Александра Маринина - Обратная сила. Том 1. 1842–1919
– Да, – признался Гнедич, – мой племянник, к сожалению, именно таков с детства. Но я всегда льстил себя надеждой, что это не скажется на его усердии и прилежании как в учебе, так и в службе. У него развито чувство ответственности.
– Могу согласиться с этим, – кивнул Владимир Данилович. – Где он сейчас? Какое назначение получил?
– Он теперь товарищ прокурора в Калужской губернии, там же, где имение Раевских.
– Намерены хлопотать о переводе его в Москву?
– Что вы, Владимир Данилович! – от души рассмеялся Гнедич. – Если уж хлопотать, то только ради перевода в Петербург, в столицу. Нет-нет, я способствовать карьере племянника не собираюсь, пусть набирается опыта, взрослеет, пусть сам пробивается, чтобы никто не мог попрекнуть его тем, что его успех не заслужен в полной мере. Разумеется, я глубоко привязан к Николаю, он мне как сын, ведь у меня нет своих детей, я скучаю по нему и, конечно, желал бы, чтобы он жил со мною и теперь в нашем московском доме, женился, обзавелся детьми, которые росли бы рядом со мной… Но это все мечты. Сбудутся ли они – неизвестно, это уж как Господь управит.
Экипаж подъехал к дому Федотова на Никольской, где профессору Спасовичу, на время пребывания в Москве, была нанята квартира в бельэтаже. Однако Владимир Данилович не спешил выходить из экипажа, все лицо его выражало задумчивость и будто бы желание о чем-то сказать. Гнедич видел это и не торопил его, сидел молча.
– Павел Николаевич, я вот о чем подумал… – начал наконец Спасович. – Этот юноша, князь Урусов, покоя мне не дает, из головы не идет. Ведь умный молодой человек, образованный, держится прекрасно, речь искренняя и живая, он мог бы стать блестящим адвокатом. И будет жаль, если не состоится. А ведь вы могли бы помочь таким, как он, молодым юристам, выпускающимся из университета кандидатами, да даже и студентам, пока они еще учатся.
Гнедич ушам своим не поверил.
– Вы предлагаете мне организовать научное общество? – изумленно переспросил он. – Или я неверно вас понял, Владимир Данилович?
– Да, нечто вроде кружка, – кивнул Спасович. – Или курс экстраординарно читать. Не знаю, я никудышний администратор, формы организации предлагать не могу, но суть… Вы не можете отрицать, что люди вроде вас, широко образованные и опытные, могли бы принести огромную пользу в подготовке юристов для работы в адвокатуре. Суд присяжных еще молод, ему всего два года, выступление перед присяжными – дело особенное, мало изученное. Адвокатура для России явление новое, никто защитников толком не обучает. Мне кажется, вы могли бы… а впрочем, что это я… Не мое дело советы вам давать. – Спасович как будто даже рассердился внезапно.
Он начал неуклюже вылезать из кареты, Гнедич вышел следом, чтобы проводить его до ворот дома. «Сколько времени еще у меня достанет средств, чтобы содержать экипаж, лошадей, конюха и кучера? – в который раз уже задал себе вопрос Павел Николаевич. – Дорого это стало, ох, дорого, а я ведь обещал Владимиру лишнего не тратить, когда соглашался принять его помощь. Надобно, наверное, отказаться от привычки ездить в собственной карете, все-таки экономия выйдет. Извозчики ничем не хуже».
Распрощавшись с профессором из Петербурга, Павел Николаевич сперва велел кучеру ехать домой, потом передумал и, несмотря на поздний час, отправился к молодой вдове, которую навещал обыкновенно два-три раза в месяц. Сегодня от нее принесли записку, в которой очаровательная Ирина Антоновна справлялась о его здоровье, беспокоилась, все ли у него в порядке, и писала, что скучает. Ну, коль скучает, так отчего ж не навестить? Из сообщения в записке следовало, что Ирина нынче вечером собиралась в театр, стало быть, должна уже вернуться, но еще не спит.
После расторжения помолвки с Елизаветой Шуваловой других невест у князя Гнедича не было, но женщины, разумеется, были. Связь с почетной гражданкой (что приравнивалось к личному дворянству), вдовой чиновника канцелярии обер-полицеймейстера была необременительной, приятной и уже давней. Ирина обладала легким характером, дети ее учились в хороших пансионах, выходить второй раз замуж вдова не стремилась, ибо ее покойный супруг, обладая нравом ревнивым и зловредным, составил духовную таким образом, что новое замужество весьма заметно ограничит ее в средствах, полученных в наследство. Разумеется, сватовство человека чрезвычайно состоятельного свело бы эти резоны «на нет», но Павел Гнедич в качестве подобного жениха рассматриваться никак не мог.
