Александр Житинский - Flashmob! Государь всея Сети

На эти деньги нельзя было купить ничего лишнего. Про тот процент населения, который мог себе что-то позволить, я не говорю. Им можно пренебречь.

Иммунитет к деньгам был утерян. А это очень опасно. Бороться с болезнью алчности было нечем. И она погубила всех.

Оказалось, что насытиться можно пищей, зрелищами, водкой, женщинами, путешествиями, шмотками – но не деньгами. Даже когда купить на них уже ничего не нужно, ибо имелось всё – от швейцарских часов до теплоходов – страсть к их накоплению не ослабевала. «Деньги должны делать деньги!» – этот закон продолжал работать.

Советский человек умер, не выдержав удара денежным мешком, и на его месте возник «новый русский» – с деньгами или без, он все равно был «новым русским», потому что деньги определяли его кругозор и поведение, даже если он был беден, как церковная мышь.

Не осталось почти никого, кто мог бы не думать о деньгах и не поклоняться им. И в этом тоже причина моей вины, ибо я такой же, как все. Единственным оправданием может служить то, что я не нахапал денег, когда это можно было сделать, но и это оправдание звучит как обвинение или насмешка: не сумел стать богатым, лузер? ну и поделом тебе!

И самое печальное, когда деньги управляют наукой и искусством. Потому что истина и красота не могут иметь рыночную стоимость.

Поэтому дельцы от науки и искусства мне особенно неприятны. Ибо они делают деньги на фальсификации истины и красоты. Вот почему сейчас так расцвели паранауки, всяческие суеверия и прорицания, вот почему шарлатаны от искусства имеют бешеные бабки.

Понесло меня… А всё потому, что в кармане шиш и сижу на чужих, хотя и родственных, харчах.

23 июня 20… года

Вчера случилось неожиданное.

«Уважаемый Алексей Данилович!

Приглашаю Вас на чаепитие в наше скромное жилище во вторник в пять часов для небольшого делового разговора.

Уважающая Вас,

– Это ещё зачем? – спросил я.

– Не могу знать-с, – ответил мент с интонациями полового в трактире.

Впрочем, он охотно рассказал, что знал. Полина Демидова была вдовой убитого в прошлом году олигарха Юрия Демидова. Его расстреляли в «мерседесе» вместе с охраной на перекрестке средь бела дня. Его вдова с сыном и прислугой безвыездно обитают в коттедже. С ними живет ещё какая-то родственница, типа приживалки, не считая прислуги.

– У них все привозное, – сказал мент. – Продукты, техника, преподаватели для сына. Прислуги семь человек: гувернер, садовник, повар, ключница, уборщица, два водителя. Плюс собственная охрана – две сменные команды, неделя через неделю.

– А чем он занимался – тот, которого убили? – спросил я.

– Не могу знать-с, – повторил мент. – Бизнес. Финансы.

– Финансы поют романсы, – сказал я, вертя в руках приглашение.

25 июня 20… года

Я пошел на эту встречу. Любопытство сильнее осторожности. Меня брала досада, что я так легко вычисляем – с фамилией, именем и отчеством. И, вероятно, со всею подноготной.

Участок был окружен трёхметровым глухим забором из серого камня. По верху забора шли три ряда проволоки. Наличие керамических изоляторов на опорах свидетельствовало о том, что провода под напряжением.

В проходной с меня потребовали документы охранники в черной униформе. Записали в журнал. Позвонили кому-то: «Встречайте». Один из них повел меня к особняку хозяев, следуя на два шага сзади и сбоку.

Мы шли по выложенной плиткой дорожке к чуду архитектуры и дизайна, возвышавшемуся на три этажа метрах в ста от проходной. Я оглядывал участок: всюду была красота, отовсюду разило богатством. Садовые скульптуры, фонтаны, зеленые беседки, вдали теннисный корт и здание бассейна с огромными голубыми окнами…

Подошли к особняку. Мрамор, никель, стекло. Сбоку была пристроена церквушка с куполом, увенчанным крестом. Дверь открыл швейцар в ливрее, поклонился, назвал по имени-отчеству. Тоска меня стала снедать, как говорили в старину. Не умею я соответствовать стилю жизни со швейцарами в ливреях.

Охранник меня сдал и ушёл. А швейцар предложил раздеться, принял куртку, повесил на вешалку, позвонил по телефону, висевшему тут же на стене – естественно, с дизайном под старину.

– Алексей Данилович прибыли-с…

Голос как у дьякона – густой, с церковно-славянским налётом.

