Евгений Поляков - Двухгодичник. Сказки про Красную армию
3. Внешний вид солдат не соответствует уставу. Тут комиссия не соврала, ежели, конечно, за солдат они партизан посчитали.
Делать нечего. Доложил наш командир наверх о выявленных недостатках. Там его успокоили, что генерал этот в РТВ (радиотехнические войска), к которым мы относились, ничего не смыслит, и недостатки эти выеденного яйца не стоят. Так что не волнуйтесь и служите дальше.
Было и еще несколько картинок, с партизанами связанных. Как смешных, так и не очень. Но о них в другой раз расскажу.
Дезертир (Начало)
Рота наша, как и Союз нерушимых, была многонациональная. Кроме русских, белорусов и украинцев немалую долю составляли представители восточных республик. Солнечного там Азербайджана, Узбекистана и других…станов. Меня попервоначалу удивляло, как эти дети разных народов, собравшись в курилке, весело что-то обсуждали на своих гортанных наречиях и вроде бы как даже все друг друга понимали. Хотя нет, был у нас один солдатик, который не находил со своими собратьями по несчастью общего языка. Выходцем из какой братской республики он был – не помню, только фамилию. Пусть здесь он будет Сяитовым. В общем, держался он всегда особняком, и, скорее всего, совсем не из-за того, что языковая группа его малой родины не пересекалась с диалектами остальных защитников Отечества. Нет, просто все в роте знали, что с головой Сяитов не дружит. А попросту говоря, у него по всем показателям должен был быть белый билет. Должен был быть, но его не было. И выдать его, как, впрочем, и комиссовать, никакой возможности не было. Попал в армию – все, служи, и выход только по дембелю или… у нас вообще служил парнишка один с диагнозом «опущение почек», так он регулярно раза по два на неделе в обморок падал. В госпиталь несколько раз ездил, но все равно дослужил свои положенные два года и только тогда восвояси двинул. Так же и с Сяитовым: чего он только ни делал (нет, не специально, по простоте своей душевной), а тоже два полновесных года Родине отдал.
Помню, как этот Сяитов на меня со штык-ножом кидался. Но давайте обо всем по порядку. В ту пору в нашей роте партизаны квартировали. Что такое партизаны – песня отдельная и уже спетая. В один из таких прекрасных дней стало нам нужно аккумуляторы дизелей резервного питания зарядить. Мимо меня в тот момент Сяитов проходил. Я его подозвал и приказал аккумуляторы те на зарядку в гараж оттащить. А они, зараза, тяжелые были, килограмм по… дцать, в деревянной длинной коробке с выдвижными проволочными ручками. Я-то, грешным делом, подумал, что Сяитов возьмет себе кого-нибудь в подмогу и вдвоем они оттащат эти устройства на перезарядку. Но я-то думал одно, а в не вполне здоровой голове Сяитова совсем другое переварилось. Да я и сам виноват, надо было четче приказ отдать, типа возьми еще такого-то и оттащите аккумуляторы на зарядку. Ну чего уж тут переживать, прошлого не вернешь. В общем, взял Сяитов аккумулятор тот, поставил себе на пузо (при этом электролит на гимнастерку его частично вылился), и понес в гараж, как Ленин бревнышко. А электролит – он же агрессивный. Что там – щелочь, кажется, или все-таки кислота? Да не суть, на другой день на гимнастерке Сяитова зияли дыры с пятнами темными по краям, где большие, а где со спичечную головку.
Результат транспортировки Сяитовым аккумуляторов первым обнаружил командир наш и незамедлительно выдал мне замечание о неопрятности внешнего вида моих подчиненных.
Ну а дальше, как учили, приказ пошел по команде. Я вызвал Сяитова и приказал ему постираться. И опять, блин, лопухнулся. Просто приказал постираться, но не сказал как, чем и, самое главное, в чем. А Сяитов, недолго думая, увидел кастрюлю огроменную с надписью «Компот», которую повар наш после помывки на просушку на крылечко столовки выставил, взял эту кастрюлю, закинул туда гимнастерку свою, воды напузырил и стираться стал.
Первыми сей вопиющий факт увидели партизаны. Они, понимаешь, сюда Родину защищать приехали, а тут в кастрюле, в которой им, может быть, компот варят, придурок какой-то форму свою стирает. Дело уже к вечеру было, поэтому, скорее всего, партизаны эти уже не вполне трезвые были. Как результат, стали они за Сяитовым гоняться, не иначе как с целью членовредительства. И вот, значит, бежит шобла партизан, впереди Сяитов в исподнем, и тут, очень не вовремя, на встречу я иду. «Стой!!!» – ору ему я. Он остановился. Оглянулся – сзади толпа разъяренных мужиков, а спереди только один лейтенант. Да еще, видать, в ту пору Сяитов, как назло, патрульным был и на ремне его солдатском штык-нож в ножнах болтался. Что уж там у него в голове в этот момент переклинило, но стал он штык этот доставать и в мою сторону продвигаться.
