Ася Михеева - Где светло (сборник)
Внук сидел на корточках, матушка Шуша – на стуле. Салли осторожно раздвинула прямо над дубочком треногу с фитолампой, кивнула и убежала. Лоренц постоял и ушел к дробилке.
Когда он почувствовал, что проголодался, и выключил машину, матушка Шуша все еще сидела маленькой фигуркой напротив входа – будто ждала, что дерево при ней вырастет в полный рост. Внук и Салли дружно штробили правую стену на высоте около пяти метров. Лоренц подошел к матушке Шуше, деликатно кхекнул.
Она протянула пальцы и погладила его руку.
– Береги ее, Лорик, – мягко сказала матушка Шуша, – она хорошая женщина, тебе повезло.
Лоренц изо всех сил не обернулся (перфораторы за спиной зудели в унисон) и возразил:
– Она не моя, матушка, вообще, то есть. Да мне тут две недели осталось работать.
– Да и не спеши, не спеши, – согласилась матушка Шуша, – ты подожди, она отгорюет, и будет у вас все хорошо.
Лоренц подержал старушечьи пальцы в ладони, отпустил и пошел есть.
Так-то бабкины речи он сильно обдумывать не стал – и так понятно, им дай волю – всех переженят. Но вот про «отгоревать» Лоренц запомнил. И как-то вечером опробовал метод, которым как-то поделился Рон, шериф. Метод заключался в том, что надо тщательно изучить выражение лица человека, когда он не видит, что на него смотрят; а потом в тихом месте, лучше у зеркала, состроить такое выражение – и послушать, какие мысли придут. Зеркала у Лоренца не было, пришлось обойтись мышечными ощущениями. Он прищурился снизу вверх, тщательно выровнял рот, прикусил изнутри нижнюю губу и постарался свести брови поближе, чтобы легла вертикальная складочка, как у Салли. Посидел, глядя перед собой в стену, взял со стола чашку и опустил руку прямо с чашкой между колен. Посидел еще.
Результат ему очень не понравился.
Между тем Ашотов дубочек выкинул два новых листа, а вокруг него прорезалась мелкая травка. Тушински прислал еще воды, а Дижоны решили перезахоронить брата с поверхности к Салли, потому что у нее был каштан. Матушку Шушу привозили раз в неделю и оставляли на целый день, что по амбарцумяновским меркам означало большое доверие. Лоренц почти докончил центральную полосу, как у него вдруг кончился срок.
С вечера Лоренц с сожалением посмотрел на неоконченную работу и позвонил Рону.
– А всё, – с удовольствием подтвердил тот, – улетают твои охломоны. Прямо сейчас, вроде бы. Заходи завтра, я тебе рабочий чип верну.
Лоренц вышел в ангар еще раз, посмотрел на тоскливо торчащую вдали камнедробилку, вернулся и договорился с Салли, что возьмет на завтра выходной, а потом вернется доработать полосу.
В поселке Лоренцу обрадовались – конечно, четыре месяца без главного клоуна! – да и вахта последняя, похоже, всем успела проесть печенки. Лоренц зашел в банк и с удивлением осознал, что впервые за последние три года его задолженность поднялась выше дна стандартной кредитной глубины. Салли хоть и платила копейки, но он же и не тратил ничего вовсе. Он зашел в гости к паре знакомых, забрал у Рона чип и как-то незаметно оказался в баре.
Проснулся опять в кутузке. Порассматривал знакомый потолок, ощупал лицо, скривился и постучал в стену. На стук появился шериф с двумя кружками кофе.
Лоренц сел на полу и взял одну кружку. Шериф плюхнулся на шконку и прихлебнул из второй.
– С кем на этот раз?
– Да ничо особенного, – зевнул шериф, – с Доннеллом дурака валяли. Его-то бригада домой утащила, а тебя ребята ко мне принесли отоспаться. Бар там отмывают, спать негде.
– Что, вообще никого не помяли? – с надеждой спросил Лоренц.
– Кому-то с третьей вахты зуб выбили, даже не знаю, Доннелл или ты. А, ты ж не знаешь. Закон приняли, участие в драках в баре – на свой счет при любых повреждениях, ну или можно страховку купить, Вейре уже ценник вывесил.
Лоренц ухмыльнулся.
– Вот и давно бы так!
– А все повреждения бара по-прежнему башляет зачинщик, – добавил бессердечный шериф и зевнул, – вчерашнее, значит, вам с Доннеллом пополам.
Лоренц вернулся на кладбище хмурый и сразу сел за руль. Нет, выпить – понятно. Подраться – святое. Но дорого, черт возьми. Месяц работы псу под хвост, и это еще впополам. А тут еще Салли подошла и осторожно спросила, всегда ли ему надо драться, когда выпьет.
– Да нет! Ну, задираюсь, конечно, не без того. Но не зверею, как некоторые.
Тут хозяйка его удивила. Оказалось, что у нее какая-то дата, в одиночку грустно, а как он отнесется – без проблем, нет?
