Татьяна Веденская - Плохие девочки
– Меня обещали довезти.
– А, ну ладно, – согласился он. – Тогда веселись. Если что – звони.
– Спасибо, – я совершенно искренне не понимала, как раньше жила без него. Он же такой, Тимофей… простой, улыбчивый. Добрый и какой-то… с ним можно часами болтать, и не станет скучно. А лицо у него – открытое и хорошее. Не понимаю, как могла глупая идиотка жена его бросить. И на пьяницу променять. Такое было в руках золото. И руки. Золотые. Моего «старика» давно бы надо было в утиль, если бы не Тимка.
– Договорилась? – обрадовалась Баська, вставляя мне в руку бокал.
– Вроде да! – кивнула я.
И дальше понеслась. Честно говоря, с Басей все вечеринки принимают размер глобального бедствия и массового схождения с ума. Я хотела, по правде, только посидеть с ней пару часиков и поехать домой. Ну, максимум, до полуночи. Но это же Бася. Это же телевидение. Я проснулась у Баси дома только на следующий (надеюсь, что он следующий) день в неизвестное мне время. И в примерно том же состоянии, в котором Бася была вчера, когда я приехала ее спасать. Проснулась я оттого, что телефон в моей сумке разрывался от звонка – песенки леди Гаги про Алехандро. Откуда у меня взялся этот рингтон, я понятия не имела. Последнее, что я помнила, это то, как милиционер на выходе кричал, что не выпустит нас из «Останкина» и вообще сейчас передаст в отделение. Что ж, видимо, все как-то рассосалось. Раз я у Баси. Впрочем, не исключаю, что тот милиционер тоже где-нибудь тут. Бася же любит три вещи? Может, теперь туда входит и этот милиционер.
– Алло! – прохрипела я, с трудом нашарив кнопку ответа. Ох, не надо было мне вчера поддаваться на Басины уговоры.
– Галочка? – оглушительно прокричало в моей голове голосом Марлены.
– Да, это вроде я, – простонала я. – Марлена?
– Ты где? Ты можешь приехать?
– О, это вряд ли, – призналась я. – Я у Баси. А что случилось? У тебя такой голос…
– У тебя тоже странный голос.
– У меня… эта… интоксикация, – я с трудом выговорила это новое в этом году слово.
– Галечка, мне нужно, чтобы вы приехали. Срочно!
– Да в чем дело?
– Ты понимаешь, что-то ужасное творится. Стас Дробин сошел с ума! Ты понимаешь, вчера вечером он ни с того ни с сего набросился на моего Ваню. Совсем свихнулся! Они подрались. Он сломал ему руку, ты представляешь? Мы всю ночь сидели в травмопункте. Я требую, чтобы он уволил этого идиота и написал в милицию. А он отказывается. Кричит, что это не мое дело!
– Кто, Стас? – не поняла я.
– Да нет же. Ванька! Стонет от боли, рука в гипсе, а на меня орет, что это не мое дело и чтобы я не лезла. Галечка, ты можешь приехать. Вместе с Басей.
– Я не уверена, что она сможет встать, – усомнилась я. Впрочем, я не была даже уверена в том, что Бася вообще дома. Она вполне могла бросить меня тут одну и скрыться в неизвестном направлении.
– Ну, пожалуйста, – взмолилась она. – Я реально не знаю, что мне делать.
– О, ладно. Мы попробуем, – ответила я. Потом нажала отбой, заставила себя сесть на постели и оглядеться. Бася обнаружилась в кресле, она спала, свернувшись калачиком, и была похожа на кошку. Немного драную, немного больную дворовую кошку, спящую на теплой подвальной трубе. Теперь оставалось проверить одно – что возьмет в Басе верх: усталость и длительный похмельный синдром или ее извечный деятельный интерес к горячим сплетням. Намечалось что-то реально интересное. Я бы, честно говоря, поставила на второе.
Глава 8,
где поссорились Станислав Владиславович и Иван Никифорович
Пара хороших друзей стоит четырех мужей, гласит народная женская пословица. В случае с Тимофеем это было в самую точку. Он один стоил восьмерых «штампованных». Что бы сказал мне муж, если бы, предположим, он у меня был (тьфу-тьфу!), когда я позвонила бы с просьбой забрать меня из Владыкина вместе с не совсем трезвой подругой после того, как мы целую ночь гуляли напропалую и черт-те чем занимались? Ничего хорошего. Было бы неплохо отделаться легким испугом. А то можно и вообще огрести по полной программе, а в результате еще и получить развод.
Но с другом такого не происходит. Друг берет твоего ребенка, одевает его, сажает в машину, предварительно прогретую, конечно же, и едет к тебе. И на твой хмурый помятый вид реагирует, как и положено настоящим друзьям.
– Кефирчик будешь? – спросил Тимка, сочувственно оглядев меня. – Можно купить в палатке, тут есть по дороге. Может, еще чего закусить? Вы вчера-то вообще закусывали?
– Ой, не надо ничего говорить! – взмолилась Бася. При любом упоминании о еде или продуктах, косвенно к ней относящихся, ее тут же начинало мутить. Вообще я, если честно, перестаю понимать, как снимается все наше телевидение-кино. Они же ведут совершенно нетрудоспособный образ жизни!
