом наблюдал,
как склевывает зернышки синица,
и вот уже я сам синицей стал
и, зачирикав, крылышки расправил.
