Мария Метлицкая - После измены (сборник)
Я продолжала любоваться дядей Гошей. Он это видел и, кажется, не возражал.
Заказали кофе. Он посмотрел на меня и спросил:
– Ну что, Ириш, решила, как дальше?
Я дернулась, выпрямила спину, покраснела и сказала:
– Цель визита ясна. Конспиратор из вас фиговый.
Он развел руками:
– Ну, какой уж есть!
– Не знаю, дядя Гоша. Честно – не знаю. Не могу разобраться в себе.
– Ну, это самый сложный вопрос! Думающий человек пытается в себе разобраться всю жизнь! И это, надо сказать, не делает эту самую жизнь легче. Хотя, знаешь, по опыту – ковыряешься в своем нутре, отдираешь болячки или смазываешь их маслом, а однажды проснешься – и все стоит на своих местах. За тебя уже все решили. Ну, жизнь или высшие силы – я в этом не очень силен. Так было тысячу раз. Есть что-то мудрее и терпеливее нас. И тебе становится совершенно ясно, как жить и что делать.
Я продолжала молчать.
– Не хочешь говорить? – спросил дядя Гоша.
– Не хочу. Противно. Хочу только спросить… У вас ведь такой жизненный опыт, такая долгая жизнь. И к тому же – мужской взгляд на все эти вещи! Просто интересно. Чисто в исследовательском и познавательном смысле!
Он кивнул.
Я подалась вперед и заглянула ему в глаза:
– Дядя Гоша! А что, так у всех? По-другому не бывает?
– У всех? Не знаю, Ириш. Статистики такой нет. Но могу сказать, что у многих – именно так. Хотя бывают счастливцы, которых такая беда обходит стороной или они случайно остаются в полном неведении. А некоторые делают вид, что в неведении. Мир так устроен, детка! Подло устроен, наверное. И уж несправедливо – точно. Но человек слаб, любопытен, готов позариться на чужое – из зависти или интереса. Все ему кажется, будто он что-то пропустит, чего-то не попробует, чего-нибудь не откусит. Да и потом – гормоны, сама понимаешь! Физиология человека мучает весь репродуктивный возраст. Мужикам в этом смысле тяжелее, ты уж мне, старому волку, поверь! А потом вопросы демографии! Ты же знаешь, какая и здесь несправедливость! На десять девчонок по статистике девять ребят!
Далее – усталость в браке. Это – как усталость металла, есть такой термин. Все подвяло, засохло, скучно. Такой ноябрь месяц в отношениях, когда ничего неохота. Слава тому, кто находит другие радости. И еще большая слава тому, кто умеет хорошо шифроваться. Кто хитер, осторожен и не наносит травму близкому человеку. Эти, как правило, из опытных и прожженных, ветеранов, так сказать, половых сражений. Твой Леонид явно в их число не входит. По-моему, это должно утешать. Хотя, может, я не прав… женщина всю жизнь тоскует по любви и о любви. И не только – одинокая. Ей всю жизнь хочется слышать признания и слова восхищения. И она забывает, что муж ежевечерне видит ее в халате, а по утрам наблюдает у нее мешки под глазами и неприбранные волосы. И от халата пахнет яичницей и котлетами, а от рук – хозяйственным мылом. И она ноет, и ноет, и пилит, и жалуется. И вечно ей не хватает денег и хочется новую шубу. И она раздражает, раздражает. Действует, прямо скажем, неблагоприятно на его расшатанную нервную систему. А ночью она к нему льнет – ну, если не в очередной обиде и недовольстве. А он устал, ему неохота. И тоже тянет затылок. И еще – этот запах кухни и жареного мяса… Почему-то он преследует! Она обижается и отворачивается к стене. Он облегченно вздыхает и тревожно засыпает. Утром она продолжает дуться, а он уже и не помнит, на что, и ему, честно говоря, на это и вовсе наплевать. Эта история может быть абсолютно зеркальной. Ее можно перевернуть! Он к ней льнет – из уважения и чувства долга. Или – так, по памяти. А она устала, у нее тянет затылок, и он отворачивается к стене. Она с облегчением засыпает. После снотворного, кстати.
Но – это реже, значительно реже. Когда так у нее, а не у него.
А на улице весна! И на улицах полно молодых и прекрасных женщин! И они плывут мимо него просто косяками! И прекрасны их белозубые улыбки, и свежа кожа. И полнокровны губы! А ноги, ноги! Они так откровенно не прикрыты и так чудесно длинны!
И он забывает о своей вполне уже наметившейся плеши, подтягивает живот и принимается радостно смотреть по сторонам! А на службе просто ловушка! Все женщины скинули скучные пальто и шапки. Мелькают зубами, глазами и ногами. И у них еще нет артериального давления и запущенного гастрита, и они улыбаются ему, и ему кажется, что он им интересен! А почему бы и нет, кстати? Он – зрелый, солидный, успешный. Он состоялся как мужчина. За плечами богатый жизненный опыт. Он слегка циничен, и это тоже довольно привлекательно. И он начинает осознавать, что у него есть шанс! А кто же откажется от шанса? Разве только полный болван! И он этот шанс берет – без всякой, надо сказать, задней мысли. Он не хочет никому нанести моральную травму – даже в голове такого нет. Впрочем, о жене-то в этот момент он точно не думает!
