Виктория Токарева - Стрелец (сборник)

– А ты лошадей любишь? – догадался Костя.

– Я все детство в Туркмении провел. У бабки жил. Меня бабка любила. Хорошее было время.

– Да, – согласился Костя. – Меня тоже бабушка любила.

– Давай выпьем. – Влад налил и себе.

– Ты же не пьешь…

– А что со мной случится?

Костя выпил. В груди разлился целебный жар.

– А твоя бабка была туркменка? – спросил Костя.

– Почему туркменка? Русская. Просто там жила. Во время войны эвакуировались и остались.

Влад достал из холодильника копченое сало.

– Хохлы любят сало, а евреи не едят. И мусульмане не едят, – заметил Костя. – Свинья грязная.

– Свинья умная, – поправил Влад. – И евреи умные. Евреи правильно относятся к женам. Делают что хотят, а о женах заботятся.

– У каждой нации свои приоритеты, – сказал Костя. – Айсоры – лучшие чистильщики ботинок.

– Айсоры – это кто? – не понял Влад.

– Ассирийцы. Помнишь, был такой ассирийский царь?

– Вот за него и выпьем!

Костя выпил полстакана. Он хотел растворить в коньячном спирте свою тоску по Кате и смутный страх, связанный с Азнавуром. Любовь и Смерть – два конца одной палки. А Костя – посредине.

– Если бы у тебя были деньги, что бы ты с ними сделал? – спросил Костя.

– Я бы отдал долги, – мрачно ответил Влад.

– А остальные?

– И остальные отдал.

– У тебя большие долги?

– Я взял под процент. Думал, быстро раскручусь. И не раскрутился. А они включили счетчик. Теперь каждый день накручивается…

– И что делать?

– Откуда я знаю…

– А ты с ними поговори. Объясни.

– Наивный ты человек… Я каждый день живу за свой счет.

– Это как?

– Каждый день – подарок. Ну ладно… – Влад тряхнул головой. – А твоя баба где?

– А что? – насторожился Костя.

– Да ничего… Я видел однажды, как она расчесывает волосы на крыльце…

«Может, дать ему в долг? – подумал Костя. – Влад, конечно, возьмет. И кинет. Не потому, что бандит. А потому, что не сможет вернуть. Это ясно».

– Когда она приезжает, я смотрю в ваше окно. Там свет горит, тени двигаются… – мечтательно проговорил Влад.

Костя выпил еще и прислушался к себе. Бочковой коньяк не только не растворил образ Кати, а, наоборот, сделал его отчетливым. Стереоскопичным. Он увидел Катю – босую на снегу. Она стояла на крыльце и расчесывала волосы.

Катя стояла перед дачей босая. Она исповедовала учение Порфирия Иванова, обливалась водой и ходила босиком по земле в любую погоду.

Костя не понял, как он оказался перед старухиной дачей? Видимо, он ушел от Влада. А Влад где? Должно быть, остался в своем доме.

– Проходи, – велела Катя.

Костя вошел в дом и включил свет.

– Не надо… – Катя повернула выключатель. – Так лучше…

В окно проникал свет от луны. Катя стояла босая, как колдунья, лесная девушка.

– Ты правда здесь? – проверил Костя.

– Правда.

– А зачем ты приехала?

– К тебе.

– Из-за денег?

– Да…

Косте было все равно, из-за чего она приехала. Если пароход тонет, а человек спасается, то какая разница – что его спасло. Главное – жив.

– Я позвонила Валерке, сказала: приезжай, харчи есть. Он деньги «харчами» называет.

– А Валерка кто?

– Исполнительный директор. Приехал, скинул деньги в целлофановый пакет, как мандарины. Я вдруг так испугалась… Я поняла, что деньги для меня ничего не значат. Вернее, значат гораздо меньше, чем я думала. Любовь главнее бизнеса, главнее любой деятельности вообще. Я так испугалась… Я сказала Валерке: отвези меня на дачу. Он отвез.

– А твоя машина где?

– Она сломалась. Старая. Ей уже пять лет.

– Завтра я куплю тебе новую. Какую ты хочешь…

– Откуда у тебя деньги?

– Потом расскажу.

– Ты дрожишь, – заметила Катя. – Пойдем…

Они вошли в спальню. Костя стоял стеклянный от коньяка. Катя стала раздевать его, снимала по очереди одежду и бросала тут же, на пол.

– Знаешь, в чем разница между твоими деньгами и моими? – спросил Костя. – Мои деньги не работают. Я их никогда не повторю. Это разовый эффект, как фейерверк.

– Какой ты милый, когда пьяный…

Они легли в кровать. Катины ноги были холодными. Костя стал их греть своими ногами.

– У тебя еще остались деньги? – спросила Катя.

– Двести пятьдесят тысяч, – отчитался Костя. – Я хочу достроить дом и купить машины.

