Татьяна Осипцова - Сметенные ураганом
– А муки совести? Если вы, мой будущий библиотекарь, читали Голсуорси, то должны помнить: Уилфрида Дезерта доконал не остракизм, а сознание того, что под дулом пистолета он предпочел чести – жизнь.
Света не имела понятия, о чем он говорит, но продолжала упрямиться:
– Чепуха! Жизнь – дороже всего.
– Но не для людей чести. А ваш драгоценный Мишенька именно такой. Так что этот вариант отпадает. Свяжитесь с его отцом, он человек влиятельный, может, узнает что-то о возможности обмена пленными. Больше, к сожалению, ничего не могу вам посоветовать.
Павел Петрович Улицкий ничего не успел сделать. В ночь после трагического известия он скончался от инфаркта. Яна Витальевна не перенесла двойного удара судьбы – умерла буквально через две недели после похорон мужа.
Маня опять лежала в больнице. Тетя Поля постоянно принимала лекарства от давления и еле ползала по квартире.
В родительском доме Светы тоже все было плохо. Мама, совсем недавно молодая и энергичная женщина, сильно сдала за последний год – быстро уставала, то и дело сидела на больничных.
– Это папаша ваш меня довел, – жаловалась Ольга Петровна старшей дочери. – Сил больше нет так жить! Каждый день напивается. Уж где эти алкаши выпивку находят? Я боюсь, его с работы уволят – ведь ему с утра глаза не продрать, постоянно опаздывает. Светочка, хоть бы ты с ним поговорила…
Света сделала попытку, но поняла, что результата не будет. Придя в субботу утром, она застала отца в глубоком похмелье. Выглядел он ужасно – глаза заплыли, физиономия помятая, взгляд бессмысленный.
– Пап, ты в состоянии разговаривать?
– Конечно, доча. Ты пивка, случайно, не принесла?
– Пивка тебе? – почти взвизгнула в возмущении Света. – Пинка тебе надо, а не пивка! Ты что творишь? До чего маму довел?
– Ты как с отцом разговариваешь, соплячка? – попробовал повысить тон отец, правда, из-за упадка сил вышло у него не слишком грозно.
– Ты на себя в зеркало посмотри, на кого похож? Да я бы за один внешний вид тебя с работы выгнала!
– Доча, не надо так с отцом…
– А как надо? Может, похвалить тебя за то, что ты вытворяешь? Докатился – вещи из дома уносишь! Где мамина песцовая шапка? Где, я тебя спрашиваю? Пропил?
Григорий Иванович покачал головой, мутные глаза увлажнились пьяными слезами.
– Светка, я ж тебя… вот такую… на руках качал! А помнишь, как на шее у меня ездила? За уши дергала и кричала: «Папа, быстрей!» Эх, Светка!
– Сейчас ты на маминой шее сидишь, алкаш! Я бы на ее месте тебя сбросила!
Закончив бесполезный разговор, она вернулась в комнату.
– Мам, разводись ты с ним, чего мучиться?
Ольга Петровна махнула рукой:
– Куда разводиться? Нашу квартиру даже на две комнаты не разменять. Все равно жить вместе…
– Ну, тогда плюнь на него и перестань беспокоиться. Пусть напьется, пусть хоть вообще домой не является. Пускай его с работы уволят, а ты наплюй. Думай о своем здоровье. Что врачи-то говорят?
– Ранний климакс. Гипертония, стенокардия, гастрит, а может, уже и язва. Надо обследоваться.
Светлана сделала внушение младшей сестре: смотреть за матерью, а если что – вызывать на помощь.
– Но постарайся сама справляться, – наставляла она. – У меня на шее двое больных и ребенок. Не могу же я разорваться?
Но, хочешь не хочешь, приходилось разрываться. Когда спустя месяц Манюня вышла из больницы, туда попала тетя Поля с гипертоническим кризом.
Света не спала ночей – у Олежки резались зубки, он температурил, капризничал беспрестанно. Иной раз ее подмывало разбудить Маньку и сунуть сына: на, тренируйся, вот на что ты себя обрекаешь! Выносить ребенка – ерунда, хотя у тебя и это не больно-то хорошо выходит. Ты вот вырасти его! Выкорми, повышагивай ночами, укачивая! И кто это выдумал, что материнство – счастье? Обуза, оковы, кандалы – вот это что!
И днем Света вертелась как белка в колесе. Ездила в больницу к тете Поле, выстаивала в очередях за продуктами. Раза по три на неделе заглядывала к своим. Сонька, зараза пятнадцатилетняя, ни черта не убирала. У мамы едва хватало сил сварить еду из продуктов, которые притаскивала старшая дочь. А Света ощущала себя ломовой лошадью, на которую все грузят и грузят, и заставляют везти, и конца этому не предвидится.
