Николай Удальцов - Дорога во все ненастья. Брак (сборник)
Новые поколения вирусов возникают каждые несколько минут, и обмен ДНК у них таков, что предугадывать их очередные свойства, не то, что невозможно – просто бессмысленно.
И, если СПИД когда-нибудь будет побежден, то не фармакологией, а генетикой.
А, значит, лечить нужно не какую-нибудь болезнь в отдельности, а сразу чуть ли не все болезни на свете…– …Я тебя Петя уважаю не за то, что ты часто говоришь правильно, а за то, что, даже неся бред, ты стоишь на правильном пути, – сказал мне Ваня Головатов, после того, как выслушал мои представления о болезни:
– В тебе умер великий политик.
– Политик? – слегка удивленно переспросил я.
– Только политик должен быть прав, даже если не знает о чем идет речь…– Впрочем, – добавил Иван после некоторого размышления, – Ты еще можешь тренировать сборную России по футболу…
Так мы поговорили, хотя ясности это не прибавило.
Единственное, что мы решили, так это то, что нам нужно съездить к Васе Никитину в Калугу.
В конце концов, только он знал, с чего все началось.Хотя – нет.
Вру.
Каждый из нас отлично знает то, с чего все начинается.
Как продолжается.
И чем заканчивается…Весь этот цикл представляет собой совокупность обстоятельств, в простонародье называемых судьбой…
…Мы поехали к Василию в тот же день.
И поговорили и с Дмитрием Николаевичем Зарычевым, и с самим Васей.
Но в начале была дорога.
Вторая моя дорога в Калугу на Гришином «Ленд-ровере».
Первая дорога была грустной, и тогда казалось, что грустнее той дороги ничего быть не может.
Оказалось – может.
Вторая дорога была еще грустнее.
Наверное, оттого и я, и Андрей молчали.
Только Гриша, время от времени говорил что-нибудь:
– …Есть дороги, которые я знаю как облупленные, даже ментов там знаю еще с рубля, – я понял, что имел ввиду Гриша – когда-то штрафы были большими – рубль с шофера. Теперь, штрафов почти нет – для того, чтобы платить штраф, нужно что-то нарушить – есть мзда за проезд.
Стольник.
Денежка – так себе, не разоришься и без обеда не останешься, да все равно – неприятная.
Понял ли, о чем говорит Гриша Андрей, я не знал.
Наверное, понял.
– Только нет в тех дорогах ничего, что бы ты хотел увидеть новое, или запомнить навсегда.
А эта дорога, черт его знает, берет меня чем-то, и вроде даже знаков на ней не помню, а все какое-то родное именно до боли, скорее, даже до тоски.
Так, наверное, солдаты проходят по местам, где воевали, – Григорий замолчал, но его молчание один единственный раз нарушил Андрей:
– Или блудные дети так домой возвращаются.Хорошо, что мы не взяли с собой Ваню Головатого, потому, что-то, что он сказал бы в это время, я себе, приблизительно, представляю: – Нет, ребята. Так убийцы водят следователей по местам своих дел, во время следственного эксперимента…
…Ваську мы встретили раньше, чем доктора Зарычева. Прямо на въезде в деревню Ахлебинино, он и еще несколько таких же – вернее, совсем иных – рыли траншею.
Довольно глубокую, метра до полутора, а, может и глубже сантиметров на десяток, так, что только головы торчали над отвалами земли.
Гриша остановил машину.
Мы все трое вылезли и подошли ближе.
– Червей копаешь на рыбалку? – не здороваясь, спросил Андрей.
– Нет, трудотерепивлюсь, – ответил Вася, а я отметил, что у него за эти дни как-то порозовело лицо, исчезла бледность.
Протянул ему пачку сигарет, он Вася отрицательно мотнул головой.
– Бросил курить? – спросил я. А Василий тихо, но без запинки-паузы, ответил:
– Я все бросил…Тогда Гриша Керчин склонился к Васе и сказал:
– Мы сейчас к Дмитрию Николаевичу.
Наверное, и тебя вызовут, так, что бросай свою лопату.
– Может, лопата мне сейчас нужнее всего, – ни на кого не глядя, ответил Вася. И, возможно, хотел бы сказать что-то еще.
Но Гриша прервал его:
– Когда дойдет до нее, обойдутся без нашей помощи…Художник Андрей Каверин
…Так уж выходило постоянно, что если мы что-то делали вместе, куда-то шли, то замыкал всегда Вася – наверное, для того, чтобы, сделав оверштаг, первым порадоваться удаче.
Если, кому-то нужно было дать «в лапу» – первым шел я.
Если в морду – Гриша Керчин.
А, вот если что-то поважнее, скажем, о жизни поразговаривать – то, непременно, Петя Габбеличев.
Не видел, чтобы Петр когда-нибудь, кого-нибудь бил, а дающим взятку, мне его просто трудно представить.