– Никакого дома, – категорически запретила Катя. – Вложишь в издательство. Мы будем издавать иллюстрированные журналы. Современная живопись. И художественная фотография. Если бы ты знал, какие сейчас мастера фотографии… Просто документальная живопись. Их надо продвигать и раскручивать.

– А кому это нужнее – им или нам?

– Ты уже говоришь как бизнесмен. Молодец. Если хочешь, мы внесем твое имя в название издательства…

Костя тихо и медленно ее целовал.

– Твоя фамилия Чернов, моя – Тимохина. Вместе получается «Черти». Хочешь «Черти»? Очень мило…

– Никаких чертей. Пусть будет «Стрелец».

Катя промолчала. Она заводилась от его ласк, ей не хватало дыхания. Она билась в его руках, как большая рыба. Он был благодарен ей за то, что она так сильно чувствует.

– Трещит… – вдруг проговорила Катя, открыв глаза.

Костя не мог остановиться. В такие моменты остановиться невозможно. Но Катя выскользнула из его рук, подошла к окну. Косте ничего не оставалось, как подойти и встать рядом.

Дом Влада стоял темный в темноте, оттуда доносился редкий треск, как будто стреляли. И вдруг, прямо на глазах, – дом вспыхнул весь и огонь устремился в небо. Ветра не было. Через десять примерно минут дом рухнул, превратившись в светящийся муравейник.

– Обошлось, – выдохнула Катя. Она боялась, что пожар перекинется на их дом. Но обошлось.

– А соседа тебе не жалко? – спросил Костя.

– Он бы нас не пожалел, – ответила Катя и вернулась в кровать. – Иди сюда… – позвала она.

Костя лег рядом. Катя ждала продолжения, но Костя не хотел уже ничего. Он чувствовал себя парализованным, как тогда, при первом их посещении. Но тогда он просто испугался. А сейчас было другое. Случилось то, чего нельзя поправить.

Все имеет свой золотой запас. Деньги оплачиваются трудом. Большие деньги – большим трудом. На это уходит жизнь. Костя получил быстро и даром и подложил чужую жизнь. Он рассчитался с Владом, который, по сути, Вовка-морковка, спереди веревка…

Катя тянулась к нему с ласками. Косте казалось, что между ними лежит мертвый Влад, и так будет каждую ночь. И вальсировать теперь тоже придется в обнимку с обгорелым трупом…

Костя торопливо спустился на первый этаж, вытащил из кармана молитвенник. Осветил фонариком.

– «Отче наш… – прочитал Костя. – Иже еси на небесех».

– Как торжественно… На небесех…

В окно постучали.

«За мной», – понял Костя. Накинул дубленку на голое тело, вышел босиком. Холод обжег ноги, но все познается в сравнении. Страх обжигает сильнее.

Светила полная луна. Под луной стоял Влад в спортивном костюме.

Костя онемел. Он почему-то соединил молитву и Влада. Он помолился, и вот – Влад.

– Видал? – спросил Влад, кивая на светящийся муравейник.

– А кто это? – спросил Костя. Хотел добавить – твои или мои? Но сдержался.

– Не буду я тут больше жить, – мрачно сказал Влад. – Купи у меня землю. Я по дешевке отдам.

Костя сунул руку в карман дубленки и достал начатую пачку.

– Сколько тут? – спросил Влад.

– Восемь.

– Ладно. На первое время хватит. Тридцать за тобой… Отдашь, когда будут. – Влад перетряхнул плечами. – У меня там все сгорело. Я деньги под полом держал. Никогда не держи деньги под полом.

– Хорошо, – сказал Костя. В этот момент он почти любил Влада, но скрывал свои чувства. Влад снял с него тяжесть, равную колесу от вагона: колесо на груди не расплющит, но и дышать не даст. Влад снял колесо. Чистый воздух хлестал в грудь.

– Дай мне твой тулуп, до города доехать, – попросил Влад.

Костя снял с себя дубленку, но холода не почувствовал.

– А как ты уцелел? – спросил Костя.

– Что я, дурак? У меня веревочная лестница была. Тоже сгорела. С-суки…

Влад плюнул и пошел своей вьющейся походкой, как будто хотел по малой нужде.

Костя стоял голый, как Адам в первый день творения. Он поднял лицо к небу и проговорил:

– Господи, Отче наш, иже еси на небесех…

На небесах Бога нет. А на небесех – есть.

II

Прошел год.

Издательство «Стрелец» набирало обороты. Катя сказала: «Никто не будет обслуживать твои деньги. Крутись сам». И Костя крутился, но это был уже другой вальс.

Жили врозь, как и раньше. Катя говорила, что это сохраняет и усиливает любовь. Но Костя понимал, что Катя не хочет менять основной сюжет.

Креститься Костя так и не собрался. Жил без ангела-хранителя. И очень зря. Однажды в полночь, когда Костя просматривал ночные новости, раздался стук в дверь. Стук был осторожный, но какой-то подлый, вкрадчивый.

Костя открыл дверь. Перед ним стоял незнакомый тип в норковой шапке и спортивной куртке.