Ирину он нашел в будуаре, уже переодетую в домашнее платье из белого льна с лиловыми лентами. Она писала письмо. Услышав шаги, обернулась и, не вставая, подставила губы для поцелуя.
– Как хорошо, что вы зашли, мой друг! – радостно улыбнулась она. – Я уж было стала подумывать, не забыли ли вы свою несчастную Ирину. Вы подождете несколько минут? Я закончу письмо, чтобы завтра же утром отослать, обещала Мэри поделиться впечатлениями о спектакле, чтобы она смогла решить, принимать ли ей приглашение на завтрашний вечер к Ставским в музыкальный салон или лучше в театр поехать.
– Пишите-пишите, милая, – устало отозвался Гнедич, – я посижу тихонько, вечер был утомительным. Велите только чаю мне принести.
До замужества Ирина Антоновна была гувернанткой в семье графа Беллинга, воспитывала Марию, их младшую девочку, на долгие годы сохранившую к своей учительнице уважение и глубокую привязанность. Дружба Ирины с Марией Беллинг продолжалась и по сей день, и бывшая воспитанница то и дело заезжала в гости, а также постоянно, по детской еще привычке, спрашивала у Ирины советов о том, какую книгу прочесть, какой спектакль посмотреть или как повести себя в сложной ситуации.
Горничная принесла чай, а заодно и забрала уже дописанное и запечатанное письмо вместе со строгим наказом «послать Макара к Беллингам сразу же с утра, как рассветет». Гнедич снял фрак, расстегнул жилет, ослабил узел белого шелкового галстука и прилег на кушетку, положив голову на колени Ирины.
– Вы чем-то расстроены, – негромко проговорила она. – Хотите поделиться со мной? Или хотите, чтобы я вас развлекла рассказами о театре?
Павел Николаевич поймал ее руку, поцеловал пальцы.
– Нет уж, душа моя, я провинился, заставил вас скучать непозволительно долго, так что сегодня вы приказывайте. Чем я могу исправить свою вину?
– Вы знаете! – обрадованно воскликнула Ирина. – Больше всего на свете я люблю слушать ваши рассказы о судебных делах.
Интерес Ирины Антоновны к преступлениям и преступникам был неискореним. Павел Николаевич достоверно знал, что интерес этот проявлялся и тогда, когда жив еще был ее супруг, регулярно баловавший жену повествованиями из полицейской практики. Гнедичу нравилось такое внимание Ирины к предметам, занимавшим его более всего в жизни, и положа руку на сердце он мог бы сознаться самому себе, что именно этот интерес и удерживает его возле очаровательной молодой женщины. С ней можно говорить о том, что ему важно, и знать при этом, что она не скучает и не терпит его рассказы из обыкновенной вежливости. Да, многих юридических тонкостей она не знает и уразуметь, вероятно, не в силах, но для подобных вопросов у Гнедича есть другие собеседники. А вот личность преступника, характер, поступки и все те обстоятельства, о которых говорил Спасович, – как раз тот предмет, о котором он с удовольствием порассуждал бы именно с Ириной.
– Ну что ж, милая моя Ирина Антоновна… – Гнедич призадумался на мгновение: что бы такое рассказать, чем развлечь даму. – Поведаю я вам о частном приставе Реброве. Хотите послушать?
– О Реброве? – встрепенулась Ирина Антоновна. – О том самом Реброве, из нашей Арбатской части? О нем такие слухи ходят… право, даже и не знаю, можно ли им верить.
– В этом и дело, – со вздохом подтвердил Павел Николаевич. – Темная он личность. Ну, я вам факты приведу, они точные, судом установлены, а уж вы сами судите по ним о характере вашего частного пристава. Начать с того, что господин Ребров, заняв должность пристава Арбатской части и обосновавшись в частном доме, тут же принял на должность письмоводителя своего племянника.
– Зачем? – не поняла Ирина. – Разве письмоводитель – такая уж высокая должность? И жалованье мизерное, должно быть…
– Должность-то незнатная, – согласился князь, – да Реброву весьма необходимая. Ведь судят-то не по сказанному слову, а по записанному. Итак, частный пристав Ребров приступил к исправлению должности, и в обязанности его входит, помимо прочего, вскрытие преступлений, совершенных в Арбатской части, и розыск преступников. Для этого ему нужны свои люди повсюду, главным же образом – в той среде, где сомнительного поведения личности больше всего времени проводят. И вот на недавних судебных процессах открылось, каким именно способом частный пристав предпочитал исправлять свою должность.
