Елена Ронина - Портрет в сиреневых тонах и другие истории (сборник)
В «Тати» я и сама заразилась всеобщим ажиотажем. Тоже рылась, мерила и в итоге очень даже неплохо приоделась. А главное, мне удалось отключиться, я поняла, что целых полчаса не думала про Павлика. А это при моем воспаленном мозге уже результат!
– Лена, ты куда пошла?! – с ужасом схватила меня за руку Тамара.
– А что, мы вроде все купили?
– Пакет, с этим пакетом нельзя ходить. Все же поймут, что мы в «Тати» были!
Сама Тамара не швейцарка, у нее муж в представительстве Аэрофлота работает. Она так – экскурсии, музеи, а в перерывах, конечно, продуктовые лавки, магазины, расчет процентов. То есть жизнь заполнена до предела.
– Ой, Лен, с сыном, конечно, проблемы. У них тут какая-то новая мода. Подруга должна быть старше. Причем не на два года, а на двадцать!
– Как это?
– Ну мода, я же говорю.
– Тамар, какая мода странная!
– И не говори, вообще у них все тут странное, семь лет живу, все никак не привыкну. Чисто, конечно, прямо стерильно.
– Да-да, и воду можно из-под крана. – Пусть думает, что я ее экскурсию внимательно слушала.
– А так по Союзу скучаем, конечно.
– Вот я уже тоже начинаю скучать.
– Ты что?! Ты это брось! Тебе же завтра на курорт. Не выдумывай, выкинь семью из головы и отдохни, расслабься. Ведь сейчас обратно приедешь, и все, жизнь закрутит, опять дети, муж. Будешь потом вспоминать и жалеть, что не отдохнула как следует. А Ивердон – место роскошное, можно даже сказать, элитное. Бассейны, SPA, процедуры всякие. Воздух кристально чистый. Гулять будешь, есть вкусно. Знаешь, какой там хлеб с маслинами вкусный? Попробуй обязательно. С твоей фигурой можно. Это мне – сто раз подумаешь сначала. Я уже такие вещи стараюсь не покупать, а то как куплю, так батон одна и съем. Кошмар.
– Тамар, а Ленин-то в Ивердоне был?
– Ленин в Ивердоне не был. – Тамара смотрит на меня с жалостью, как та приятная тетка из турфирмы. И действительно, что это меня на Ленине-то заклинило? Не буду больше ни у кого про него спрашивать. Буду мемориальные доски читать, может, сама его следы где-нибудь найду. А то как-то получится – зря в Швейцарию ездила. (Все-таки с головой еще не совсем. Но, главное, я уже про себя начала все адекватно понимать!)
Вечером с удовольствием гуляла вокруг Женевского озера. Тамара побежала домой, кормить мужа уцененной едой и спасать сына от престарелых невест. А я смотрела на дома, на людей. На людей было интересней. Потому что, ну что – дома? В каждом доме банк и аптека. Ну просто в каждом! А люди интересные, особенно тетки, все сплошь в деловых костюмах. Юбки до колена, независимо от возраста, из-под юбки ножки такие сухонькие, кривенькие, туфли на устойчивом каблуке. На лице тонна качественного швейцарского макияжа, золота тоже тонна. И духи. Вот пройдет мимо такая тетка, и просто можно задохнуться. Это как же нужно облиться, чтоб от тебя так пахло, причем на улице? Ну, наверное, опять же качественный швейцарский продукт. У меня вот так никогда не получается. Утром надушишься, а к обеду уже ничем не пахнет. Понятное дело, не в Швейцариях покупалось!
Тамара оказалась права. Ивердон оказался дивным местом. С нетронутой природой. Горы, озеро, зелень. Невероятной красоты частные домики. Земли совсем мало, около каждого домика, ну, может, метра по четыре, и каждый такой кусочек – ну прямо японский сад. Да, куда там нашим грядкам с возделанными огородными культурами. Наверное, нам просто не понять, зачем высаживать что-то ненужное. Эти же камни да цветочки ни съесть нельзя, ни продать. А может, это потому, что у них очень земли мало. Ну что сделаешь с двумя метрами? Что там сначала сажать – картошку или морковку? Видимо, не решив, что все-таки важнее, швейцарцы и решили лучше высадить красоту. И ведь действительно лучше. Ничего, я думаю, у нас тоже так будет. Только не на двух метрах, а на гектаре. С нашим-то размахом. Будем разбивать дворцовые сады!
Хлеб и правда оказался фантастический. Съесть можно сразу и два батона. Правда, за батонами приходилось бежать специально в ближайший гастроном. В элитном ресторане отеля хлеба не давали вообще. Там в основном давали эксклюзивную французскую еду. Все красиво, официанты в ливреях, по двое стоят, склонившись над тобой, ждут, когда ты по достоинству начнешь оценивать их специфическую еду и восхищаться ею. Восхищаться надо громко, практически хлопать в ладоши. Только тогда удовлетворенные официанты отвалят от стола. Чем восхищаться, понятно, правда, не очень. Обычно на огромной тарелке посередине лежало что-нибудь совсем маленькое, но красиво украшенное. Хорошо, что удалось тот гастроном найти. Натрескаешься перед ужином хлеба с маслинами, и на сытый желудок уже и восхищаться их изысками можно.
