Галина Артемьева - Чудо в перьях (сборник)
– Тебя Стас привел, – повторила она самую первую свою фразу. Батарейки у нее явно садились, голос звучал тусклее и безжизненнее, чем прежде. Казалось, скоро она замолкнет навсегда.
– Это что, тюрьма? – запаниковал Итон.
– Это тюрьма, – эхом прозвучал ответ. Он даже ушам своим не поверил: слишком быстро она откликнулась.
– У Стаса были запасные ключи. Я у Него украла.
Она правда была молодец. Из последних сил старалась. Итону бы только терпением запастись – и все разъяснится.
– Стас тебя привел, – послышался приводящий в исступление рефрен. Но это явно была ключевая мысль, раз она за нее так уцепилась. – Не знал, куда тебя девать…
Спасибо благородному незнакомцу Стасу. Не бросил пьяного человека. Привел в дурдом, из которого нет выхода. Лучше бы на улице оставил.
– Ты долго спал.
И за констатацию этого факта спасибо. Не менее познавательная фраза, чем «Стас тебя привел».
Ладно, спешить, похоже, некуда. Глядишь, через час она из себя еще пару ключевых фраз выдавит.
Чудо-юдо по имени Ника задумалось действительно не на шутку. Итон чувствовал себя полностью опустошенным.
– Он пришел проверить. Увидел тебя. Теперь другая дверь.
Похоже, на большее она уже не способна. Но кое-что он стал понимать. Некая картина сложилась. Его, пьяного, подобрал где-то добрый Стас, имевший нелегальные ключи от этого дворца. Руководствуясь благородными побуждениями, притащил сюда отоспаться. Однако ни Стас, ни обитательница здешних заповедных мест Ника не думали, что поддатый человек способен спать сутки подряд. Из-за того, что он затянул со сном, случился страшный прокол: пришел «Он», увидел незаконно проникшего на его территорию чужака и в целях дальнейшей безопасности поменял дверь. Не замок, надо заметить, а целую стальную дверюгу, как по мановению волшебной палочки. Не хило. И еще она толковала, что этот «Он» скоро придет. Так что вполне вероятно, что предстоит серьезный разговор. Может быть, даже мордобой.
В хорошем местечке его приютили!
Он пошел с горя в ванную, стал жадно пить из-под крана. Подставил голову под холодную струю. Вода била по башке со страшной силой. Ни одной умной мысли в результате суровой процедуры не выявилось.
Ничего! Все когда-то кончается. И его ожидание не вечно. А вот у жалкой этой девчонки заключение, похоже, пожизненное. Может, она заложница, родные ее обыскались, а она тут, за решетками, с ума съехала. Хотя у друга Стаса были ключи, тысячу раз мог бы ее отсюда уволочь. Если его, Итона, притащил спокойно. Скорее всего, любовник у нее – садюга ревнивый. Вот тогда будет номер! Впрочем, стоп! Таинственный этот «Он» уже был здесь и видел его спящего. «Он» мог бы запросто измордовать пьяного и вышвырнуть его прочь, не оставлять трезветь наедине с дамой своего сердца. Короче, станция «Горелый тупик», приехали…
Дверь открылась почти неслышно. Просто возникло дуновение настоящей жизни извне. Тревога почему-то пропала. Крупный мужик в дорогом костюме не тянул на садюгу-мучителя. Общему ощущению многолетней привычной холености не соответствовали воспаленные глаза. Такие глаза бывают у законченных алкашей или у тех, кто придавлен безысходным горем. Итон метнулся к «Нему»:
– Здравствуйте! Можно мне уйти отсюда? Я здесь случайно…
– Пока задержишься, – приказал мужик, остро вглядываясь в лицо своего пленника. – Раздевайся!
– То есть как?
– Свитер сними!
– С какой стати?
И тут Итон ощутил, что значит «мужская рука». Эта самая рука сгребла его за шкирку вместе со свитером и вытряхнула из шерстяной оболочки. Еще никогда так властно и безоговорочно не был он подчинен чужой воле. Он оторопело, будто со стороны, наблюдал, как хватает незнакомец его руки, проводит пальцем по венам, выискивает…
«Следы уколов выискивает!» – пришла спасительная мысль.
– Я не колюсь.
– Разуйся! Штаны закатай!
Приказ был выполнен немедленно и без пререканий.
Опытный дядька даже между пальцами посмотрел, не брезгуя немытыми ногами случайного гостя.
– Куришь? Нюхаешь?
– Да нет же! Вообще ничего! Я и напился так вчера впервые в жизни. Развезло. Не помню, как сюда попал и почему.
– Откуда же ты такой взялся, чистый-непорочный?
Итон терпеливо объяснил, откуда приехал, как долго в Москве. Врать и выставляться не имело смысла.
– Женат?
– Нет. У меня девушка есть… была…
– Расстался?
– Сам не пойму. Напился, поскандалил. Ушел. Я у нее жил. Полное дерьмо.
– Работаешь?
– Нет. В медицинский поступал, провалился. Потом так… случайные заработки… Мама присылала. Я брал, чтоб жить в городе. Дерьмо.
Почему-то хотелось быть полностью откровенным. Впервые за его жизнь такой человек (весомая его значимость ощущалась во всем) неподдельно интересовался перипетиями его судьбы. Рассказ был кратким.
«Он» подвел итог:
– Жил в бедности. Мать одна растила. Не баловала.