Ну а дальше – как уж сложится. Как по судьбе. Может и любовь нечаянно нагрянуть, а может – так, пара-тройка свиданий на чужих простынях и мысль: а на черта мне все это надо? Ведь опять затылок тянет. Да и тяжеловато все эти подвиги даются!
У женщин сложнее. Всегда сложнее, в любом возрасте. Им нужны любовь и доказательства любви. Постоянно, ежеминутно. А потом, женщинам тяжелее обнажиться – во всех смыслах, в прямом и переносном. Они обычно понимают, что далеко не прекрасны и не совершенны. Их мучают ложь и чувство вины, а еще то, что на ужин ничего не приготовлено и надо торопиться. А потом уроки с детьми, стирка и глажка. Женщина смотрит на часы и чувствует себя преступницей. Она замечает огрехи любовника – цветы не принес или принес самые дешевые. В ресторан не позвал, в театр тоже. Домой ее везти не хочет – какой смысл по пробкам мотаться? Хорошо, если дает денег на такси, а не просто довозит до ближайшего метро. Женщине всегда хочется романтики, хочется чувств. Мужчины примитивнее по своей сути – в основе почти всегда лежит пресловутая физиология, влечение. Это и сделать проще, и выскочить из этого тоже проще. Если не накроет – как сейчас говорят. В твоем случае, Ирочка, все просто до противного. Классический случай, самый простой, без последствий.
– И я должна радоваться этому, как великому благу? – спросила я.
– Выходит, так. – Дядя Гоша ласково погладил меня по руке.
– Ну, да. – Я усмехнулась. – С кем не бывает? Блажит, миленький. Но он же осознал! И теперь жертва он, а не я. Он-то покаялся!
– А тебе нравится роль жертвы, Ирочка? – поинтересовался дядя Гоша.
– Нет! – Меня словно прорвало. – Я хочу понять! Просто хочу понять! Про физиологию и влечение я поняла, не дура. Про ошибку, признание ошибки, раскаяние, покаяние – тоже. Я не понимаю одного – неужели у всех так? Не верю! Вот мои родители, кстати! Уверена – ничего подобного у них никогда не было! Как отец любил мать! Боготворил просто! А она ведь далеко не сахар – резкая, конфликтная, упрямая. На все – свое мнение. На него махала рукой – отстань, я сама все решу! Не все такое потерпят! А он терпел, потому что любил. И еще – уважал.
Дядя Гоша откинулся на стуле и рассмеялся.
– Да уж, Татьяна Львовна у нас не сахар. И даже – не мед. Петру, отцу твоему, было с ней непросто – я-то знаю. Он жаловался, что она его мужское начало подавляет, руки связывает. Еще он переживал, что Татьяна больше его зарабатывает, что у нее связи, она все может. И понимал, что это тоже на ее характер отпечаток накладывает – привыкла за все отвечать. И обижался, конечно, и злился даже. И любил… – Дядя Гоша замолчал и глубоко вздохнул. – Не стоит мне тебе про это, наверно, рассказывать. А может – наоборот. Не знаю, ей-богу! Но – сказал «а», как говорится…
В общем, ты права – Петр очень любил Таню. Она была суховата, не очень ласкова, сюсюканья не признавала. Он говорил, что ему не хватает ласки, тепла, но – любил, несомненно. Понимал, что она – прекрасный и достойный человек, хорошая и верная жена, рассудительная и правильная мать. Хозяйка, к тому же чистюля. Вас, девчонок, обожал. Все так. Но однажды в его жизни случилась история. Он влюбился. Да, да – не удивляйся. Именно так. Та женщина была его коллегой. Молодая, гораздо моложе Тани, разведенная, с маленькой дочкой. Довольно хорошенькая – я видел ее фотографию. Полная противоположность твоей матери во всем: худенькая, невысокая, со светлыми кудряшками. Подростковой такой внешности. Хотелось обнять и защитить от суровой правды жизни. В быту довольно беспомощная – все хозяйство вела ее мать. В общем, Петр шел от противного. Это объяснимо. Говорил, что впервые почувствовал себя мужиком, защитником. Даже продукты какие-то в те далеко не сытые времена доставал. Дома никогда этого не делал – ты же помнишь. Дома за все отвечала Таня. А здесь он разошелся – белье таскал в прачечную, дочке ее путевку в лагерь достал, матери какие-то редкие лекарства. Она, его дама, млела: какой он необыкновенный, ответственный, сильный! Защитник! Словом, настоящий полковник – как поется сейчас. И правда – он воодушевился, расправил плечи. Летал просто! Ведь мужику так нужны похвала и даже лесть! А она поднимала его на немыслимые и незнакомые ранее высоты! Любил ли он ее? Не знаю. Думаю, да. Увлечен был, по крайней мере, сильно. И еще ему очень нравилась его новая роль.
