Сергей Таск - Женские праздники (сборник)

ТАМАРА. Имей в виду, анальный секс – за дополнительную плату.

ПАУЧОК. Тамара, тебе сколько? Лет восемнадцать?

ТАМАРА. Некоторые добавляют тридцать баксов, чтобы трахаться без резинки, но я еще пожить хочу.

ПАУЧОК. Она, как фокусник, достала из трусиков полдюжины презервативов и веером швырнула их на постель. Они поблескивали яркой оберткой, точно шоколадные конфеты фабрики «Красный Октябрь». Я взял один наудачу – «Ванька-встанька».

ТАМАРА. Ну что, будем подъемный кран вызывать?

ПАУЧОК. Послушай, может, мы немного поговорим?

ТАМАРА. О чем?

ПАУЧОК. О тебе, например.

ТАМАРА. А чего обо мне говорить?

ПАУЧОК. Ты интересная. Ты должна нравиться мужчинам.

ТАМАРА. Лучше б не нравилась.

ПАУЧОК. Это почему?

ТАМАРА. Сходишь еще за водкой?

ПАУЧОК. Я сходил, и не один раз. А она уже не могла остановиться. Она словно задалась целью доказать мне, что жизнь это помойка и устроили ее мы, кобели вонючие. Вне конкуренции шел ее папаша, занесенный к нам из Африки каким-то революционным самумом. Но и без него список был впечатляющий. Лимитчик с Урала, тунеядец, пропивавший ее трудовые. Изувер сутенер, бивший ее ботинком, на который он надевал роскошную немецкую галошу; на прощанье он оставил ей на боку автограф перочинным ножичком. Студент… этот выставлял ее зимой, голую, на балкон с томиком любимого Фета и не впускал обратно, пока она ни выучивала наизусть стихотворение.

Я взял еще час и еще водки. А дна выгребной ямы все не видно. По-моему, Тамара уже сама путалась – когда ее мать торговала собой, чтобы прокормить ее, когда она шла на панель, чтобы поддержать мать. Я понял, что пора отсюда…

ТАМАРА. Ты меня не хочешь?

ПАУЧОК. Что это? Голова кружится! Неужели я никогда не соскочу с этой карусели?

ЛОРА. Ты меня не хочешь.

ПАУЧОК. Опять эта ночь… как в зеркале… вино, душевный стриптиз, желание, невозможность близости. Кажется, я перебрал. Или выпал из времени. Это уже детали. Главное, я мчусь по кругу не один.

Когда мое время в очередной раз истекло, в дверь деликатно постучали. Я не откликнулся: не хотелось будить Тамару, которая уснула у меня на коленях. Минут через пять в проеме заколыхалось нечто бесформенное, но очень представительное. Я попросил подать мне брюки и заплатил все, что полагалось. Пусть поспит – ей сегодня до трех кувыркаться.

ТАМАРА. Ты куда?

ПАУЧОК. Она все же проснулась, когда я уходил, и успела шепнуть, царапая на чехольчике с презервативом свой домашний телефон, что приедет ко мне домой. За полцены. Я хотел сказать ей напоследок: там, где есть жертва, не было любви, любовь не оставляет после себя жертв. А потом решил – в другой раз, хотя в душе знал, что другого случая не будет.

С женщиной, к которой тебя потянуло, второй раз лучше не встречаться. «Победу в любви приносит только бегство», – заметил Наполеон, знавший толк в баталиях. Это, если хотите, инстинкт самосохранения. Влюбляйтесь, отдавайтесь, сумасбродствуйте, но как только почувствуете, что дело принимает серьезный оборот, – бегите во все лопатки!

Внезапный жар, томление, слабость? Поздравляю, вы схватили любовный вирус. Кто-то скажет: «высокая болезнь». С тяжелыми, заметьте, осложнениями. После нее вы будете выкарабкиваться долго и мучительно, впрочем, это не смертельно, так что в конце концов вы станете на ноги. До следующей эпидемии. От этой напасти иммунитет не вырабатывается.

Только не надо себя жалеть. Любовь это война. Рубцы и шрамы, полученные на поле битвы, украшают солдата.

Вы можете мне возразить, что я проповедую двойную мораль. Вы забыли: у меня особая миссия. Моя миссия – это вы… вы… вы… и другие, имя которым легион, а это значит, что я, в отличие от вас, не имею права на человеческие слабости.

Вот почему я бежал от Тамары. Зато без колебаний снова встречался с Зоей, Светой, да многими, со всеми, кому безоглядно отдавался я, и кто безоглядно отдавался мне, не предлагая мне свою и не требуя взамен мою душу, которая к тому же мне не принадлежала. Назовите меня безумцем, но разве я злодей?

Вот, послушайте: слово другого безумца в свою защиту. «Мужчина берет только то, что ему дают, и, таким образом, никогда не бывает вором. Только женщина крадет и продается. Тот единственный случай, когда она отдается бескорыстно, рискуя все потерять, – это, к сожалению, и есть прелюбодеяние. Продается девка, продается жена, и только женщина в прелюбодеянии бескорыстно отдает себя любовнику, но обирает тем самым своего мужа».

Мне решительно не в чем было себя упрекнуть.

ТАМАРА. Да что ты?

ПАУЧОК. Увидев Тамару в приличной компании, – прошло, наверно, лет семь, – я ее сначала не узнал. Светская дама, жена, мать. Знаете, я никогда не мог понять скульпторов. Зачем лепить из глины или гипса, когда под рукой есть самый податливый из всех возможных материалов – женщина!

ТАМАРА. Сколько мы уже знакомы?