А то в первый день лицо у меня, конечно, было кислое при виде красивой, но полупустой тарелки. Ну я же сюда, в конце концов, есть пришла, а не любоваться! Пообедать днем, в связи в переездом из Женевы, не успела. Ну, думаю, ничего, поем за ужином в их шикарном ресторане. А там все при свечах, неторопливо. После заказа сидела минут сорок, ждала, когда повар специально для меня свое чудо сотворит. Поэтому когда, наконец, важно пришли два официанта, поставили передо мной огромную тарелку, накрытую крышкой, а под крышкой оказалась одна креветка, красиво украшенная веточкой салата, я думала, что прямо крышкой в этих официантов и запушу. Их спасло только мое дикое недоумение и голодное бессилие. Все-таки, наверное, я надеялась, что это только гарнир или комплимент от шеф-повара. Когда поняла, в чем дело, они уже сбежали.
Ну а в последующие дни я предварительно наедалась хлеба, и в ресторан ходить стало веселее. Уже можно было по сторонам посмотреть, на народ.
Народ был только по сторонам. Мое одиночество строго охраняли. Мадам приехала одна, значит – хочет покоя и уединения. Тоже как-то не по-нашему. То есть это был, конечно, стопроцентно мой вариант, я-то за этим именно и приехала. Но была бы на моем месте другая мадам, она бы явно расстроилась. Думаю, у нее были бы совсем другие планы. Программа максимум – приехав одной, уехать вдвоем, программа минимум – хотя бы не одной провести эту неделю. В этом же санатории все было очень благопристойно: отдыхали только с супругами. Все ходят парами, причем за руку, причем с любовью глядя друг на друга. Как будто люди не двадцать лет живут вместе, а только встретились и страстно друг в друга влюбились. Неужели так возможно? Вот у нас мужа и жену на отдыхе сразу можно отличить от любовников. Если друг к другу задом сидят и никогда друг с другом не разговаривают, а все время книжки читают, значит, муж и жена. А если общаются непрерывно, значит, любовники.
Здесь, по рассказам Тамары, отдыхать принято только семейными парами. Может, они дома друг друга не видят? Почему они так смотрят пристально друг на друга? С такой заинтересованностью? И на других теток мужики вообще не смотрят? И почему у нас мужики так легко забывают собственных жен и с таким же интересом смотрят по сторонам? Может, мы что-нибудь неправильно делаем? Или все-таки дело в национальных традициях?
По рассказам той же Тамары, дело здесь в том, что, во-первых, семьями здесь обзаводятся поздно, и, решаясь на такой шаг, люди сто раз подумают, зачем они это делают. И во-вторых, развестись практически невозможно. Жене после раздела имущества достается так много, что развестись с ней означает остаться практически без штанов. Так что легче на нее влюбленно смотреть и ездить с ней в отпуск, чем без штанов-то!
Хотя… а может, люди действительно друг друга любят, или ценят, или уважают? Я вот лично в это верю!
И вот с этой своей верой я уже третий день ни с кем не разговариваю. Разговариваю только вечером. Удалось найти общий язык с тапером из вечернего бара. Тапером оказался молодой венгр-пианист Марек. Я единственная, кто, слушая его музыку, смотрел на него. (Остальные же все время смотрят друг на друга.) Поэтому уже к концу первого вечера Марек поинтересовался, может, мадам хочет послушать что-нибудь особенное?
– А может, вы по-немецки говорите?
– Говорю. Почти все венгры говорят по-немецки.
– Ура! Тогда французский шансон.
Я хлопала Мареку, помогала расставлять ему вечерами ноты. И так я ему понравилась, что ради меня он пообещал завтра продемонстрировать новый смокинг, который купил за бешеные деньги и очень им гордился.
На следующий день смокинг был продемонстрирован. Марек принес его на вешалке, в целлофановом мешке.
– А почему не надел-то?
– Берегу.
Понятно. Ну что ты тут скажешь?
Как-то вечером Марек принес целую папку русских нот. Тут были и романсы, и песни – и русские, и цыганские.
– Понимаешь, я их никогда не слушал. Помоги. И по ритму и по стилю ничего не понимаю.
– Да запросто! – Ну, думаю, повезло. Кто ж когда меня еще спеть-то попросит, да еще и слушать при этом будет?!
И вот мы полночи с Мареком пели «Калитку» и «Подмосковные вечера». Это был мой последний вечер в Ивердоне и вообще в Швейцарии. Было немножко грустно. И мой Марек загрустил:
