Сергей Дигол - Подлинные имена бесконечно малых величин
– Полагаю, тебе будет полезным снова вернуться в просветленное состояние. Не волнуйся, это ненадолго. Только пока я буду говорить важные вещи. Да и противоядие всегда под рукой.
Он похлопал по боку другой чайник, и Адриан только сейчас понял, что чайников два. Сделав глоток, Саша потер руки.
– Представляешь ли ты вообще, где мы живем? – спросил он.
– Для начала – какие такие мы?
– Не нужно усложнять, – поморщился Саша. – Мы – это жители Молдавии, кто же еще?
– С этим разобрались, – усмехнулся Адриан. – Но насчет того, где мы живем, у меня в любом случае две версии. Если в плане духовного развития, здесь ты у нас, оказывается, спец. А в бытовом плане – двух мнений быть не может. Где же еще, как не в полной жо…
– Погоди, погоди, – перебил Саша. – Ты допускаешь главную ошибку. Делишь мир на какие-то умозрительные составляющие, которых на самом деле не существует. Как не существует самого мира, если делить его на части.
– Ну я же сказал, что в вопросах духа полагаюсь на твое мнение.
– Лучше еще выпей чаю. Мир, – Саша выставил пальца так, словно держал в руках баскетбольный мяч, – един и неделим. Все что происходит с каждым из нас, отзывается в другом конце Вселенной. Ты чихнул, а в созвездии Эридана метеорит врезался в планету. Неразумно думать, что эти события вообще никак не связаны между собой, пусть и на уровне бесконечно малой, стремящейся к нулю, но все же величины.
– Все, сдаюсь, – притворно поднял руки Адриан, чувствуя, что снова размякает. – Чая больше не наливать.
– Я главного еще не сказал. Место, где мы живем, уникально. Кто-то считает это дырой, кто-то раем земным, но ошибаются и те, и другие. Место настолько необычное, что становится обидно за тех, кто приходит к нам за всеми этими бездушными безделушками. Особенно это касается тех, кто мнит себя буддистом. Дело в том, – Саша подался вперед, глядя на Адриана скошенными вбок глазами, – что наша Молдавия – территория, идеальная для исповедания учения Будды Шакьямуни. Исторический псевдоморфоз – слыхал о таком понятии?
– Нет, – осовело помотал головой Адриан. Давно ему так не хотелось водки.
– Определение придумал Освальд Шпенглер, великий историк и предсказатель. Кстати, как в его случае разделить мир науки и гадание, если они полностью совпадают? Если коротко и доступно, исторический псевдоморфоз – это такая ситуация, при которой определенный народ или даже целая цивилизация забивает на миссию, которая ей отведена историей. На предназначение, для которой эти люди и родились на свет на этой земле и в это время. Молдавия как территория, а мы как проживающий на ее территории народ созданы для буддизма – для меня это очевидно.
– Нормально, – выговорил Адриан, хотя все было не так уж нормально.
В ушах гудело, а от Саши вновь отделился двойник, теперь уже полноценный, перекрывавший Сашу лишь по касательной – в месте, где накладывались их плечи.
– И для этого есть все естественные условия: природные, бытовые, ментальные – ну-ка, попробуй разделить их на миры, не пересекающиеся друг с другом. Суть буддизма, она в чем? В отрешении от страданий. Страдания же – в человеческих действиях. Получается, чем меньше действий, тем меньше вероятность страданий. В Молдавии все к этому располагает. Во-первых, у нас прекрасный климат. Ну, может, – кивнул он в сторону окна, и Адриан вспомнил вчерашний ливень, в очередной раз затопивший площадь перед железнодорожным вокзалом, – и не идеальный, но по крайней мере людей у нас не эвакуируют ежегодно, как в Штатах из-за этих ужасных ураганов. Во-вторых, мы живем как бы отдельно от всего человечества. Маленькая страна, которая никому особо не нужна, да которую никто и не замечает, а вспоминают лишь тогда, когда мы на свою беду сами начинаем о себе напоминать. Внутреннее одиночество, возможность остаться наедине с собой – важнейшее условия успеха буддистских практик. Наконец, мы страшно недеятельны – лучшей предпосылки для успешного созерцания и достижения нирваны и представить себе нельзя. Любая рутинная деятельность порождает греховные чувства: гнев, нетерпимость, зависть. Мы же словно созданы для того, чтобы ничего не делать и созерцать в условиях максимально щадяшего климата и незаметной как на карте, так и в умах мировых воротил стране. Теперь-то понятно, какой псевдоморфоз мы собой представляем?
– То есть все мы – буддисты?
– Мы должны были ими стать. Это – внутренняя сущность нас, молдаван, более того, это – предопределенность, которой мы не то что даже не противимся. Мы даже не подозреваем об этой своей предопределенности, вот в чем беда. И, я думаю – заговор.
