Заур Зугумов - Воровская трилогия
Глава 22
В тот раз я покидал Махачкалу поездом. Эти несколько дней пути мне нужны были для того, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, по возможности предугадать события и постараться сделать правильный следующий ход.
По сути, обладая веселым нравом, я готов был рассмеяться жизни в лицо, несмотря на окружавшие меня печаль и горе. Ведь человеческая жизнь полна противоречий, и даже самая сильная натура не выдержала бы, подобно мосту, по которому солдаты маршируют в ногу, если бы ей доводилось непрестанно испытывать на себе всю тяжесть горьких мыслей и чувств.
Близился к концу этот кошмарный и суетный 1995 год. Несколько лет подряд мы с женой даже и не помышляли о праздновании какого-нибудь события, даже и самого любимого праздника всех моих домочадцев – Нового года. Поэтому, если судьба распорядилась так, а не иначе, рассуждал я, почему бы Новый, 1996 год мне не встретить в кругу дорогих и близких людей, которых я не видел целую вечность. Правда, тогда я еще не мог предвидеть, куда забросит меня судьба, но точно знал, где и с кем мне хотелось бы его провести. Единственным исключением для меня была моя младшая больная дочурка. С ней я готов был до конца дней своих встречать и провожать Новый год, рассветы и закаты, да и саму жизнь мне хотелось бы провести с нею рядом, но – увы…
Правда, Всевышний позже немного смилостивился надо мной и все же позволил мне проводить ее в последний путь.
Именно в то время я начал понемногу понимать, что человек, который произвел на свет хотя бы одного ребенка, себе уже не принадлежит. Все его помыслы и желания должны быть направлены на благо своего чада. Так что мне было над чем задуматься.
Пятеро детей, и почти все от разных женщин, – это, согласитесь, давало пищу для размышлений, тем более что я был уже не пацан, мне шел пятый десяток. Так что для начала я решил навестить троих из них, тех, которые были дальше всех. И если Александра я мог увидеть уже через сутки в Москве, то старший сын жил в Германии, а дочь – в Самарканде, куда добраться было не так уж и просто, но не это было главным. Нужны были средства, чтобы пуститься в такой длительный вояж, а их пока еще не было.
Вот какую я поставил перед собой задачу, но главным для меня конечно же была помощь младшей дочери. Все, что можно было сделать для ее выздоровления, я сделал, и мысль об этом хоть как-то, но успокаивала меня.
Москва середины девяностых конечно же резко отличалась от начала перестроечного периода, но тем не менее до относительного порядка и спокойствия ей было еще далековато. Что касалось преступного мира, то здесь так же, как и везде в России, грянули большие перемены, но основных воровских постулатов они не коснулись. Общество для нас по-прежнему делилось на три масти: вор, мужик и фраер, ну а разного рода лохмачи и беспредельные рожи немного охладили свой пыл. Правда, в тюрьмах, особенно столичных, еще чувствовалось некоторое противостояние, но это было скорее конвульсией умирающей гидры, нежели борьбой двух противоположностей. Ну а в самой столице уже чувствовалось относительное спокойствие.
Первым делом я поехал на Дорогомиловский рынок, где меня почти все знали так же хорошо, как и я их. Отоварившись ханкой, продуктами питания и всякого рода бытовухой, я двинулся в сторону Бутырки, чтобы передать перелом своей подельнице Мальвине. Что же касалось ее супруга, то необходимых для передачи данных я, к сожалению, не знал. Почти полдня мне пришлось простоять в тюремной очереди, так что домой я попал лишь к вечеру.
Проведя несколько дней с Ларисой и маленьким Александром, к концу недели я узнал новость, которая меня обрадовала и огорошила одновременно. Оказывается, Лариса с сыном переезжала в Гамбург, но слов «Поедем с нами» при этом произнесено не было.
Мне это было на руку. Я принял обиженный вид, хотя прекрасно понимал, что она не сказала их, подразумевая конечно же и отца ее ребенка, то есть меня, тоже.
– Ну что ж, насильно мил не будешь, – проговорил я на прощание тоном оскорбленного супруга и, не дав сказать что-либо в оправдание, покинул ее квартиру, сильно хлопнув дверью.
Я оставил последнее слово за собой. Это было конечно же подло, но самым прискорбным было другое: я сделал все это умышленно. Воспользовавшись тем, что у матери на первом плане всегда находится ребенок, я как бы разыграл сцену ревности и невнимания к себе, хотя сам умудрился за время нашей разлуки жениться и обзавестись еще одним ребенком.