Учеба отпала сама собой, про дискотеки она тоже забыла. Порой вспоминала куда-то пропавшего Шереметьева. Опять, наверное, где-нибудь за границей. А сейчас он бы очень пригодился со своими дефицитными продуктами и автомобилем. Хотя вряд ли у него найдется время ожидать возле магазина, пока она вывалится оттуда с полными сумками.
Только полными сумки становились все реже и реже.
Шереметьев объявился накануне Дня Советской Армии. Света сама не ожидала, что так обрадуется, у нее даже сердце подпрыгнуло, когда подавала ему руку.
Он стоял на пороге, пахнущий морозцем и каким-то приятным одеколоном, и, мягко улыбаясь, смотрел сверху вниз со своей всегдашней иронией в синих глазах.
– Давненько я у вас не бывал… Что-то вы плоховато выглядите, мадам.
– Хороший комплимент для начала, – недовольно скривилась Света.
– Я вовсе не хотел вас обидеть. Меня это на самом деле беспокоит. Что случилось, дорогая?
– Проходите на кухню, я сейчас.
В своей комнате она наскоро привела себя в порядок. Домашний халатик сменила на джинсы и водолазку, расчесала волосы и тряхнула головой, чтобы казались пышнее. Тронула ресницы тушью и мазнула по губам блеском. Дольше заниматься внешностью неудобно, да и Юра может подумать, что это ради него…
«А разве не так? – спросила она себя. И ответила: – Нет, конечно. Просто неприлично такой росомахой перед мужчиной».
Юрий курил у окна и, обернувшись, окинул ее с головы до пят своим фирменным раздевающим взглядом.
– Ну вот, уже лучше, – сказал он, присаживаясь вслед за ней к столу. – Так что же случилось у вас, дружок?
Это по-детски ласковое слово умилило ее. Ведь может нормально разговаривать, но чаще почему-то предпочитает издеваться. Света вздохнула:
– Столько всего произошло… Вы же ничего не знаете. Столько навалилось всего, и, как назло, подряд, одно за другим!
– Беда редко ходит одна.
– Это точно. Все началось с того извещения… Павел Петрович не вынес, умер в ту же ночь.
– Да что вы?..
– Сердце… Яна Витальевна пережила его всего на две недели. А Маньку периодически укладывают на сохранение.
– Все так серьезно?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Говорят, сердце. И почки могут отказать во время родов, вот и следят за ней… А тут еще тетя Поля – лекарства принимала-принимала, а ни черта не помогло. Гипертонический криз. До сих пор в больнице.
– А Маня?
– Я их с Олежкой на улицу вывела. Представляете, она так ослабела, что не может коляску из парадной вынести. Пять ступенек для нее много.
– Но ведь она уже… на каком месяце?
– Шестой пошел.
– А вашему сыну?
– Через месяц год исполнится. Ходить пробует.
– Так что – кончилась халява, Светочка? Теперь все на вас?
– Да, – тяжко вздохнула она. – И еще дома… Мама болеет часто, ей помощь нужна. А папа… Я вам не говорила, стеснялась. Он спился совсем. Сестра – соплячка, на нее надежды никакой.
– Да, не позавидуешь вам, – сказал он безо всякого ехидства.
– Если бы еще хоть жизнь нормальная, а то с этим дефицитом… Мама с тетей Полей из-за болезни пролетают мимо продуктовых заказов на работе, а они нас сильно выручали. Я теперь за день обегаю все магазины района, в одном одно урвать удастся, в другом – другое.
– Урвать? – удивленно переспросил Юрий.
– А как еще это можно назвать? Вы что, совсем ничего не понимаете? Хотя где уж вам! Вы-то, наверное, по магазинам не ходите.
– Это правда, давно не ходил, – серьезно ответил он. – Простите, Света, не сообразил, надо было привезти продуктов. Я исправлюсь, навезу вам целую машину гуманитарной помощи.
– Опять издеваетесь? – нахмурилась она.
– Отнюдь. Называю вещи своими именами. Моя фирма задействована в поставках гуманитарной помощи из-за бугра. Выгодное дело.
– Какая выгода? Она же распределяется бесплатно?
– Львиная доля все же доходит по назначению, но какая-то часть… Надо быть дураком, чтобы упустить шанс и не воспользоваться. Я продаю эти продукты или использую для бартера.
– Вы воруете?! – воскликнула Света, уставившись на него во все глаза.
– Уверяю, не я один. В этой цепочке греют руки все.
– Какой же вы мерзавец! – возмущенно произнесли ее губы.
А мысли в голове были прямо противоположные: «Вот ведь прохиндей! Умеет устроиться. В голодное время торгует продуктами, которые ему даром достались. Интересно, сколько он ворует? Даже если один процент… Но счет ведь идет на тонны! Представляю, как он разбогател».
Юрий молчал некоторое время, внимательно наблюдая за ней, затем усмехнулся.
– По вашему личику я вижу, что заинтересовал вас. Действительно, по сравнению с большинством населения нашей страны я живу очень и очень неплохо. По этому поводу у меня есть к вам интересное предложение. Мы ведь, как я понимаю, сейчас одни?
