Сергей Семипядный - Украл – поделись
– Буду беречь, – пообещал Виктор и ласково улыбнулся.
– А как ты будешь себя беречь? – спросила Люба, и лукавая улыбка осветила её лицо. – Наденешь штаны и заспешишь вон?
18
Бабухин и Литиков пили день и всю ночь. С перерывом на ремонт балконной двери и переезд на другую квартиру. При этом, разумеется, строили планы поимки Светки. И произносили тосты, за успех, в основном. Татьяна пыталась как-то воздействовать на них, однако безуспешно.
Утром её охватило сильное возбуждение. Надо, да, надо было принимать решение. И посоветоваться не с кем. Татьяна забежала к тётке, которая в это время собиралась на работу, и попыталась завести с нею разговор.
Однако ничего у неё не вышло, разговора не получилось, так как полчаса тому назад, проснувшись, Люба обнаружила прыщик на подбородке. И теперь ей было не до проблем племянницы, взрослой, кстати, и вполне самостоятельной. Уровень убойного и останавливающего действия прыща был столь велик, что Люба сейчас находилась в некой прострации. Она слышала произносимые Татьяной слова и что-то ей отвечала, но – в той тональности, когда диалог умирает, ещё и не успев в собственно диалог оформиться.
К тому же, судя по всему, она опять в кого-то жутко влюбилась.
Бабухин пробудился в одиннадцать часов. Бабухин окончательно отошёл ото сна лишь в одиннадцать часов, хотя ещё в десять сон уже был нарушен, сон был уже изгнан, с территории дивана, по крайней мере. Его клочья, правда, окутывали то один, то другой участок мозга, оставляя в неприкосновенности болезненные ощущения иных частей головы. Бабухин ворочался, Бабухин искал для несчастной головушки положение, в котором боль поутихла бы на какое-то время, и он бы уснул, чтобы проснуться здоровым и бодрым.
А Литиков спал. Спал, свернув своё тельце калачиком. Бабухин от зависти скрипнул зубами и поплёлся на кухню. Бутылки были пусты, в стаканах было сухо, за окном зима, в квартире – сырость и неуют. Бабухин выпил литровую банку воды и присел на табурет.
И в тот же миг вскочил на ноги, пронзённый ещё не опознанной стрелой тревоги. Бабухин быстро, насколько позволяло состояние измочаленного, истерзанного попойкой организма, побежал в комнату. Татьяны там не оказалось. Бабухин заспешил к ванной и туалету. Татьяны в квартире не было. Не было её пальто и шапки. И сапог. И дорожная её синяя сумка отсутствовала.
Бабухин подбежал к креслу-кровати и вышвырнул из него Литикова. Литиков закатился под стол, постонал, выматерился и затих. Однако Бабухин выхватил его из-под стола и бросил обратно на кресло-кровать.
– Где она?! – рявкнул Бабухин.
– О чём ты? – промямлил Литиков, разминая ладонями лицо.
– Куда она исчезла? – навис над ним Бабухин.
– Водка? Мы всё выпили с тобой, – простонал Литиков.
– Вы сговорились, гнида!
– С водкой? – попробовал вытаращить опухшие глазёнки Литиков.
– Ах, ты ещё и издеваешься, скотина?!
Бабухин с размаху ударил Литикова, однако ядро его чудовищного кулака ушло влево и вверх, лишь внеся разнообразие в состояние причёски собутыльника. Бабухин же потерял равновесие и обрушился на Литикова. Литиков заверещал. Бабухин желал бы повторить попытку уничтожить дружбана, однако когти свирепой боли вонзились в голову, превратив его в бессильно воющее животное.
Литиков, выбравшись из-под Бабухина, стал успокаивать товарища:
– Паша, дорогой, я тебе сейчас компрессик поставлю. И себе тоже. А потом что-нибудь придумаем. И ты не прав. Пили поровну. Тебе – мне, тебе – мне, тютелька в тютельку. Выпили – угомонились. И не раньше.
– Убью обоих, – простонал Бабухин.
– А Татьяна, между прочим, почти что и не пила. Только ты да я, да мы с тобой.
– Где она?
– Татьяна? – Литиков огляделся. И действительно, Татьяны не было. – Не знаю. А где она? Когда я в нирвану астрала выходил, была.
– Ты, гнида, меня спрашиваешь? – попытался приподнять голову Бабухин. – Обули меня, а теперь… О-о-о!
Бабухин добрался до дивана и осторожно прилёг.
Литиков начал потихоньку размышлять, приговаривая:
– Ты говоришь, Татьяна пропала? Впрочем, сам вижу. И думаешь, она смоталась одна? Бросила нас и – за денежками?
Прошло полчаса, а Бабухин и Литиков всё барахтались почти на одном и том же месте. Одной из причин этого было то, что Бабухин не доверял Литикову. Но и Литиков не совсем доверял Бабухину.
