Николай Семченко - Одиночество шамана
Лось наконец пошевелился, и свечение, вспыхнув, прекратилось. Животное потянулось к соседней ветке, ухватило её мягкими губами и принялось обгладывать кору. Спираль с его бока пропала, и сколько Андрей ни вглядывался, так больше и не обнаружил её.
По лестнице спускалась весёлая, смеющаяся пара. Лось, услышав голоса людей, ломанулся вглубь куртины, ветви за ним сомкнулись: вот он был – и нету.
Для одного дня событий в самом деле было слишком много. Андрей чувствовал себя усталым, разбитым, и к тому же невыносимо разболелась голова. Хотелось одного – лечь на диван, закрыть глаза и провалиться в темную глубину сна.
Он так и сделал. Но прежде чем лечь спать, на всякий случай, подтрунивая над собой, положил рядом на полу тот самый шаманский пояс. Если снова ему привидится какая-нибудь анчутка, то он уже знает, чем её отпугнуть.
4
Андрей забрался на сопку, на вершине которой стоял приземистый раскидистый дуб. Он напоминал шатёр, с одной стороны малость помятый: корявые ветви согнуты, листьев на них меньше – это из-за северного ветра: особенно сильно он дул тут зимой, и тогда от стужи лопалась кора дуба, но само дерево ни за что не хотело пригнуться в поклоне перед сиверко, и ветер от злости обламывал ему ветви. В густой короткой траве пылали звездочки красных саран, соблазнительно манили золотым блеском лютики, и, казалось, вот-вот забьют язычки тяжелых бронзовых колокольчиков никогда прежде не виданных Андреем вьюнков: они опутывали таволгу, белоснежные кисти которой источали медвяное, приторно-сладкое благоухание.
Он сел под дуб и глубоко, с наслаждением вдохнул воздух, пропитанный зноем и одуряющим ароматом трав и цветов. Отсюда, с вершины сопки, хорошо был виден берег реки: широкая отмель, вяло поблескивающая серебром волн, вдоль неё – песок вперемежку с разноцветной галькой, кое-где лежат тёмные валуны с проплешинами седого лишайника. Песчаная полоса была границей между рекой и рощей, в глубине которой виднелась странная полянка: бугристая, темно-серая, без единой травинки, она наверняка была сплошной базальтовой плитой, вынесенной каким-то природным катаклизмом наверх. Подтверждением этой версии служили вывороченные из земли огромные камни, в трещинах некоторых из них росли хилые деревца и кустилась трава.
На каменной поляне высилось сооружение из трёх базальтовых плит в форме буквы «П», причём нижние плиты были наклонены к центру, верхняя лежала на них идеально ровно, прямо посередине её был установлен столбик из камня. Андрей знал, что тень от этого столбика вслед за солнцем двигалась по кругу, аккуратно выложенному из черных и белых камушков – так люди, именовавшие себя Посредниками, следили за ходом времени. По каким-то, только им одним ведомым правилам, они точно знали, когда злой черный ворон снова поглотит солнце – и наступит мрак, завоют собаки и притихнут птицы, и они же ведали, долго ли, коротко ли это продлится. Посредники были в курсе, когда луна станет круглолицей – по ней они гадали о предстоящих дождях, начале хода кеты, разливах реки, и даже могли предсказать пришествие страшных духов, напускавших на людей мор и болезни. Однако незримые сеоны боялись Посредников, потому что те знали, как их увидеть и сразить своими меткими стрелами.
Напротив П-образной постройки находился камень с плоской макушкой в виде чаши, в ней горел костер. Белёсый дым от него ветер относил в сторону громадных валунов, которые стояли в ряд как хорошо обученные воины. На этих камнях были выбиты изображения духов, священных животных и какие-то таинственные знаки, значение которых знали только Посредники.
Самих Посредников Андрей ни разу не встречал. Люди с восторгом, граничащим с ужасом, рассказывали о них всякие небылицы: якобы они видят человека насквозь, для них не существует никаких преград, и они так же легко, как в собственные жилища, входят в другие, незнаемые миры, где живут разнообразные духи и души предков. Андрей и верил, и не верил этим рассказам. Его тянуло к запретному святилищу, но он не смел нарушить табу и войти на его территорию. Однако отсюда, с вершины сопки, можно было безнаказанно наблюдать за тем, что там происходит.
Прислонившись спиной к стволу дуба, он глядел вниз и не сразу заметил, как сзади к нему приблизилась высокая пожилая женщина. Она была не одна: в кустах лещины притаились миловидные девушки – прыская и зажимая рты ладошками, они пристально разглядывали молодого человека. Старуха, оглянувшись на них, сурово погрозила пальцем, и девицы враз присмирели, прикрывшись рукавами халатов. Они с любопытством наблюдали, как их предводительница встала за спиной Андрея, и тот, почувствовав, что не один, оглянулся.
