Людмила Загоруйко - Евреи в жизни одной женщины (сборник)
До появления нового мужа они с сестрой изведали радость наслаждений в странах, изобилующих экзотикой. В лексикон нашего провинциального города уверенно вошла и мгновенно стала крылатой фраза, брошенная в момент прощания с подругами второпях на перекрёстке: «Ноги моей больше на Канарах не будет» – безапелляционно сказала Ляльчик, и ей поверили. Утверждение передавалась и комментировалась, как бы шло по этапу. Круг общения Ляльчика был довольно широк, фраза быстро распространилась среди знакомых и совсем незнакомых людей. Истинную причину бунта знали не многие. Путешествие с сестричкой на знаменитые острова закончилось для обеих жутким расстройством желудка.
Ляльчик вдруг, к своему собственному удивлению, стала ярым пропагандистом красот и достопримечательностей родины и Крыма, в частности. Дачу на южном берегу, не то в Мисхоре, не то в Гурзуфе, сестра прикупила давно, в сравнительное недорогое время, и Ляльчик ежегодно ездила туда оздоровляться и молодеть. «Лучше нашего Крыма ничего нет» – заявила она. И ей поверили все, кто не был на Канарах, но отдыхал в Крыму. К ним присоединились те, кто не был ни там, ни там. Единогласие уходило вглубь человеческой тонкой психологии. Большинство знакомых хорошо знали, что на Канары они с расстройством или без расстройства этого чёртового желудка никогда не попадут. К тому же делать там, нам людям требовательным и искушённым, нечего. Лялька сказала, что на островах всё привозное и пальмы повсюду растут, как комнатные цветы, в горшках. С ней согласилась менее везучая на развлечения и деньги часть приятелей и приятельниц и их ущемлённое самолюбие сразу же успокоилось. Авторитет её был высок, и подвергнуть сказанное сомнению никто не решился. Ляльчика, нежное, кокетливое и не унывающее создание, любили все без исключения.
«О чём сейчас щебечет наша милая Лялечка?» – с тоской подумала Ольга. Может, они замотались, забыли, вспомнят о не состоявшейся встрече с явным сожалением уже на одном из дней рождений, которые обрушиваются на них весной, как паводки в горах. И угораздило им всем родиться почти в одно время. Прямо никакого продыху. Но до весны, до первого дня рождения, первых сигналов приближающегося тепла, встреч на природе, летних городских террасах, весенних художественных выставках с неизменными продолжениями фуршета в каком-нибудь кабачке, ещё очень и очень далеко. Сейчас зима, разгар новогодних празднеств, для остроты ощущений, разбавленных постными буднями нескольких рабочих дней.
Прозу жизни Ольга не любила, но, увы, именно проза определяла её бытие. Не помогали даже её меркантильность и умение просчитывать всё наперёд. Что бы она не предпринимала, ничего не менялось ни в личной жизни, ни на роботе. Рутина. Это значит, каждое утро надо вставать, считать, что в кошельке в наличии, думать: должно быть намного больше, заниматься давно опостылевшими делами. Поздними вечерами варить супчик на куриных спинках, смотреть часами в ящик телевизора, в её квартире он больше напоминает форточку, на утро забыть всё увиденное накануне окончательно и бесповоротно. Глухую скуку и чрезмерный вечерний аппетит навевали на неё модные сериалы про коррупцию, успешных бандитов, ставших политиками, неживая возня в постели и пустые разговоры страдающих от безделья дам.
А где-то там, далёкие Канары с насыпными пляжами, бассейнами, пятизвёздочными отелями под пальмами. Заграничный паспорт лежит в ящике письменного стола, уже который год, не востребованный и незаслуженно забытый.
Грустные мысли прервал звонок, тот самый, долгожданный. «Мой голову, одевайся, собирайся. В шесть мы ждём тебя в «Кактусе». Не опаздывай» – скомандовал знакомый бодрый голос Люльчика в телефонной трубке. Секунду Ольга колебалась. Ванную, нет, она не будет её принимать. Расслабленность и вялость ей сегодня не понадобятся. Душ бодрит. Она открыла кран, встала под мощную, радостную струю снять напряжение пошло, в бестолковой суете прожитого дня. Из ванной комнату она вышла как новенькая: оживлённой и помолодевшей, подсушила волосы, подкрасила ресницы и полезла в шкаф, выбирать наряд, приличествующий случаю.
Вещи Ольга любила добротные, дорогие, но носила их небрежно. Часто на людях, уже на виду у всех, обнаруживалось, что на её белом, из дорогой ткани костюме, болтается пуговица или предатель-чулок пустил стрелку. Обычно об этом ей сообщали потихоньку знакомые, делали это в мягкой, деликатной форме, на ушко. Ольга ахала, бросалась в туалет привинчивать на место пуговицу или бежала покупать новые колготки. За суетой и хлопотами пропускалась какая-то часть церемонии, иногда важная. Ольга как бы теряла нить события, теперь уже отвлекалась на расспросы. Поэтому если ничего изменить было нельзя: куда, к примеру, деть в выставочном зале небольшое пятнышко на шёлковой блузе, то она, обычно, не реагировала и небольшая погрешность в её безукоризненном туалете в счёт ни бралась, ни во что не ставилась. Тем более, после фуршета пятно одиноким не оставалось.
