Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
Утверждено на общем собрании компании.
Начальник опергруппы:
Барон».«Протокол
совещания (история, второй урок), посвященного вопросу «Как быть с сочинением».
Ребята! Завтра сочинение. Горим, как шведы. Ваши предложения (письменно). Прочти и передай дальше.
Артист».«Поручить Артисту устроить сольный спектакль. Пусть выучит „Старуху Изергиль“ и продекламирует (музыкальное сопровождение обеспечим).
Авось Илья Михайлович растрогается и отложит на неделю.
Медведь».«Смешно. Лучше уж завернуться в простыни и ползти к кладбищу, чтобы не создавать паники.
От судьбы не уйдешь.
Барон».«Пустить на самотек. А вдруг напишем? Заготовим шпаргалки. С нами бог и Пятерка.
Майор».«Бред. Предлагаю собраться у меня. Обязательно будет или „Сердце Данко“, или „Образ матери“. Проштудировать. И не отчаиваться. Н. Чернышевскому приходилось труднее: еще не было готовых конспектов.
Пятерка».«Выход один. Позвонить И. М. женским голосом и назначить свидание. Вдруг клюнет?
Звонок».«Остряки-самоучки! С вами серьезно, а вы? Есть предложение прислушаться к здравому голосу рассудка (Пятерки) и собраться у него.
Артист».«Поддерживаю. Собраться у Пятерки и пойти в кафе-мороженое. У меня есть три рубля.
Медведь».«У Медведя есть еще десятка. Изъять и пустить по назначению.
Барон».«Хорошая идея. Медведь – старый жмот. А у меня только восемь рэ. Выдано родителями на целую неделю. Но кутить так кутить.
Майор».«Я – как общество. Но благотворительностью не занимаюсь. Чур, завтра у меня не списывать.
Пятерка».«Нет в вас романтики. Ладно, идем.
Звонок».4.В те далекие времена (вынимаю платок, провожу под глазами, сморкаюсь и смущенно откашливаюсь) у нас были удивительные и странные отношения. Когда после уроков мы оставались вшестером, нам не хотелось расходиться. Мы часами могли ходить по Арбату, обсуждать учителей, одноклассников, предстоящие контрольные, футбол, положение во Франции, «Преступление и наказание» и говорить о самом сокровенном: о будущем, о своих мечтах, о девочках, которых, как нам казалось, мы любим и которые любят нас.
Вшестером мы не могли идти рядом (не позволяли габариты тротуара) и обычно разбивались на тройки и двигались плотной группой, наступая друг другу на ноги и всегда ожесточенно споря, на каком углу поворачивать. Как правило, решал все Медведь. Он останавливался – и все останавливались. Он сворачивал в переулок – и все сворачивали. Причем всем хотелось идти рядом с Медведем, и разговор всегда перемещался в ту тройку, где был Медведь. Медведь неизменно был в центре, а если вдруг он случайно оказывался с краю, то кто-то немедленно к нему пристраивался, и другой крайний вынужден был уйти назад или вперед. Если Медведь застревал у афиши, никто не двигался дальше. А если отставал кто-нибудь другой (я несколько раз специально проделывал такие опыты!), его никто не ждал. Иногда двое из нас уходили вперед и продолжали какой-нибудь захвативший их спор, и им было приятно сознавать свою независимость, их радовало, что все видят, как им интересно вдвоем, но в то же время оба они незаметно прислушивались к тому, что происходило сзади, где шел Медведь. И когда там, сзади, раздавался особенно громкий смех, они, словно внезапно заинтригованные, останавливались и присоединялись к основной группе.
И в эти моменты мне хотелось, чтобы кто-нибудь из моих знакомых или близких (парни из соседней школы, девочка, с которой я танцевал на вечере, соседка, мама и, конечно, в первую очередь Алла) видел, как я иду в компании высоких, спортивных, веселых ребят, и среди нас такой красивый парень, и это все мои товарищи, и мы очень дружим, и нам очень хорошо вместе, и мы можем так пройти сто раз Арбат, и вообще всю Москву, и вообще десять тысяч километров, и вообще всю жизнь.