– Ищешь буни18? – спросила старуха.
От неё несло холодом, будто старуха только что пришла с мороза, и в голосе было что-то зловещее – Андрей отодвинулся от неё, вскочил, и в этот момент земля под ним задрожала, пошла трещинами и он, боясь в них провалиться, отпрыгнул в сторону, но неудачно: попал в яму. Она была глубокой, и Андрей, ободрав руки и ноги о каменистые стенки, упал на самое дно, в склизкую сырость. Его окружала мгла, и, взглянув наверх, он увидел сияющий круг дыры, которую вдруг закрыла голова старухи. Она, оскалившись в хищной ухмылке, что-то прокричала ему, но слышно было плохо, Андрей лишь разобрал:
–… возникнешь… заново…
Старуха забросала дыру ветками деревьев, травой, и в яме наступила кромешная тьма. Андрей встал и, цепляясь за острые выступы, попытался подняться наверх, но все его попытки оказались тщетными: он оскальзывался и падал вниз. Выбившись из сил, он принялся кричать, но скоро понял, что навряд ли его кто-то услышит.
Тьма стояла кромешная – абсолютная чернота: Андрей чувствовал себя мухой, попавшей в тушь. Однако мало-помалу глаза привыкли к мраку и он начал разжижаться, сереть. Под ногами хлюпала холодная грязь, откуда-то сбоку тянуло сыростью и застоявшейся плесенью. Этому обстоятельству Андрей обрадовался: значит, где-то есть пролом, через который проходит воздух.
Он принюхался и, поймав слабый поток прелого воздуха, двинулся в его сторону и вскоре наткнулся рукой на мягкий глиняный пласт, подавшийся под нажимом назад. Андрей надавил сильнее – и рука вдруг резко вошла внутрь. Он пошевелил ею – вокруг ничего не было, пятерня свободно болталась в тёплом, влажном воздухе. Тогда Андрей надавил плечом на глиняный пласт, и он повалился внутрь, увлекая парня за собой.
Андрей падал и падал, как ему показалось – бесконечно. Тьма сменялась ярким светом, холод – невероятной жарой, страх – надеждой, его то обдавало пламенем, то бросало в ледяную купель, он взмывал куда-то вверх, в губительные ослепительные выси, и так же валился в мрак и зловонную мерзость, его мотало, болтало, несло, и сколько это продолжалось – минуту или вечность, Андрей так и не понял: время для него перестало существовать. Он слышал сдавленные стоны, тихий смех, шепоты, встревоженные крики птиц, и что-то липкое, похожее на паутину, касалось его лица, но не успевал он её смахнуть, как ласковое, прохладное дуновенье освежало кожу, чтобы через минуту испепелить нестерпимым жаром. Он звал на помощь, но никто не откликался, разве что усиливался этот зловещий шепот и кто-то испуганно вскрикивал, но тут же стихал.
Над его головой пронесся снежный вихрь – ледяной, промозглый ветер подхватил его и втянул в холодное месиво дождя и снега. Рот забило колючими льдинками, снежная каша залепила веки, и Андрей, незрячий и потерявший всякое чувство ориентации, очумело крутился в студеной сизой туче. Он не видел, как рядом с ним вдруг появился огромный орел. Его мощные крылья рассекали холодный морок и снежное месиво. Птица ударила Андрея крючковатым клювом и с торжествующим клёкотом схватила его железными когтями.
Орёл взмыл вверх, и вскоре мрак расступился – впереди ослепительно сиял круг света, в который птица и влетела. Ледяная корка на лице Андрея растаяла и, проморгавшись, он поглядел вниз: под ним были горы, среди которых стремительно неслись чёрные воды бурной реки. Белоснежные облака, странно мерцающие алмазным блеском, накрывали шапкой высокий утёс. Орёл завис над ним, грозно заклекотал и разжал когти – Андрей вывалился из них и, закрыв от ужаса глаза, стал стремительно падать вниз. Он лишь молил Бога, чтобы его смерть была мгновенной.
Однако приземлился он на удивление мягко. Андрей изумленно перевел дыхание и осмотрелся. Он лежал на круглой и ровной, будто сковородка, каменистой площадке. Ни единого деревца, ни травинки. Над ним нависало хмурое небо, и облака, до того мерцавшие алмазами, были мрачными и холодными. Внизу под утёсом разъяренно ревели бурные, в клочковатой жёлтой пене, огромные валы: они налетали, как стая шакалов, на камни и вдребезги разбивались о них. Дул сильный ветер, Андрей даже ухватился за валун, чтобы его не снесло вихрем со скалы.