Сверху по лестнице уже спускался молодой человек приятного вида, излучавший улыбку. Как выяснилось позже, это был гувернёр, одновременно исполнявший роль дворецкого, что ли. Звали его Пантелеймон. Скорее всего, это был местный псевдоним. Я уже понимал, что хозяевам башку снесло на девятнадцатом веке, дворянском быте и прочей тургеневщине.

Он провел меня наверх к госпоже Демидовой.

Чтобы сэкономить время, я сразу отсылаю к Толстому – там, где он описывает, скажем, быт в усадьбе Болконских или в любой классический русский роман того периода. Чего изволите и кушать подано.

Полина Демидова оказалась сравнительно молодой женщиной, не больше сорока, всячески подчеркивающей в облике и наряде то, что принято называть классической русской женской красотой: открытый лоб, матовая кожа, сложная прическа из длинных русых волос. На ней было широкое домашнее платье, слава Богу, без кринолина.

Мы уселись за столик, который хочется назвать ломберным за его кривые ножки и малость размера, но, вероятно, он называется иначе. Полина принялась объяснять мне цель приглашения.

– Вы, вероятно, удивлены, Алексей Данилович? Я просто привыкла наводить справки о всех новых соседях и выяснила, что вы – физик. Это так?

Я изобразил смущённую улыбку, долженствующую показать, что какой я там физик – так, просто вышел покурить.

– Помилуйте… – произнес я нужное в данном контексте слово.

Слово это понравилось, я почувствовал. Демидова взяла со столика веер слоновой кости и принялась задумчиво его перебирать.

– Вы доктор наук… – напомнила она мне.

Я слегка развел руками. Что поделать, доктор. Утвержден ВАКом.

– Неисповедимы пути… – сказал я и снова попал в цель.

– У меня есть сын. Точнее, он мне пасынок, по возрасту я не могла бы иметь такого взрослого сына. Ему семнадцать…

Ну, в общем, вполне могла бы. Но допустим.

– Мы готовим его в Гарвард… То есть, я готовлю. Такова была воля его отца. К нему приезжают преподаватели. И сейчас нам не хватает репетитора по физике. Не могли бы вы согласиться, вам это будет удобно, вы рядом…

Вот уж не ожидал я трудоустроиться в этом месте!

– …о гонораре не беспокойтесь, он втрое превосходит самые высокие расценки, – закончила она, избавляя меня от необходимости упоминать о столь щекотливом вопросе.

– Что ж, извольте… Сочту за честь…

– Вот и прекрасно. Пантелеймон! – слегка повысив голос, позвала Полина.

В дверях возник Пантелеймон.

– Распорядитесь, голубчик, чтобы подали чаю. И позовите всех…

Мы перешли из гостиной в столовую, где стоял огромный овальный стол, покрытый белоснежной скатертью. Полина жестом указала, куда мне садиться, и тут в столовую вошли юноша и увядающая женщина, «чахоточная дева» по Пушкину, только значительно старше. Возможно, она была моей ровесницей, но скрывала это под слоем румян.

Это, как вы понимаете, был сын покойного хозяина Кирилл и дальняя родственница госпожа Глазычева Наина Георгиевна.

Юноша был красив, статен, хорошо физически развит, с дерзким, несколько вызывающим взглядом серых глаз. Волосы длинные, почти до плеч, хорошо ухоженные. Он был в потертых джинсах той степени потертости, что выдавала дорогую фирму, и в белой рубахе. Имя Чайльд Гарольд к нему бы подошло, а также ещё целая череда романтических литературных героев.

Мы пожали друг другу руки с коротким кивком.

Чаепитие началось.

Собственно, ничего особо интересного более не произошло. Обстановка была церемонной, мне пришлось полностью исчерпать запас вежливо-аристократических оборотов речи, если это были именно они, в чем я сомневаюсь.

Юноша явно скучал. Зато Полина была в ударе. Она затеяла разговор об Акунине, которого я не читал и едва выворачивался, поддакивая, потому как обнаружить невежество было невозможно. В сущности, надо было встать и откланяться, зачем ломать эту комедию. Но мне было любопытно – куда ведет этот новый поворот моей порядком изломанной биографии.

Роль Наины была ясна. Она оттеняла великолепие быта несколько анемичными, стертыми от долгого употребления восторгами.

Когда прощались с Кириллом, который по приказу Полины проводил меня вниз к двери, где уже ждал охранник, он сказал мне вдруг:

– Вы же Акунина не читали.

– Не читал, – признался я.

– А зачем врать?