Андрей Геласимов - Год обмана
– Отлично, – радостным голосом говорит этот Сережа. – А раз ты свободен, то теперь я хочу тебя нанять.
Вот сейчас мне бы стульчик.
– Он платил тебе две тысячи – я буду платить две с половиной. Ты согласен?
Я поворачиваюсь к Павлу Петровичу. Кто тут из них рулит, в конце концов?
– Подожди, Сергей, – говорит он. – Что за цирк? Чем ты ему будешь платить?
– Долларами. Мама оставила мне сто тысяч. Ты ведь их не потратил? Она доверяет тебе.
– Она просила вложить их в твое образование…
– Вот мы и вложим. Михаил – великолепный учитель. Педагог с большой буквы.
– Послушай, Сережа…
– Хватит! – он вдруг по-настоящему закричал. – Хватит, папа! Я не могу больше это терпеть! Не могу! Ты понимаешь? Я устал! Устал от всего, что ты делаешь!
Павел Петрович молча смотрит ему в лицо. Только глаза потемнели.
– На этой планете живет шесть миллиардов человек. – Сережа продолжает каким-то странным захлебывающимся голосом. – Шесть миллиардов человек, которым нет до меня никакого дела. Пять миллиардов девятьсот девяносто девять тысяч и еще сколько-то там людей! И еще есть ты. Один-единственный мой отец. У меня никого больше нет. Мама из своей Швейцарии даже не пишет. Может, она умерла там давно. Или новых детей нарожала. Но у меня есть ты. У меня есть отец. И я хочу любить своего отца. Понимаешь? Я имею на это право. Я хочу любить своего отца! Почему ты мне все время мешаешь?
– Но, послушай, Сережа… Я ведь тоже хочу…
– Ничего ты не хочешь! Ты просто не понимаешь, что значит «сын». Нельзя бесконечно нанимать людей, чтобы они за мной следили! Неужели ты меня так ненавидишь? Из всех этих шести миллиардов ты выбрал меня, чтобы возненавидеть? Одного-единственного меня?
– Подожди, Сергей…
– Да перестань! Ты даже сейчас меня не слышишь!
– Я слышу тебя. Я очень хорошо тебя слышу.
– Да?
Он вдруг остановился. Как санки, которые скатились наконец с огромной горы.
– Тогда отпусти Михаила. Пусть он работает на меня.
Павел Петрович посмотрел в мою сторону:
– Может, нам у него надо спросить?
Сережа повернулся ко мне. Глаза у него блестели.
Теперь они оба ждали, что скажу я.
– Да мне как-то… Я не знаю…
Вот попал!
– Ты согласен? – Сережа не отводил от меня глаз.
– Ну, в общем… да. А почему нет?
Он кивнул и посмотрел на отца. Тот раскладывал на столе какие-то бумаги. Теперь была его очередь что-нибудь сказать. Важный момент. Ежу понятно. Они, наверное, не часто так разговаривали.
– Может, вам все-таки сходить к врачу, Михаил? Как вы думаете? У вас ничего серьезного?
* * *– Ну как? – спросил меня Сережа, когда мы вернулись к нему в комнату.
– Круто, – ответил я. – Только предупреждать надо. Я ведь не знал, что ты задумал.
– Да я не об этом. Я насчет Марины. Не сердилась она?
– Марина?
– Ну да, Марина. Кто же еще? Ты ездил с ней вчера?
Мне нужно было немного времени. Он снова застал меня врасплох. Поспеть за этим подростком было непросто.
– Ну так-то, вообще-то, ездили… Катались на лошадях…
– Отлично. Она не злилась?
– Из-за чего?
– Слушай, ты тормозишь. Из-за меня. Из-за того, что я не поехал. Что с тобой? Ты ночью нормально спал?
– Я? Вроде нормально… А что?
– Ничего. Просто ты странный какой-то. Головой, что ли, ударился?
– Ну да. Думал, что вообще насмерть убьюсь.
– Ладно. Как там Марина?
– Она не злилась. Только вначале немного… Но я потом объяснил.
– И что она?
– Нормально. Вроде бы успокоилась.
– Спрашивала про меня?
– Что?
– Как что? Почему не поехал, какие дела.
– Да нет вроде бы…
– Не спрашивала? А что говорила?
– Да ничего такого не говорила… Показывала, как на лошадях надо ездить.
– Да? – Он немного нахмурился. – А в чем была одета?
– Одета? В таком белом свитере… в джинсах и в куртке.
– Классно. Видел, как она катается?
– Видел.
– Я люблю смотреть, когда она ездит на лошадях.
– Понятно.
– У нее такое лицо… Знаешь… Как у Одри Хепберн.
– У кого?
Он махнул рукой:
– Это актриса такая. Американская. Давно умерла.
– А-а. Я не знал.
– Неважно. Ты мне скажи, почему тебя ночью не было дома?
Не нравились мне его переходы. Нельзя так резко тему менять.
– Дома? Да я вроде бы… был.
– Не ври. Я тебе звонил восемь раз. Никто к телефону не подошел.
– Я… я… к травматологу ездил.
– Так поздно? Я тебе последний раз в два часа ночи звонил.