– Молчу-молчу, – Тимофей понимающе хмыкнул и подмигнул Эльке, уютно замотанной в шубку из искусственного меха и застегнутую в детском сиденье на заднем ряду Тимкиного «Форда».
– И не тряси, умоляю, – добавила Бася, опадая на заднее сиденье. Речи не было о том, чтобы она осталась «лечиться» дома. Сломанная рука Ольховского однозначно манила. И Бася совершала чудеса героизма и простой бытовой подвиг – встала и пошла. Почти библейское чудо.
– Да, девочки, погуляли вы.
– Ничего не помню, – поделилась я.
– Это ничего. Это бывает. Вот у моей бывшей муж – Гарик, так он однажды забыл, как в туалет ходить. Сидел в коридоре и плакал. Я его спрашиваю, в чем дело, а он головой только мотает и рыдает еще горше. Потом налил лужу в прихожей и пошел спать.
– Фу! – возмутилась Бася.
– Да уж, ничего интеллигентного, – невозмутимо согласился Тимка. Я смотрела на него в изумлении. Насколько мне было известно, сам он не пил практически. Но к людям пьющим относился с удивительной толерантностью. Ангел! И не женат, между прочим. Вот почему бы Сухих не посмотреть в такую очевидную сторону. Тимка даже симпатичный, если посмотреть на него не на работе, когда он в комбинезоне и весь в какой-то грязи. А вот сейчас, за рулем темно-синего «Форда», в красной с серым лыжной куртке и с небольшим румянцем от мороза, он очень даже хорош. И я столько раз предлагала Сухих заехать к нему посмотреть машину. И ничего бы сейчас этого не было. Никаких сломанных рук.
– Слушай, ты извини… что я не приехала, – на всякий случай сказала я. Тимка обернулся, улыбнулся ласково и кивнул.
– Не вопрос. Никаких проблем. У нас позавчера Гарик ушел в запой, так что дома меня ничего хорошего не ждет.
– Неужели ничего нельзя сделать? Выселить его? Он у вас прописан?
– Наверное, нет, – он пожал плечами. – Но как его выгонишь! И потом, он, когда трезвый, ничего парень. Только когда выпьет, знаешь, чудит.
– Чудит? – заинтересовалась Бася. Уж кто-то, а она знает, как люди чудят.
– Ну да. У него что-то с крышечкой. После армии, наверное.
– А он что, в Чечне служил? – предположила я. Для Афганской кампании Гарик был явно молод. – Ему там психику повредили?
– Да нет, он в Одинцове служил, при кухне. У него там знакомый был, пристроил, – помотал головой Тимка. – Просто там у них бесхозно можно было спирт доставать, вот они и повредились за два года. Перебрали с халявой. И у него мания развилась или что-то типа того. Ему, как он выпьет, все время кажется, что за ним гонятся из военного патруля. И он убегает. Один раз в окно даже выпрыгнул, когда я в комнату вошел – спичек попросил.
– У вас же второй этаж! – вытаращилась я.
– Ну да, – не стал спорить Тимка.
– Слушай, сказочник, нам надо еще в аптеку заехать, – влезла в разговор Бася. – Надо купить снотворное и обезболивающее для Ваньки. И «Алка-зельтцер» для меня. Ну, и для Гальчика тоже. Заедем?
– А отчего ж не заехать.
– Тогда продолжай. Только резко не тормози, умоляю! – добавила Бася.
– А чего продолжать? В общем-то, вся история. Когда он начинает в свои прятки играть, к нему лучше не подходить. На прошлый Новый год он, когда нажрался, убежал в лес – наш, который за гаражами, у озерца. Там чертей гонял, подрался с кем-то, ему нос разбили. А потом его полиция привела домой. Мы даже не поняли, как они нас вычислили. Адрес, в смысле. Гарик вел себя как настоящий партизан. Ни слова им не сказал, как они его ни пытали. Он вообще решил, что они «из этих».
– Из кого – из «этих»? – не поняла я.
– А кто его знает! У него «эти» – то военный патруль, то КГБ с Лубянкой вместе, то еще какие вороги. В тот раз он вырывался, как мог. И все кричал, что они шпионы. Что они на Америку работают.
– Ужас! – воскликнула Бася.
– Ужас, что они нас вычислили. Наверное, кто-то Гарика опознал. Обычно он приходит через пару дней уже в разуме. Или попадает в вытрезвитель и там, соответственно, тоже в разум возвращается. А тут они нам его вручают, намекают, что, мол, надо бы за такое сокровище деньжат им отвалить. Гарик же дико озирается и жене кричит: «Видишь, я тебе говорил. Они вычислили меня, демоны! Нашли меня, враги! Звони в 911!», и собирается снова в окно сигать, чтоб, значит, не сдаваться врагам. А жена тоже возмущается – требует, чтобы полиция ее дорогого муженька забрала и отвела туда, откуда взяла. И еще грозит пожаловаться на них начальству. Обещает, значит, Собянину написать.