– Баловала, – возразил Итон.
– Нет, – отрезал собеседник. – Не с чего ей тебя было баловать. И вот ты один, в этом сраном городе – и не скололся? Как же так?
– Не знаю… Не тянуло… Да мне никто и не предлагал попробовать. Что с меня взять? Это богатых интересно втягивать. А я… Вид делал, что из себя что-то представляю, но они ж видели по мне, что нищий. Поэтому, наверно.
– Бог уберег, – задумчиво резюмировал собеседник. – Зовут как?
– Игорь, – впервые за эти годы назвался он настоящим именем – смысла не было понтоваться.
– Что ж, пойдем, Игорь, – поманил дядька в сторону Никиной комнаты, бросив ему в руки свитер и глазами показав: «Оденься».
Лемурчик безучастно таращил глаза в их сторону.
– Вот смотри, Игорь, – повелел мужской голос, обретший жестоко-злобные интонации. – Смотри: эта гадина – моя дочь. Вот у кого все было, смотри. Мать добрая, отец, который такую им жизнь построил, какая у единиц на планете Земля имеется. Этой гадине мало было ее возможностей – любой университет мира выбирай, любой город на любом континенте. Ей всего было мало. Грязи нажраться захотела. Тебя к наркотикам не тянуло, а ее потянуло. За свободу свою боролась, за независимость. «Я взрослый человек, – талдычила, – я вправе сама принимать решения». Вырвалась на волю. В отхожую яму. Я несколько лет за нее боролся. Любил, как никого больше на свете. Подлечится, отойдет, «не буду больше» обещает и снова в бега. Врач говорит: «Только любовью спасете». Но любовь из пластилина не вылепишь и за деньги не купишь! Где мне купить хоть немного любви к тебе, гадина?! Кончилась моя любовь. Потому что нет любви без доверия. Как любить того, кто в душу тебе гадит, и гадит, и гадит? «Папочка, мамочка, я вас люблю, помогите, я не хочу так больше жить…» А только отвернешься – шасть за дверь, и ищи ее по помойкам. Им верить нельзя совсем, специалисты так и предупреждали. Как жить с врагом под одной крышей? С коварным, подлым существом, для которого ничего, кроме тяги к собственному удовольствию, нет. Мое терпение лопнуло. Я выгнал эту паскуду на улицу подыхать. Все, сказал, дорогу сюда забудь, у тебя нет отца с матерью, ты их, считай, убила своими руками. И тут жена моя заболела. Сломала ее эта гадина. Рак у нее нашли. Слышишь, гадина? РАК! Тебе сейчас все по хрену, мозги свои в дерьмо превратила. И жизнь матери с собой забрала. Операция за операцией. Но как только в себя придет, молит: «Верни Никочку, что с Никочкой?» Ты, тварь, о матери не думаешь, а у нее каждый вздох – о тебе!
Я ее уже не искал. Мне бы силы для ее матери собрать. И дела не запустить. Сама приползла. Опять, ради жены, по врачам повез анализы делать – СПИД, гепатит, сифилис – какую награду эта мразь с собой притащила? И вот мне подарок: беременность. Она, конечно, не знает, от кого, когда и как. В шлюху тупую превратилась – бери, кто хочет. Врачи говорят: радуйтесь, что ни одну заразу не подцепила пока, а аборт – дело десяти минут. И гуляй дальше. Нет, – говорю, – ребенок так ребенок. Будет рожать. Пусть родится у меня внук, внучка – все равно. Вполне возможно – дебил. До настоящего времени идиотов в роду не наблюдалось, но стараниями дочери улучшим породу. Пусть даже будет даун, кто угодно, даже лучше – у таких души чище, за грязью не побегут. Рожать будешь, гадина!
Поселил ее сюда. Для нее квартира куплена. Когда я еще о ней как о человеке думал. Мне главное было – удержать ее до родов, а там – пусть катится на все четыре стороны. Пусть подыхает. Сделаю красивую могилку, умирающего лебедя из мрамора посажу. Успокоюсь. Главное, чтоб сейчас никакой отравы. Ты думаешь, она тихая-покорная, глаза таращит в неземную жизнь и ничего путного не соображает? Не-е-ет! Она хитрее всех хитрых на свете. Она даже отсюда умудрилась несколько раз сбежать. Без ключей от двух стальных дверей, с восемнадцатого этажа.
Первый раз свалила на подоконник газеты, подушки, подожгла, высунулась в другое окно, орать стала: «Пожар! Горю! Помогите!» Конечно, увидели огонь, крики услышали, вызвали пожарных. Причем мудро все устроила: подоконник мраморный, рамы металлические, пол кафельный – знала, что огню не на что перекинуться, сама не сгорит. Вот голова, а? Пожарные приехали, двери по-быстрому взломать не сумели, из окна ее спускали чуть ли не с помощью вертолета. Это ее, так сказать, и погубило. Времени потеряла много. Я как раз подъехал медсестре двери открыть – капельницу ей каждый день ставит, кровь гнилую прочищает… К подъезду пробиться не могу: пожарные, любопытных толпа. И зверя этого в одеяло укутывают, сочувствуют. Повел я пожарных в квартиру, посмотрели мы на грамотный источник возгорания, все их напрасные хлопоты оплатил, объяснил, кто она такая. Так они мне до последней минуты не верили, ее жалели. Хорошо, медсестра подошла, подтвердила, какая тут узница обитает.