Вона что, сообразил Лоренц, она ж боится, что я тут накуролесю. И поспешил успокоить хозяйку:
– Чтоб я начал дурковать, у тебя столько алкоголю нету. А ноль-семь на двоих мне только зарумяниться.
На том и порешили. Вечером молча выпили за ужином, и Салли начала уже собирать посуду, как Лоренц ляпнул:
– Ты ведь, хозяйка, я смотрю, и сама кого-то похоронила?
Салли скривилась.
– Если бы…
Она унесла посуду, стерла невидимые пылинки со стола, села, снова встала.
– Ты понимаешь, – она снова села, – мне все говорили, что я не могу иметь детей, а потом вроде медицина что-то напридумывала, мне и разрешили попробовать… Ну, я попробовала, у меня и получилось, почти.
Салли резко повернулась к Лоренцу, и он едва не отпрыгнул – на белесом лице черные-черные глаза, зрачки увеличились во всю радужку.
– Она мне на УЗИ ручкой махала, понимаешь? А они потом – плод не отдаем. Не знаю, может, из нее косметику сделали. Или в мусорку спустили.
Она провела пальцами по краю стола, вздохнула.
– Извини, но ты ж сам спросил.
– Да что уж тут, – тихо ответил Лоренц, – понять можно.
Они посидели в тишине еще несколько минут, и вдруг Лоренц ошарашенно глянул на хозяйку.
– А ведь тебя раньше не Салли звали.
– He-а. Не Салли.
– Красивое имя для девочки, – сказал Лоренц.
– Очень, – мечтательно сказала она.
Звонил Тушински, спрашивал, примет ли миз Мэшем практикантов из Нового Ленинграда. Салли решительно согласилась, а Лоренц так же решительно заявил, что никуда не уедет, пока не посмотрит на тех практикантов. Кто их знает, коммунистов.
Коммунисты приехали через неделю. Лоренц пошел их встречать к междугородному шлюзу и не сразу понял, что за карлики торчат в углу, обложившись рюкзаками. Но тут все трое встали с корточек, и оказались никакими не карликами – а нормального размера подростками. Мосластыми, лопоухими, веснушчатыми подростками в одинаковых комбинезонах и с одинаковыми бритыми под ёжик головами.
Тот, который покрупнее, лет четырнадцати на вид, подошел к Лоренцу и спросил басом:
– Мистеррр Нейман?
– Добрый день, – Лоренц протянул руку, и мальчишка уверенным жестом пожал ее.
Его товарищи бойко вделись в рюкзаки, подали в четыре руки здоровенный рюкзак старшему.
– Я Гриха, – сказал старший, потом указал на самого маленького, рыжеватого – вот он – Миха, а он, – на самого веснушчатого, – Леха. Мы с Лехой техники, а Миха почвовед. Заочник, третий курс. Куда идем?
Лоренц не нашелся, что ответить, и указал направление пальцем. Гриха и все остальные учтиво подождали, пока Лоренц двинется первым, и гуськом потянулись вслед.
У Салли при появлении вереницы практикантов стали страшные глаза. Она оттащила Лоренца в ближайшую подсобку и схватила его за ремень.
– Не оставляй меня с ними!
Лоренц положил руку ей на плечо и почувствовал, что хозяйку бьет крупной дрожью.
– Что случилось, – спросил он вполголоса, – я никуда не ухожу, что с ними не так?
– Это же дети! – выдохнула Салли.
– Это дети? – Лоренц оглянулся и засмеялся. – Это не дети, это сволочи. Ну, как я понимаю, вполне самостоятельные ребята. Что с тобой?
Салли с размаху ткнулась головой ему в солнечное сплетение и зарыдала.
– Тише, тише. Никуда не ухожу. Вот до послезавтра совсем никуда, а потом буду днем на новый штрек уходить работать, а ночью возвращаться. Хорошо? Эй?
В подсобку заглянули Леха и Гриха.
– О, извините, – сказалЛеха, – мам, где нам расположиться?
– МЭМ!!! – хором рявкнули Гриха и Лоренц, – мэм, а не мам!
Салли с громким сипением вдохнула и убежала.
Лоренц откашлялся.
– Так, камрадес, – сказал он в наступившей тишине, – меня звать папой можно. Если приспичит. Но миз Мэшем надо называть миз Мэшем или, если она разрешит, миз Салли. Я понятен?
– Да, cap («сэр!» – прошипел Гриха), извините. Я английский по книжке учил, – виновато ответил Леха.
В конце концов все устаканилось. Ленинградцы оказались ребятами квалифицированными, Гриха и Леха принялись приводить в порядок едва начатый системный центр регуляции освещения, а Миха увлеченно толковал с Салли про каких-то жужелиц. Салли грустно говорила, что ей удалось приобрести только тот вид, что помельче и подешевле, Миха обещал поделиться личинками. Лоренц обозрел картину и полез штробить левую стену – делать надо, и, главное, на виду, если Салли вдруг опять запаникует.