Когда ей уже стукнуло «за тридцать» вдруг выяснилось, что она некрещёная. Ольга твёрдо решила исправить ошибку родителей. В храме просительницу мило выслушали, согласились на небольшие капризы и пожелания, касающиеся её участия в обряде. Ольга долго настраивалась, волновалась, поэтому решила отстоять вечернюю службу всю 6 от начала и до конца. Тут она заслушалась, наслаждаясь красотой церковных красок и звуков, завораживающей монотонностью молитвы, чередующейся с ангельской чистотой голосов церковного хора. С небес на землю её вернул шёпот служительницы, которая сообщила, что крестить её будут после службы. Чулки снимать не придётся, а вот разуться понадобится. Ольга хорошо помнила, что на пальцах, под дорогими скромными лодочками, у неё на колготках зияет дыра. Она пришла в ужас, выбежала из церкви, понеслась искать ближайшую лавку или лоток. Когда женщина вернулась, уже в обновке, служба давно закончилась. Её ждали, и пожилая будущая крёстная мама не скрывала своего недовольства, но всё обошлось, прошло прекрасно. Ольга быстро забыла горький стыд и раскаянье, мучившие её тогда. Что было, то было. Сейчас главная задача – предстать перед подругами, как из под утюга. Она, наконец, остановила свой выбор на простого покроя платье с жакетом, быстро оделась, нацепила шубу и уже перед выходом бегло глянула на себя в зеркало. «Наверное, оно меня полнит. Не может быть, чтобы я так раздалась» – подумала она. Зеркало, существо одушевлённое, не преминуло отреагировать на мысль хозяйки язвительным смешком. Ольга его не услышала. Она уже сбегала по лестнице, бодро стуча каблучками, на встречу 14 января, Старому Новому году. Её душа ликовала: их традиционная ежегодная встреча сегодня состоится.
В «Кактус» они пришли почти все одновременно. Тут оказалось, что их излюбленный столик занят и на нём стоит тривиальная табличка с надписью: «резерв», но всё благополучно решилось, место нашлось и компанию усадили. Уже несли первые бокалы с пивом, и всё понемногу закручивалось, разрасталось. Ещё ждали новых гостей, усаживались, говорили друг другу комплименты…
Традицию собираться в Старый Новый год ревностно поддерживала её автор, неугомонная Ляльчик. Устав от заграничных праздничных вояжей, регулярно принимаемого слабительного, лишний жир под вечерним платьем просто недопустим, родственников и застолий, она кому-то звякнула, её поддержали и перезвонили по цепочке, компания собралась, и вечер удался. Действо одобрили, решили продолжить. Через год его можно было уже называть традицией. Костяк компании составляли четыре женщины, давние приятельницы. Мужчины приглашались спонтанно, но принципу «свой круг друзей» следовали неизменно. Мужья, у кого они были, жёнами в список включались без особого энтузиазма, больше как почётные гости. Их умели ценить, воспринимать как клад, дар божий, оковы, носить которые необходимо было терпеливо и с особой грациозностью.
Лялька, как всегда, чуть опоздала, появилась в собольей шубе до пят, (всё того же происхождения, из закромов сестры) запыхавшаяся, блестящая, свежая. Она продемонстрировала новую кофточку в рюшках, особенно эффектно оттеняющую её гладкое, как наливное яблочко, лицо и принялась разыгрывать сценарий вечера. Для начала из изящной сумочки извлеклись аккуратно свёрнутые в трубочки бумажки, которые она положила на тарелку и предложила всем присутствующим собственноручно выбрать себе судьбу на целый год. Ольга первой потянулась к бумажке, вытянула её из общей кучки, развернула и удивилась. Ляльчик, уже смотрела через плечо, кричала: «Ты испортила всё, надо было дождаться, когда фанты откроют все. Какие завитушки? Это – корона нарисована. Теперь ты королева весь последующий год, начиная с сегодняшнего вечера!» Из пакета тотчас же достали изящную корону, вырезанную из золотой, блестящей бумаги, надели ей на голову, закрепили шпильками. Для убедительности и эффектности антуража за пазуху сунули изгибающийся, похотливо-толстый зелёный хвост: остатки новогодних ёлочных украшений. Теперь Ольга уже не знала на кого она больше смахивает: Бабу ягу или Снежную королеву. Два этих образа, пожалуй, можно и совместить, и Ольга решила в игру вступить и героиням соответствовать. Лялька мгновенно запечатлела на плёнку триумф подруги и принялась распределять подарки. Из недр кулька на стол выложила овощи, любимое лакомство животных, густо населяющих восточный гороскоп. Кролику, досталась огромная морковь, петуху – семечки, перед змеёй водрузили на блюдечке вареное яйцо. Самой же Ляльке, собаке по гороскопу, подарили топорщащуюся сосиску в обрамлении двух оранжевых мандаринок.