– Они круглые сутки работают.
– Правда?
«А я-то откуда знаю?» – мелькнуло у меня в голове.
– Конечно, – это я сказал вслух. – Позвони в любую больницу. Там тебе скажут.
– Я звонил.
– Ну и что?
– Они работают до десяти вечера.
– Ты в какую больницу звонил? Откуда ты знаешь, в какую травматологию я поехал?.. Подожди… А на фига ты вообще в больницу звонил?
Сережа ответил не сразу:
– Ты знаешь, иногда так плохо становится. Как будто предчувствие… Как будто кто-то умрет… Я вчера почему-то вдруг испугался. Даже у компьютера сидеть не мог. Звонил тебе, звонил, а у тебя никто не отвечает. Чуть телефон об стенку не треснул. И главное – Марине позвонить нельзя. Там этот Илья Семенович… Как разведчик… – Он внимательно посмотрел мне в глаза. – Ты ведь мне не врешь? Вчера ничего не случилось?
Я преданно смотрел ему в лицо. Только моргнул два раза.
– Я тебе не вру. Вчера ничего не случилось. Правда…
– Что?
По его лицу пробежала волна страха. Настоящая волна. Он в самом деле вчера испугался.
– Марина все знает.
– Как?!!
Он был ошеломлен. Вот этого он не ожидал точно.
– Что она знает?
– Все.
– Вообще все?
– Абсолютно.
– Перестань. Откуда она…
И тут я ему рассказал все то, что считал нужным.
Во-первых, про Марину. Во-вторых, про Илью Семеновича. Я рассказал ему о том, что они оба давно знают, кто он на самом деле. И о том, что им известно о его папе. Вернее, о его деньгах. Так что понтоваться насчет бедного родственника из Калуги больше не имеет смысла. Они просто прикидываются, когда он им парит мозги насчет однокомнатной квартиры, насчет папы в чужой семье и насчет мамы из техникума.
– Но откуда?..
– Где-то ты прокололся. Дерьмовый из тебя Штирлиц. Не рассчитал. Помнишь, какой у него был в Швейцарии знак провала? Горшок с цветами на подоконнике. Можешь его выставлять. Ты под колпаком у Мюллера.
Но всей правды он, разумеется, от меня не услышал. У него бы пиджак загнулся от всей правды.
Потому что у меня лично он загнулся.
Не надо было этому юноше знать, что Илья Семенович устроил на него охоту, и что в этой охоте Марина играет роль приманки, а я должен загонять на нее дичь, и что папа Илья собирает целое досье на модных женихов, и что несчастный Сережа в этом досье давным-давно стоял под первым номером – фамилия-то в Москве известная. Папа Илья хотел от Сережи внуков. Он хотел марша Мендельсона и Павла Петровича рядом с невестой.
«А ну-ка, сват, давай еще по одной!» – вспомнил я его отвратительный голос.
А я не хотел потерять работу. Илья Семенович это понял и решил, что я буду ему помогать. И я знал, что буду. Если не хочу, чтобы кое-кто узнал о том, где я провел ночь.
– И что мне теперь делать?
Голос у Сережи стал вдруг растерянный, как будто он догадался о подлинных планах Ильи Семеновича.
– Да ты не бойся. Все будет по-старому. Собирайся, поедем в Кузьминки. Они тебя ждут.
Лето
Сергей1 июня 1998 года
День защиты детей. Отец сказал, что скоро поедем в Италию. Жениться. Выпускные экзамены буду сдавать досрочно. Жену зовут Паола. Такое итальянское имя. Мою жену будут звать Паола. А не Марина. Отцу плевать на День защиты детей. Он крутой. Как сказал, так и будет. А я его сын. Но не такой крутой. Как ему кажется.
Подождем.
4 июня 1998 года
Не поеду. Завтра скажу ему, что не поеду. Пусть сам женится. Мама ему давно разрешила.
5 июня 1998 года
Завтра скажу.
7 июня 1998 года
Скажу завтра.
8 июня 1998 года
Воробьев говорит, что можно взять с собой Марину. Сволочь он, но идея хорошая. Скажет отцу, что это его девушка. Все равно теперь я за него плачу. Поедем втроем в Италию на мамины деньги. Там хватит.
А папа пусть целуется со своей Паолой. По фамилии Пануччи. Пануччи – дерьма три кучи.
11 июня 1998 года
Получил письмо от мамы. Первое за три года. Видимо, не любит писать. Просит, чтобы я не показывал его отцу. Так и так бы не показал. Странная она какая-то. Пишет, что я дебил. И что я занимаюсь дебильными вещами. Может, и так. Но мне от них бывает прикольно. Еще говорит – если не хочешь жениться, то не женись.
12 июня 1998 года
Завтра летим во Флоренцию. Воробьев с Мариной приедут туда поездом. Женитьба Фигаро. Ненавижу оперу.
Какой дурак заказал билеты на 13-е число?
12 июня 1998 года (поздно ночью)
Читаю старый дневник. Неужели это был я? Уайльд говорил, что в дорогу надо обязательно брать с собой что-нибудь интересное почитать. Поэтому он брал свои дневники.
