Эльчин Сафарли - Мне тебя обещали
Женщины – другие. Водопад написала мне эсэмэс. Переживает: «Нельзя все держать в себе, милый. Так ты только запутаешься в вопросах и ответах. Пока боль не вытечет наружу, сердце не очистится». Я не нахожу ответа – трудно назвать то, с чем я изо дня в день воюю, надеясь на победу. Окружающим легко сказать: «Не принимай близко к сердцу». Откуда им знать, какова глубина твоего сердца? И где для него – близко? Только самому возможно поднять с земли камни, о которые когда-то спотыкался.
Может быть, о боли нужно говорить, когда примирился с ней. Зачем-то же существует целая армия психоаналитиков. Но это не для меня, не сейчас: когда первопричина известна, можно заняться симптомами – против них созданы анальгетики.
Вечерами, после рабочего дня, мы с ней отдыхали именно на кухне, сидя на табуретках по разные стороны стола. Что придумать лучше, чем сидеть на теплой кухне с родным человеком? И пусть жареная картошка аппетитно дымится на старой сковороде, сладкий чай размешан и бутерброды с пластинами сливочного масла светятся солнцем на белой тарелке. И все вроде бы есть: не так много и не так мало. Вот она, настоящая атмосфера для откровений – все нипочем, в том числе снегопад на дворе и заледеневшие дороги. И мы сидели подолгу, многие часы – курили, пили кофе и говорили о том, что было и что ждет нас за чередой новых дней.
Временами, правда, ругались – тогда кофе расплескивался, вьюга за окном усиливалась, а на ее щеках появлялись соленые ручейки слез. Когда это случалось, я быстро уходил, не давая волю эмоциям. Остыв на цепком морозе, писал тебе много-много раз «прости». Ты отвечала спустя несколько минут: «У меня к тебе одна просьба. Постарайся чувствовать меня». И все обиды – как рукой сняло.
До сих пор продолжаю непрестанно говорить с тобой. Мысленно. Так мы ближе друг другу. Так между нами нет стола и пролитого кофе.
38
Уж слишком фальшиво она стонет. Ей бы на курсы актерского мастерства. В любое дело нужно вкладывать инвестиции, любой бизнес нуждается в развитии с целью повышения прибыли, тем более что деньги Карла зарабатывает неплохие. Одна из самых популярных проституток города. «Записывайтесь в очередь, я одна, вас много».
У нее потрясающее тело – Памела Андерсон на пике формы. Только никаких силиконов, ботоксов, все свое – мужчины XXI века выступают за продукцию органического происхождения. Единственный минус Карлы – слабые актерские данные. При ее потоке, когда пять мужчин за четыре часа, такой талант необходим.
Она – любимица Фернандо. Он чувак не капризный, для него не существует талантливых актрис, он выбирает по внешности. Лучшая та, у которой крепче сиськи и задница. Уж ему-то наплевать, наигранна ли Карла в постели: «Главное, она делает шикарный минет с проглотом. Такого я еще не встречал». Один раз проверил Карлу, могу заверить: итальянец не врет.
Шлепки, вздохи, рычание, стук – за стеной настоящий порнофильм. Темпераментный Фернандо оправдывает каждый отданный цент. Отрывается по полной – с женой себе такого не позволишь. «Не то чтобы она против или зажата. Я сам не позволю себе с женой то, что позволяю со шлюхой. Она мать моих дочерей, понимаешь? Это другое. С женой я сплю из-за необходимости. С проститутками – отрываюсь. Не изменяю, а просто снимаю напряжение».
Походы восточных мужчин к проституткам в какой-то мере оправданы, это же не немцы или американцы, здесь горячий темперамент, мысли о сексе постоянны. Нужно пожить под высоким небом и жарящим солнцем, чтобы это понять. Даже кулинария имеет сексуальную подоплеку – начиная от тархуна, мощнейшего афродизиака, и заканчивая огромными количествами белковой пищи со специями.
Выхожу из гостиной, больше нет сил слышать эти звуковые эффекты. На раскаленном полу балкона невозможно стоять босиком, приходится подпрыгивать. Сок персика течет по рукам, после водки меня почему-то всегда тянет на персики. Фернандо долго приставал ко мне, предлагая тоже развлечься с Карлой: «Я угощаю! Давай, встряхнешься! Слишком много ты ноешь в последнее время – лучше нет, чем хорошенько потрахаться». Не тянет. Мне хочется совсем других отношений. С искренними чувствами, точно не наигранными. Такое бывает, когда мужчина влюбился или перебесился. Первое – отпадает, второе – быть может. Устал я от собственных крайностей, которыми жил последние месяцы. Все это время пытался выдохнуть из себя весь воздух, чтобы сделать большой глоток нового. Сделал это. И наступила тишина.