Когда мы собирались вечером, то обычно всех обзванивал я, реже Ленька. Все просто знали, что я обязательно позвоню первым, и ждали. Но если, что случалось очень редко, мне звонил Медведь и предлагал собрать всех у «Художественного», то я, конечно, тут же собирал всех, не упуская возможности в разговоре с каждым из ребят этаким ленивым голосом заметить: «Ну, я было хотел дома сидеть, но тут мне позвонил Медведь…»
И если я что-нибудь скрывал от ребят, то только пронзительную мечту: конец школьного вечера, темный двор, несколько уркаганов из другого района придираются к Медведю, вспыхивает драка, все ребята стоят, и тут я (в весе пера) бодро расшвыриваю «королей» улицы, и те смущенно ретируются, и потом, когда ребята в десятый раз обсуждают подробности происшествия, Медведь удивленно говорит: «А Звонок-то как проявил себя! Недаром его Русланом зовут». Пожалуй, я здесь упускаю две детали: темный двор не годится (иначе кто же заметит мое геройское поведение?) и желательно присутствие Аллы. Но последнее, впрочем, естественно.
5.Как-то в начале осени, насколько мне помнится – на большой перемене, Яша затаскивал каждого из нас по отдельности в угол и, заикаясь, просил поехать с ним в воскресенье на дачу, чтобы перевезти вещи в город.
По-моему, сразу согласился только я один. У остальных нашлась масса неотложных дел. Медведь сказал, что он бы, конечно, с удовольствием, но у него важное деловое свидание, еще на той неделе условился. Барон вспомнил, что ему надо готовиться к городской олимпиаде. Артист очень извинялся, но ему достали контрамарку на утренний спектакль, который он обязательно должен посмотреть. Майор пробормотал что-то неопределенное: конечно, мол, приду, если смогу.
Я приехал к Яше в воскресенье утром и застал его в весьма мрачном настроении. Оказалось, он поругался с родителями. Родители упрекали Пятерку, что всем его товарищам грош цена и что, когда речь заходит о настоящей помощи, их нет. Пятерка в свою очередь пытался доказать, что нечего эксплуатировать даровую рабочую силу.
Мы немного погуляли по опустевшему поселку, и, вероятно под влиянием желтых деревьев, забитых окон – словом, под влиянием ранней осени, которая на всех простых смертных навевает меланхолию, я рассказал ему про Аллу.
Все ребята, кроме Пятерки, уже знали о моих неудачных попытках познакомиться с этой девочкой. Пятерка, естественно, воспринял мой рассказ со всей свойственной ему серьезностью и даже начал мне что-то советовать. Любопытно было выслушивать советы человека, который до сих пор не приблизился ни к одной девочке ближе чем на пятьдесят метров. Конечно, я просил его сохранить все это между нами, и мы вернулись на его дачу даже несколько растроганные. А на крыльце сидел Ленька Майоров. Можно себе представить наше ликование. Трое – это уже сила. Мы уже могли кое-что сделать. И Пятерка радовался возможности взять реванш у родителей. Но сразу упаковывать вещи не хотелось. Вопрос с машиной оставался открытым. Поэтому мы как-то невольно вернулись к разговору на интимные темы, и он опять же свелся к Алле. Ленька, который с самого начала был в курсе всех моих дел, удивился, что Пятерка уже знает про Аллу (вероятно, вспомнил, сколько клятв я брал у него никому про это не трепать). Так мы сидели втроем на крыльце, пока неизвестно откуда взявшийся огрызок яблока не ударил Пятерку в голову. Мы вскочили и огляделись. Мы не успели подойти к забору, как на нас с криками «Банзай!» – бросились Медведь, Барон и Артист.
И опять же никто не подумал сразу собирать и укладывать вещи. Медведь нашел где-то за домом старый мяч, и все принялись гонять в футбол. Через час, когда мы несколько угомонились и снова пошел разговор о том о сем, Пятерка вдруг прервал его и сказал, что, дескать, вы все смеетесь, а тут товарищ пропадает, и ничего зазорного в этом нет, и пускай Руслан всем расскажет про Аллу. Я почувствовал, что краснею, и некоторое время избегал смотреть в глаза Пятерке, ибо сразу же выяснилось, что про Аллу знают все и никакой тайны давно уже нет. Увидев мое смущение, ребята окончательно развеселились.
– Ладно, – сказал Ленька. – Надо помочь Звонку. Давайте организуем нападение. Мы выскочим из подворотни, Руслан будет размахивать руками, мы – послушно падать. Впечатляющее зрелище.
– Может, для правдоподобия я тоже буду с Русланом? – сказал Сашка Чернышев. – Двое против четверых. Все равно эффектно.
– Нет, тогда я не участвую, – сказал Пятерка. – Вдруг Барон захочет отличиться перед Аллой, а я как раз попадусь ему под руку.
– Липа, – сказал Юрка. – Когда-нибудь он нас познакомит с Аллой, и обман раскроется. Звонок, возьми лучше ее на интеллект. Напиши ей письмо.