Она конечно же об этом ничего не знала и любила меня по-прежнему, настолько сильно, насколько это позволяло ей ее благородное сердце. Ну а что же я? Увы, в неожиданной схватке между эгоизмом и долгом, когда мы отступаем шаг за шагом от наших, казалось бы, нерушимых идеалов, растерянные, ожесточенные, в отчаянии сдавая свои позиции, отстаивая каждый клочок земли, надеясь на возможность бегства, ища выхода, – какой внезапной и зловещей преградой вырастает позади нас глухая стена!
Глава 23
Даже не помню, как я очутился в тот день на Ленинградском вокзале. Ноги сами привели меня туда. Ну что ж, это судьба, решил я и, взяв билет до Северной столицы, стал искать свой вагон. И пусть меня украдут, если, располагаясь в купе «Красной стрелы», я знал, зачем покидаю Москву и что буду делать в Питере!
Но «по ходу пьесы» мои мысли стали принимать более определенное направление, и на следующее утро, выходя из вагона на перрон Московского вокзала, я уже точно знал, куда я отсюда поеду и что постараюсь предпринять далее.
В своей второй книге я уже как-то вскользь упоминал о том, каким весом к тому времени пользовался мой старый лагерный знакомый Арон, когда Лимпус пытался сбагрить ему «рыжую цепуру». Так вот, Арон действительно многого достиг.
Служа консультантом по приобретению недвижимости в одном из центральных банков Северной столицы, он был еще и хозяином совместного российско-турецкого предприятия по производству полиэтиленовых пакетов и имел маленький заводик в пригороде Питера по производству минеральной воды боржоми. К тому же он держал свою финскую баню на Васильевском острове.
Это заведение было настоящим земным раем, который предоставлялся только избранным, а кроме того, здесь была настоящая штаб-квартира для многих деловых людей Питера, в чем я сам смог убедиться.
Найти особняк, где жил сей предприимчивый бизнесмен, было намного проще, чем туда попасть. Владения Арона находились в одном из живописных мест Гатчины, примерно в тридцати километрах от Санкт-Петербурга.
– К сожалению, трудно застать хозяина в это время дома, – сказал мне в домофон вежливый и приятный голос дворецкого, – но, если вы назовете свое имя, мы тут же свяжемся с ним и сообщим все, что вы пожелаете.
Я конечно же назвал не имя, а кличку, да и то несколько завуалированно, чтобы догадаться смог именно старый каторжанин, а не кто-нибудь посторонний. Зачем зазря палить малину?
Сколько лет прошло, может, уже и позабыл часом, стал подумывать я, с неприязнью наблюдая за движущейся видеокамерой внешнего наблюдения, чем-то напоминающей мне зоновскую вахту. Было холодно, шел снег, но ветра не было. Уже несколько минут я прохаживался по аллее вдоль этих хором, как вдруг массивная железная дверь отворилась, из ворот выскочил огромный детина под два метра ростом и не пошел, а побежал в мою сторону. Снег хрумкал у него под ногами так, будто бежал не человек, а ехала легковушка. Такая ретивость была хорошим знаком, решил я и не ошибся.
– Простите, что заставили вас так долго ждать, господин Зугумов, – проговорил молодой человек, теперь уже не казавшийся мне отморозком с бритой шеей, как показалось сначала.
«Ага, значит, все же не забыл меня старый жид, даже фамилию мою запомнил», – тут же промелькнуло у меня в голове.
– Ну что вы, что вы, – попытался я сделать вид искушенного во всех вопросах человека, – ничего страшного не произошло. Я ведь понимаю: безопасность в наше время абсолютно необходима.
– Прошу вас, – продолжал суетиться молодой человек, показывая рукой на особняк. – Дом Арона Давидовича к вашим услугам, а сотрудники – в вашем полном распоряжении.
– Ну, полноте вам, молодой человек, полноте! Мне нужно просто немного отдохнуть с дороги, а для этого необходимы всего лишь камин да кресло.
– Не беспокойтесь, они уже ждут вас в гостиной.
Вот таким образом, беззаботно любезничая с этим, по всей вероятности, отставным офицером некогда могучего КГБ, мы вошли в дом, а затем и в небольшую, но уютную гостиную, где в камине, построенном в стиле барокко, весело потрескивало несколько поленьев сухих дров. Я расположился в уютном кресле и через несколько минут уже потягивал вприкуску ароматный чай, с интересом рассматривая богатую и со вкусом обставленную гостиную и картины, висевшие на стенах.
Описывать этот особняк нет надобности, одно слово – хоромы. Арон «притухал» здесь лишь в выходные, а в остальные дни недели он жил на питерской квартире почти в центре города, вместе с семьей.