Когда-то думал, что не смогу уйти, не оставив себе пути назад. Всегда искал лазейку, только бы не увязнуть в новом так, чтобы лишиться возможности вернуться. На этом промежутке пути я снова жажду нового, без страха забыть, что было. Оно все равно во мне.
Я отказываюсь верить в то, что человеческие проблемы происходят от невозможности побыть одному. Одиночество, наоборот, все усложняет: копаешь-копаешь, а в итоге кончается тем, что бросаешь лопату и ложишься в яму, своими же руками выкопанную.
Не знаю, как все сложится дальше. Я не обрел новую формулу жизни, где мысли мчатся на солнечных батареях и сомнения утилизируются бодрой уверенностью в каждом следующем шаге. Все как будто по-прежнему: я так же морщусь ранним утром от солнца, пробивающегося сквозь щели жалюзи, так же курю натощак и забываю забрасывать грязные носки в стиралку. Никаких кардинальных изменений в быту, зато много перестановок в себе.
Я – проснулся. Теперь часто от болезненного ощущения счастья хочется кричать о светлом внутри, донести его до окружающих. Но я не такой, я избегаю всплесков эмоций. Тихо смотрю в небо, прислушиваюсь, впитываю каждую секунду нового дня. Отстаиваю тишину.
Расправляюсь с персиком и возвращаюсь в прохладную гостиную. Фернандо с Карлой, изможденные и расслабленные, пьют виски, развалясь на диване. Он, смеясь, спрашивает ее о замужестве. Она, смеясь, отвечает: «Хорошие мужики, как оказалось, существуют. Но они все женаты, представляешь? Мне ловить нечего, миленький. Лучше так, за деньги и без сказок».
39
Фотографии рассыпаны по кровати. Черно-белые на матовой бумаге, некоторые со смятыми углами. То, что на них, осталось прежним. Мы с тобой. Вот на этой фотографии – главная улица Хельсинки. Там мы бежали по узорам влажной после дождя брусчатки с бумажными стаканчиками кофе в руках, без крышек. Как дети поспорили, у кого получится пробежать и не разлить ни капельки горячего напитка. Ты – победила.
Вот на другой фотографии – мы на подоконнике нашей квартиры. На нас майки одинакового белого цвета, с разными надписями. На моей стекающими буквами написано «hopeless romantic», на твоей – «be careful, female logic». За окном вечер июля, мы в чемоданном настроении перед отъездом на море. Как же мы тогда ужасно устали, пока собирали вещи, передвигаясь по квартире, как через полосу препятствий, переступая через кучу пакетов, сумок.
А вот мой любимый снимок. На нем ты, в смешном фартуке, на кухне, с половником в руке и с высунутым языком. Пробовала на вкус свой удивительный суп из устриц с ломтиками моцареллы. В тот день ты готовила его в первый раз, поэтому мы загадали желания перед дегустацией.
– Я бы хотела, чтобы не было войны, чтобы всем хватало хлеба, чтобы люди всегда выздоравливали!
Я-то думал, ты загадаешь что-нибудь про нас, а ты снова подумала о тех, кто вокруг. Я поцеловал тебя, загадав за нас обоих:
– Пусть нам не нужны будут другие, для того чтобы видеть, как мы любим друг друга.
Я пересматриваю наши фотографии, которые ты печатала исключительно черно-белыми. «Они хранят какую-то загадку. Может, дело в том, что мы можем раскрасить эти фотографии сами, как хотим? Из поздней весны сделать раннюю осень, из холодного ветра – теплый морской бриз».
Отныне я ничего больше не раскрашиваю – принял все, как есть, как было и как должно было быть. С нами случилось время, с нами случилась жизнь, это то, чему еще никто не смог противостоять. Нет, я не смирился с этой разлукой. Просто должен идти дальше, пока не знаю куда, но должен идти. Ведь дорога возникает под шагами идущего.
* * *Термометр быстро добегает до отметки плюс тридцать девять по Цельсию, я отключаю кондиционер и ложусь в постель с бутылкой пива. Большие глотки, холод по груди, волны внутри с силой разбиваются о скалы грудной клетки. Я боюсь любого холода ночью, даже искусственного. Он ужасающе равнодушен – и всегда настигает, как бы мы ни хорохорились. Иногда именно отчаяние пробуждает в нас любовь к жизни. Но его нужно контролировать – оно еще обманчивее надежды, сам не заметишь, как окажешься у темных вод.
