Виорель Ломов - Неодинокий Попсуев
– Умывайся скорей! – крикнула Несмеяна. – Сырники готовы.
После сырников она отправила Попсуева в общежитие.
– Давай, давай, кабальеро, теть Лина сейчас заедет. Не хочу объясняться. Тетушка понимает всё чересчур прямолинейно. В понедельник она уйдет.
* * *В общежитии Попсуев, не раздеваясь, упал на кровать и тут же уснул. Вскоре пришла Татьяна с сумкой продуктов, скинула пальтецо, присела к нему на кровать и залезла под рубашку холодными ладошками.
– Замерзла! – прижалась она к нему. – Ты чего три дня не заходил?
Сергей инстинктивно оттолкнул ее от себя и раздраженно бросил:
– Танюха, давай прервем на время наши сношения, а?
У Татьяны на глаза навернулись слезы. Попсуев захотел сгладить грубость, обнял девушку, но она вырвалась, подхватила пальто и выскочила из комнаты.
* * *В воскресенье Попсуев проспал весь день, а в понедельник после диспетчерской хотел договориться с Несмеяной на вечер. Та о чем-то разговаривала со Свияжским. Сергей вышел в коридор. Там его поджидала Татьяна. Она сразу же направилась к нему.
– Сергей, у меня к тебе разговор.
– Извини, я занят, – оглянулся Попсуев. Из кабинета вышла Несмеяна. Сергей подался было к ней, но она прошла мимо него, как мимо пустого места. Татьяна, как показалось Попсуеву, с ненавистью посмотрела ей вслед.
– О чем ты хотела поговорить? – спросил он.
– Ни о чем! – бросила девушка, развернулась и ушла.
Попсуев пошел следом на участок. Мыслей не было никаких, и к легкому шуму в голове прибавился шум цеха.
– Ну и как? – крикнул Закиров, столкнувшись с Попсуевым в центральном проходе.
– Что? – переспросил Сергей.
– Не фригидная?
– Что? – Попсуев даже не поверил, что услышал именно эти слова.
Закиров махнул рукой и пошел дальше. А Сергей вдруг почувствовал из-за неопределенности грядущих часов злость на самого себя. С Несмеяной было всё ясно, она держит марку, а вот с Танькой надо объясниться. Он свернул в ОТК и в дверях столкнулся со Светлановой и двумя контролерами.
– Вы ко мне? – спросила она.
– Да. Нет.
– Так да или нет? – насмешливо посмотрела она на него. Контролеры прыснули со смеха. – Подождите меня там, через пятнадцать минут приду, – сказала она им. – Поднимемся ко мне?
Попсуев кивнул. В этот момент из комнаты ОТК вышла Татьяна. Ее взгляд буквально впился в них обоих. «Это всё», – решил Попсуев, развел руками в стороны и с чувством облегчения поспешил за ушедшей вперед Светлановой. В кабинете Несмеяна, не садясь за стол, спросила, глядя Попсуеву в глаза:
– Что, парниша, оставил себя еще и на Татьяну? Хо-хо?
Сергей сделал к ней шаг, но она упредила его порыв:
– Не подходи. Разберись-ка в своих чувствах.
Тут в кабинет зашел Берендей.
– Несь, я забыл… А, Попсуев…
– Значит, подумаете над моим предложением? – обратилась к Попсуеву Несмеяна, а затем к Берендею: – Слушаю вас, Никита Тарасыч.
Сергей с горящими щеками вышел. Он вновь спустился в цех и вновь встретил в центральном проходе Закирова. Тот опять что-то прокричал ему, но он не расслышал и отмахнулся. Ему стало вдруг всё равно, что о нем думают другие, что о них с Несмеяной думают другие, что думает о них и о нем Татьяна. Ему было не всё равно, что думает о нем и об их отношениях сама Несмеяна. Он понял, что, не прояснив всё, к прежним отношениям с царевной не вернуться. Попсуев направился в комнату ОТК. Поздоровался со всеми, подошел к Татьяне: – Тань, выйди. – И вышел сам. Татьяна следом.
Они отошли в сторонку к подоконнику, и там Попсуев в бледном свете из окна разглядел бледное осунувшееся лицо девушки. На нем не было макияжа, и оттого оно казалось детским. Сергею стало вдруг безмерно жаль Таню, и он почувствовал страшное раскаяние за нанесенную ей боль. И в то же время злился на ее привязанность к нему.
– Прости, – сказал он ей.
– За что? – подняла Таня на него глаза, и он не выдержал ее взгляда.
В этот момент, как нарочно, появилась и Светланова.
– Да что же это такое! – вырвалось у Татьяны. Она даже ударила себя рукой по ноге.
– Воркуете? – бросила Несмеяна, заходя в комнату.
– Таня, прости, – повторил Попсуев, но уже не так искренне, как до этого.
– Да не за что мне прощать тебя, – вздохнула та и ушла к себе.
– Не за что, так не за что, – пробормотал Сергей, чувствуя себя подлецом.