А я в тот день, видать, оперативным дежурным был, типа небо стерег. Соответственно на моей портупее кобура пристегнута была с Макаровым. Да макаров-то был, но так же, как патрульные наши ночью ходили с автоматами, но без патронов, так и у меня патронов в обойме Макарова не было. И хотя патронов в наличии не имелось, стал я кобуру эту судорожно расстегивать, и единственная мысль в голове крутилась: «Знает ли Сяитов, что патронов у меня нет?» Кобуру я успел расстегнуть и пистолет достал, даже затвор передернул и с предохранителя снял. Вот только стрелять нечем было. Но не останавливаться же. Направил я дуло пустого пистолета на Сяитова и опять проорал: «Стой!!! Штык в ножны убрал!!!» Сяитов и так стоял и то назад, то на меня затравленно поглядывал. Партизаны тоже чуть поодаль, не двигаясь, испуганно наблюдали за картиной. После сколько-то секундной остановки действия, я снова прокричал: «Штык в ножны убрал!!!»
Картина опять пришла в движение, Сяитов начал медленно зачехлять свой штык-нож. Тут пришел черед и партизанам включиться в действие. Они скрутили Сяитова, без членовредительства сорвали с его пояса ножны с только что всех пугавшим холодным оружием и поволокли его в казарму. Я тоже поставил пустой пистолет на предохранитель, убрал его в кобуру и медленно побрел в канцелярию роты. И только там, на стуле, меня начало трясти мелкой дрожью.
За ночь я успел написать рапорт, в котором сухим канцелярским языком описал все вышеизложенное. Командир, придя, прочитал его, покачал головой и сказал: «Ну ты же сам все знаешь, хрен его комиссуешь. Придется до дембеля терпеть. Меньше года уже осталось. Будем теперь знать, что в наряды его патрульным ставить нельзя». У меня и теперь нет никакой обиды на командира. Не было у него действительно никакой возможности комиссовать придурка. Ну а к чему такое попустительство привело – в другой раз доскажу.
Дезертир (Продолжение)
Последний инцидент с участием Сяитова был как раз связан с темой данного рассказа, то есть с дезертирством. Я не являлся активным участником произошедшего, посему целостная картинка сформировалась из разрозненных пазлов-воспоминаний действительных и мнимых фигурантов. Недостающие детали домысливались, а где и просто приврать пришлось. А чего вы хотите? Это же сказка, да и потом, нельзя же какие-то вехи перепрыгнуть. Ну а что выросло – то уж выросло.
Началось все с утренней поверки. На нее опоздали водитель Пятковский и наш Сяитов. Они в то время орехи грецкие в саду нашем обтрясали, вот и запамятовали про время. А когда вспомнили, то, включив вторую скорость, бросились в казарму. Прибежать-то прибежали, даже в строй встали, вот только верхнюю пуговичку на гимнастерке застегнуть забыли. Дежурным по роте в тот день был сержант-западянин с чисто русским именем Иван и фамилией, лишь на одну букву отличающейся от соответствующего идентификатора известного чешского теннисиста. Сержант этот тоже был моим прямым подчиненным, а по совместительству еще и радистом. Внешне он напоминал шкаф, как в тулове, так и в голове, а руки походили на лопаты, особенно если он ладони растопыривал. Да ко всему тому Иван наш еще и статус «дедушки» имел, то есть до дембеля ему было совсем чуть, в отличие от Пятковского и Сяитова, которым, как медным котелкам, полагалось еще служить и служить.
Стоят, значит, запыхавшиеся Пятковский с Сяитовым на поверке с расстегнутыми верхними пуговицами, а мимо них сержант проплывает. Остановился напротив Пятковского, взял за расстегнутую пуговицу и спросил: «Чья это пуговица?» Тот возьми да и ответь: «Моя». Далее следует предсказуемый рывок, и оторванная пуговица протягивается ее обладателю на широченной пятерне дедушки со словами: «После поверки пришьешь». То же самое повторяется с Сяитовым. Эти действия потом сержанту дознаватель вменил в вину с ярлыком: «неуставные отношения». Конечно, нигде в уставе не сказано, что провинившимся можно пуговицы отрывать, но видели бы они настоящие неуставные (хотя, наверное видели, на то они и дознаватели). Но здесь не об этом. Закончилась, значит, поверка двумя оторванными пуговицами, которые ранее расстегнуты были. Пятковский воспринял это как должное, а Сяитов злобу затаил.