– Против Молдавии?
– Против буддизма. Это же был бы беспрецедентный пример. Пример того, как целая страна наиболее полно и органично реализует буддистские практики. Очевидно, что другие мировые религии не позволяют этому осуществиться, просто из географического принципа: Молдавия входит в сферу интересов христианства. В Дармсале, я думаю, все прекрасно понимают, но сделать ничего не могут: Далай-лама и сам, бедняга, всю жизнь в положении бедного родственника. Делается все, чтобы максимально свести на нет позиции буддизма в Молдавии. Именно буддизма, для которого, будь здесь хоть мало-мальски реальная община, процесс пошел бы сам собой. Это заложено в нас, в этой земле, эта предопределенность – вот что хочу я сказать. Собственно, поэтому все и идет у нас наперекосяк. От нас постоянно скрывают кто мы такие. Целый народ с удаленной памятью, как Шварценеггер в фильме про Марс, помнишь? Подсовывают эти безделушки, а наши местные буддисты – просто ряженые и, получается, агенты, работающие против буддизма. А вот если нашу память вернуть, процесс запустится сам, как ядерная реакция. После этого его не остановить никакими репрессиями. По большому счету, в этом и есть смысл моей жизни. Вернуть нам буддистскую память, выпрыгнуть из псевдоморфозы.
– Черт, – Адриан пытался поймать в объектив зрения основного Сашу, но с ужасом обнаружил, что появился еще один, третий, то ли второй двойник оригинала, то ли первая проекция первого двойника. – Это все чай. Твои мысли – от чая.
– С чаем действительно на сегодня достаточно, – сказал Саша и взялся за чайник с водкой. Вернее сказать, три Саши одновременно подняли три чайника. – Поскольку речь пойдет о деньгах, надо выпить водки.
Чашку с водкой Адриан опрокинул как газировку в июльский полдень. Он уже не удивлялся тому, что напротив него Саша снова сидел в единственном экземпляре. Удивляло другое – что тот продолжал нести несусвестную чушь.
– Загвоздка, как всегда, в деньгах и в организации, – сказал Саша. – Но главное – в деньгах. Никто не примет меня всерьез, если я просто так приду и скажу, что собираюсь создать в Молдавии буддисткую общину.
– Куда придешь? К Далай-ламе? Пешком?
– Я же говорю – в деньгах загвоздка. Будут деньги – не проблема слетать, заранее выразив намерения. К Далай-ламе меня, понятно, не пустят, но есть же у них бюрократический аппарат, как у любой успешной организации. Ты не переживай, я не собираюсь нести ахинею и про исторический псевдоморфоз не буду втирать – сумасшедших в ведущих религиях стараются избегать. Чистый бизнес-проект: есть желание, есть типа потенциальные буддисты, есть желающие организовать общину. Главное – у нас есть деньги.
– Ты же говоришь, нету денег.
– Видишь, – кивнул Саша. – Теперь и ты понимаешь, что загвоздка только в одном.
Адриан испытывал странное ощущение. Словно горячая вода и холодная водка, обе настоянные на загадочном чае, поменяли его состав крови, и теперь он находил в бредовых Сашиных разговорах что-то, что могло принести бы ему пользу. Выраженную в самых что ни на есть деньгах.
– А что ты скажешь на то, чтобы заработать? – сказал Адриан.
Сашин взгляд потяжелел. Так, наверное, выглядит человек, исповедовавшийся священнику в самых смертных грехах и в ответ услышавший приговор: такие грехи, сын мой, не отпускаются.
– Я не шучу, – поспешно добавил Адриан. – Ты не думай, у меня есть работа. Уже два месяца как.
– Два месяца, – усмехнулся Саша. – Что за работа хоть?
Адриан искренне развел руками – словно ответ был очевиден и странно, что Саша сам не догадался.
– Пункт аренды автомобилей, – сказал Адриан. – Я там диспетчер.
10. Анна
Ресторан «Эль Пасо», куда привез ее Боршевич, смутил Анну не только скромной площадью. Они сидели вдвоем в отдельной комнате, которую и залом-то не назовешь; рядом пустовал один вместившейся в помещение столик. Не сказать, чтобы Анну смущала гастрономическая измена шефа: что «Кактус», что «Эль Пасо» – все для нее было в новинку. Нервничала она по другому поводу, из-за этого его «есть разговор», которым Боршевич предварил поездку в ресторан. Да еще и это расположение – почти под стенами тюрьмы, где она будет вкушать мексиканскую кухню в то время, как Виктор придерживает окаменевшие пряники до того дня, когда Анна придет на новое свидание. С провиантом и выдуманными историями из своей личной жизни, в которой ему уже нет места.