– Когда я вышел в нирвану астрала, вы тоже могли снюхаться, – повторял он, приводя Бабухина в бешенство.
И трижды вспыхивала драка, скоро, правда, затухавшая вследствие физической неготовности высоких договаривающихся сторон вести диалог в ритме боевых действий.
– Она собиралась ехать в Москву – туда, значит, и уехала, – уже не впервые повторял Литиков. – Раз, как она говорила, Светка куда-то умотала из деревни.
– Если она тарахтела про Москву, следовательно, она сейчас в деревне. А оттуда, может быть, и в Москву рванёт, – спорил Бабухин. – Или подальше куда. С такими-то деньжищами.
В конце концов, решено было ехать в деревню.
– По крайней мере, там её легче найти, – согласился Литиков. – Не то, что в Москве, где чуть не десять миллионов людишек.
19
Обижаются, когда их не замечают, даже те, которые сделали всё, чтобы стать неприметными. И Виктор, неосторожно открывшийся взгляду Татьяны в зале билетных касс, но ею всё-таки не опознанный, как бы одновременно и огорчился и обрадовался. Они столько времени провели вместе, что, казалось бы, мог и запечатлеться его образ в памяти женщины до такой степени, чтобы как-то выделиться на глухом сером фоне вокзального многолюдья. С другой стороны, это совершенно ему не подходит. Хорошо бы, как можно дольше оставаться не замеченным ею.
Татьяна купила билет до Москвы. То ли двенадцатый, то ли тринадцатый вагон. Теперь Виктор мог оставить Татьяну, чтобы встретиться с нею спустя много часов. На перроне Курского вокзала столицы, куда он прибудет не поездом, а на такси. Из аэропорта. Да, он отправится в Москву самолётом. Самолётом комфортнее.
А сэкономленное время он использует таким образом, чтобы вывести из игры друзей (теперь, возможно, бывших) Татьяны. Ведь нет же гарантий того, что не ринутся они в Москву вслед за Татьяной и не начнут путаться там под ногами, создавая ощущение тесноты и тому подобные неудобства.
Виктор уже спустя час, имея в кармане билет на самолёт, отправляющийся в шестнадцать часов из аэропорта областного центра, звонил из автомата, прилепившегося к торцу здания автостанции.
– Мне бы кого-нибудь из братишек Чипы.
– А вы кто? Кто их спрашивает? – услышал после паузы он мужской голос вместо голоса снявшей трубку женщины.
– Иван Сергеевич Тургенев. Но это не имеет значения. У меня сообщение по поводу мужичков из села Посконного.
– Минутку, – последовал ответ.
– Алё! Я слушаю, – пробасила трубка спустя эту самую минуту.
Виктор выдержал паузу.
– Алё! Алё! – заволновался бас. – Слушаем вас. Алё!
– Краснознамённая, два, квартира сорок восемь.
– Два – сорок восемь? А с кем, простите…
Виктор положил трубку.
Спустя тридцать минут в квартиру номер сорок восемь позвонили.
– Она! – выкрикнул Литиков, вскакивая на ноги. – Танюшка вернулась! Она не бросила нас, Пашка, она не бросила!
Лицо выпрямившегося в кресле Бабухина также выражало надежду.
– Я побегу открою дверь! Я открою дверь! – Литиков заспешил к входной двери. – Танюшка вернулась! Танюшенька вернулась к нам!
Открыв дверь, Литиков обратился в столб с выпученными глазами. Вместо Татьяны перед ним стояли то ли трое, то ли четверо молодых мужчин в куртках и без головных уборов. Литиков сделал шаг вперёд, чтобы выглянуть на площадку – поискать глазами Татьяну, однако его грубо втолкнули обратно в квартиру и сунули под нос воронёное дуло револьвера.
Мужчина с револьвером приложил к своим губам палец, а затем вопросительно мотнул головой и показал два пальца левой руки. Где Пашка, интересуется, понял Литиков. Надо бы каким-то образом предупредить Пашку, но как это сделать, если, во-первых, пушка под носом, а во-вторых, во рту пересохло и язык не слушается. Или напротив, язык не слушается – во-первых, и револьвер у носа – во-вторых.
Вопрос о том, где находится Бабухин, был задан повторно. В более жёсткой форме, а именно – дулом револьвера его болезненно ткнули в лоб.
– Мишка, где ты там? – крикнул из комнаты Бабухин.
В это мгновение Литикова кто-то оттолкнул в сторону, и все вошедшие бросились в комнату. Литиков остался один. Протянуть руку к замку, открыть дверь и бежать, бежать без оглядки. Литиков сделал шаг в направлении двери и осознал, что бегуна из него не выйдет.
В комнате стоял грохот. Это свидетельствовало о том, что вид огнестрельного оружия не произвёл должного впечатления на Бабухина. Или он не заметил с похмелья оружие в руках налётчиков?