Вообще-то, взятки, в наше время, это вопрос и простой, и сложный.
Все мы, в той или иной степени, в разные времена, были учениками Эдуарда Михайловича Плавского, и вот какая мысль возникала у меня время от времени: конечно, Эдуард Михайлович отказался бы от любой, предложенной ему взятки – он не пошел бы против своей души из-за денег.
Но есть один вариант, который интересовал меня, а как-то случая не было, чтобы спросить Эдуарда Михайловича при жизни: если ему предложат деньги – он откажется, ну а если предложат профинансировать все музеи и библиотеки района, согласится он проголосовать за КПРФ?
Пока Эдуард Михайлович был жив – я так и не спросил его об этом.
А потом он умер.
Но, однажды, я рассказал об этих мыслях вдове Плавского, и она ответила мне:
– Знаешь, Андрей, Эдуард Михайлович просто ушел бы и не стал ничего обсуждать, как только разговор зашел бы о взятке.
Он просто не стал бы в этом участвовать…В этот момент, я задумался – есть ли предел того, в чем не стал бы участвовать я?..
…Когда-то, теперь кажется, что очень давно, когда другими были и я, и деньги, что-то притащило нас с Никитиным в художественный салон в Петином примосковье.
Это теперь у них красивый, большой, светлый салон, в котором все время играет музыка, а продавщицы набраны как будто с голливудских конкурсов, а тогда – это был полутемный подвал, с хозяйкой, которая сама продавала то, что ей несли местные художники.
Так, вот, стояли мы в этом салоне и никого не трогали, когда я услышал, что хозяйка, показывая на меня, говорит какому-то хмырю – больше, чем на хмыря, ее собеседник не тянул никак, хотя оказался зампредом местной ячейки большевиков:
– Вот – художник. Его и попросите.
Я, естественно, обернулся и услышал:
– Вы-то мне и нужны!
Я не знал, что он комруковод, и потому не ответил:
– А вы мне не нужны совсем…В общем, дело оказалось в следующем: к какому-то юбилею коммунисты написали очередной лозунг, а восклицательный знак поставить в конце забыли, и вместо лозунга, получилась у них ерунда какая-то – у коммунистов так всегда получается, только они никогда в этом не признаются.
– Поставь знак! – большевик на радостях, что дело решается так просто, уже готов был хлопнуть меня по плечу, но я ответил:
– Не буду.
И тогда началась игра:
– Я тебе заплачу!
– Нет.
– Я тебе хорошо заплачу!
– Нет.
– Я заплачу тебе двести тысяч!
Конечно – это не нынешние двести тысяч, но в те времена такая зарплата в месяц считалась хорошей в кооперативе, а поставить восклицательный знак – было для меня делом одной минуты.
Но я отказался.
И, когда мы с Васей вернулись в дом к Петру, я имел глупость хвастануть этим.
Тогда Василий, который, кстати, в наш разговор с местным коммунаром не вмешивался, тихо сказал мне на ухо:
– А если бы тебе предложили два миллиона?
И… я замолчал…У нас многие клянутся в том, что они люди порядочные.
Такая уж мы страна, что многим из нас легко быть порядочным.
До тех пор, пока не предлагают миллион долларов.
Но проблема не в этом.
Проблема в том, что у нас многим легко быть порядочными, до тех пор, пока не предлагают пять рублей…К чему я это?
Да ни к чему.
Просто, пока мы поднимались на второй этаж, к кабинету Дмитрия Николаевича Зарычева, мне в голову лезли всякие глупости……Петр постучался и вошел первым.
Дмитрий Николаевич читал какие-то бумаги, и, не отрывая глаз от них, пожал каждому из нас руки, потом указал на стулья у стены:
– Вот, послушайте, Савельев В.Ф. разнорабочий, направляется к нам уже четырнадцатый раз.
Знаете, иногда, я не люблю то, что я делаю, даже, если то, что я делаю, я люблю…– Вы, наверное, к этому привыкли? – пожав плечами, спросил Петр.
– Привык? – Дмитрий Николаевич впервые оторвал взгляд от бумаги.
– Во всяком случае, понимаете это.
– Я понимаю другое.
– Что?
– Людям нужно помогать только один раз…– Но, может, со временем в нем проснется что-то.
Изначальная нравственность, например, – зачем-то сказал я, сам, не веря в то, что говорю. И врач ответил:
– Безнравственно обманывать людей, утверждая, что человек изначально склонен к нравственности…Начало разговора с доктором Зарычевым оптимистичным назвать было трудно. И это заставляло задуматься о том, что все может плохо и закончиться.
Видимо, это отразилось на моем лице, потому, что доктор посмотрел мне в глаза и сказал:
– Пессимист – это то, кто справедливо думает, что все может кончиться плохо.