Мятущийся да успокоится
Вечером Попсуев два раза направлялся к Несмеяне и оба раза возвращался. В третий раз возвращаться не стал. Шел одиннадцатый час. «Надо идти в ногу со временем. Лишь бы не было тети Лины». Дверь открылась. Несмеяна была босиком в ночной рубашке.
– Ты одна?
– Нет, с Горби. Заходи. Теть Лина захворала, осталась у теть Шуры.
Сергей зашел.
– Холод от тебя, – поежилась Несмеяна. – Чай будешь?
– Буду.
Она надела халат, влезла в тапки и прошла на кухню.
– Просто заглянул или не просто?
– Я бы не хотел сложностей.
– И как же ты это хочешь совмещать?
– Что?
– Кого. Меня и Татьяну.
– С чего ты взяла, что я с ней встречаюсь? – зло спросил Попсуев.
– Брось, – устало сказала она. – Об этом разве что песни не поют.
– Да я с ней месяц уже не встречался! – воскликнул Сергей.
– Соскучился?
– Не будем, а?
– Тебе с медом? И еще… Или с вареньем? Переступая порог этого дома, ты должен меня слушаться во всём. И не врать.
– Слушаться?
– Да, ты должен покоряться мне во всём, – тихо произнесла Несмеяна. – Если ты, конечно, мужчина, а не самец. Если ты рыцарь, а не оруженосец.
– Не понял.
– Понятно, что не понял. Знаешь, чем отличается рыцарь от оруженосца?
Попсуеву стало тоскливо, и он вспомнил бледное лицо Тани у окна.
– Рыцарь несет оружие, а оруженосец носит.
– Да? – Сергей не уловил разницы, но почувствовал истинность ее слов.
– Да! – Впервые Несмеяна произнесла хоть одно слово в запальчивости. Попсуев залюбовался ею, она будто только что нанесла саблей неотразимый удар.
– Нести, носить, не понимаю, – сказал он. – Какая разница?
– Не лукавь, всё ты понял! Ты должен покоряться мне во всём. Даже в том, с чем не согласен. Тогда нас могут связать более высокие отношения, чем твои с… другими. – Сколько пренебрежения в этом слове!
– Покоряться, это как? – тихо спросил Попсуев.
– Принадлежать только мне.
– Прости, – сказал Попсуев, у него голова шла кругом. Сергею показалось вдруг, что Несмеяна воспринимает его как механического болванчика, заведенного на единственное возвратно-поступательное движение мужского поршня и на одно слово «прости». На лице Несмеяны он увидел то, чего больше всего боялся увидеть: снисходительность. – Прости, я не могу себе этого позволить. – Он вышел в прихожую и стал надевать туфли.
Попсуев на минуту дольше, чем следовало, ждал, когда она выйдет проводить его. Не вышла. Сергей тихо прикрыл за собой дверь. «Рыцарь – откуда это у нее?» Он тоже в детстве читал про всяких Квентин Дорвардов, фильмы смотрел, но никогда не любил их. «Им всем далеко до Сирано! И вообще мне по душе больше оруженосцы. Почему? Да черт их знает почему!» Он изо всех сил пнул какой-то сучок, тот с треском врезался в стену дома.
Мысли о Несмеяне не отпускали его. Ее лицо стояло перед глазами, и с него не сходило снисходительное выражение. «Я хочу принадлежать только тебе, – говорил ей Попсуев. – Я и принадлежу только тебе, но не хочу, чтобы ты требовала это!» «Почему я не сказал ей об этом? Вернуться и сказать?» Он уже подходил к общежитию. Остановился и еще раз задал себе этот вопрос. Попытался представить, как Несмеяна отреагирует на него. «Ползти с извинениями, нет. Другие пусть ползут». Он не привык подчиняться женщинам, тем более покоряться им. «Это ненормально. Но ответ-то надо дать!»
Сергей развернулся и, ускоряя шаг, пошел к ее дому. В освещенном окне стояла Несмеяна. «Приворожила, проклятая», – подумал он, заходя в подъезд. Его, возбужденного до предела и одновременно подавленного, встретила приоткрытая дверь, тоненькая полоска света. И сразу же стала ясна разница между словами «несет» и «носит»: курица яйца несет, а петух носит.
* * *Несмеяна поговорила со своими тетками, объяснила им изменения в личной жизни, заверила, что через три недели будет свадьба, и тетя Лина перебралась к тете Шуре. А Попсуев перетащил из общежития свои вещи к Несмеяне, чемодан с одеждой и несколько коробок книг.
Они по-прежнему спали врозь. Несмеяна перед сном подходила к нему и садилась на диван. У Сергея в эту минуту голова шла кругом. Думая, что она испытывает его, он не решался даже взять ее за руку. Она, как когда-то матушка, гладила его по голове, целовала в лоб и шла в спальню. В спальню Попсуев не зашел ни разу.
На работе вскоре узнали об их «сожительстве», несколько дней шушукались за ее спиной, подначивали его, а потом и это надоело всем. У женщин даже быстрее, чем у мужчин. Жизнь перемолола и эти куски судеб. Одна лишь Татьяна, казалось, не отреагировала на цеховой роман, будто ее это вовсе не касалось.