ПАУЧОК. После той вечеринки я стал частым гостем в ее доме. – Ох, давно.

ТАМАРА. Павлику скоро шесть… слушай, десять лет! Сума сойти. Тебя в наших отношениях ничего не удивляет?

ПАУЧОК. А что?

ТАМАРА. Помнишь, как ты первый раз остался у нас ночевать? Муж, кстати, отсутствовал.

ПАУЧОК. Ну…

ТАМАРА. А моя подружка из опасения, что не сможет тебе отказать, ушла спать к Павлику…

ПАУЧОК…она мне и не отказала…

ТАМАРА. А то я не знаю! Что ты на меня смотришь? У тебя с ней проблем не было? А со мной ты полночи, бревно бревном, пролежал на этом диванчике.

ПАУЧОК. У тебя на ночной рубашке болтались такие тесемочки, и я еще спросил…

ТАМАРА. Оставим мои тесемочки.

ПАУЧОК. Я же объяснял, ты была в таком состоянии…

ТАМАРА. Не заливай.

ПАУЧОК. Это все равно, как если бы я тебя употребил. Ты бы мне этого не простила.

ТАМАРА. Можно подумать, она была в другом состоянии!

ПАУЧОК. Тамар, может, сегодня не будем, а?

ТАМАРА. Это из-за «нее»?

ПАУЧОК. …Нет.

ТАМАРА. Из-за «нее». Очередная твоя заморочка.

ПАУЧОК. Если тебе от этого легче…

ТАМАРА. Боишься, что у тебя ничего не получится, как тогда с твоей Лорой? Слушай, а может, ты решил, что тебя бес водит?

ПАУЧОК. Не говори глупости!

ТАМАРА. Это в твоем духе. По-моему, у тебя совсем крыша поехала. Когда-нибудь ты плохо кончишь, помяни мое слово.

ПАУЧОК. Пожалуйста, в письменном виде.

ТАМАРА. Что?

ПАУЧОК. Так, мол, и так. Снюхался с нечистой силой. Возможны варианты.

ТАМАРА. Нет, ну правда? Сколько раз я от тебя слышала: дело не во мне, и не в тебе. Тогда в чем?

ПАУЧОК. Ни в чем.

ТАМАРА. Я не гожусь в коллекцию донжуана?

ПАУЧОК. Как было однажды замечено, Дон Жуан не «коллекционирует» женщин. Он хочет исчерпать их множество, а в результате исчерпывает свою жизнь.

ТАМАРА. Понятно. А байки ты из меня вытягиваешь так же, как из «нее»?

ПАУЧОК. Кстати. Ты мне никогда не рассказывала, как у тебя первый раз было.

ТАМАРА. В пьесу вставишь?

ПАУЧОК. Эйн, цвей, дрей! Как вещица?

ТАМАРА. А то ты сам не знаешь!

ПАУЧОК. Это тебе.

ТАМАРА. Чего это вдруг?

ПАУЧОК. Так ведь годовщина у нас. Юбилей, можно сказать.

ТАМАРА. Кончай меня разыгрывать. Нет, ты что, правда помнил?

ПАУЧОК. Надеваем… так. Смотримся в зеркало. Ну? Что скажете?

ТАМАРА. Скажу, что тебя следовало бы выкинуть с четырнадцатого этажа без парашюта.

ПАУЧОК. Выкинешь. После того как расскажешь.

ТАМАРА. А если не расскажу?

ПАУЧОК. Тогда я тебя выкину.

ТАМАРА. Шантажист! Мне было четырнадцать…

ПАУЧОК. А ему?

ТАМАРА. Тогда мне все казались стариками. Это был мамочкин клиент. Тоже что-то писал. Приходит, а ее нет дома. Ну, я ему чай предлагаю, а он мне: «Раздевайся». Я думала, он шутит, а он берет из шкафа вешалку и выразительно так постукивает себя по ладони. Я быстренько разделась. Хорошо мне не было, больно – было. «Я вам картошечки пожарю?» Все порывалась увильнуть от этого дела… как же! А через неделю, когда он опять пришел, что-то произошло. Вошла во вкус. До самого вечера не вылезали из постели – угар какой-то. Он меня просит: «Картошечки пожарила бы», а я – «ага!»

ПАУЧОК. Постой, постой, я что-то не пойму. А мать при этом где была?

ТАМАРА. Где-где, у козла в бороде! Он ей хорошо заплатил.

ПАУЧОК. Вот как.

ТАМАРА. А ты думал, я невинность потеряла, как барышня носовой платочек?

ПАУЧОК. Слушай, про мать – это он тебе сказал?

ТАМАРА. Ты как паучок! Сосешь и сосешь!

ПАУЧОК. Он! Чтобы сразу тебе рот заткнуть.

ТАМАРА. Не угадал. Про их уговор я узнала через три года, когда она лежала в больнице…

ПАУЧОК. Паучок – это она хорошо сказала. Высасывать… да!.. именно что нутро… потому что оболочка – кому нужна оболочка? Нет, конечно: рост, вес, грудь – это святое. Какой художник пренебрежет формами! Но взять стеклышко на просвет… прочесть судьбу по тайным прожилкам… вот высшее наслаждение! Помните гравюру Блейка? Два ангела, слившихся в любовном экстазе. Я об этом – о «духовном соитии».

А что высасываю… ну так что ж? Разве земля истощается оттого, что дерево тянет из нее почвенные соки? Женщина – та же земля. Отдаваться – отдавать – не в этом ли ее предназначение? В любви не бывает жертв. Это называется как-то иначе. Пляска смерти. Шутовской хоровод.