Марина Ахмедова - Крокодил

– Че, охуели тут летать? – харкнула Яга. – Как у себя дома вообще… Че вам тут… вам тут не это… Пошли на хуй отсюда… Полетели…

Яга спрятала палец в карман. Потопталась.

– Вот че за люди такие? – спросила она проникновенно. – Все изменяют. Никому верить нельзя. Я, может, тоже секса хочу… Может, я такими словами с вами некрасивыми говорю… А я ж если не люблю, не пойду. Даже если за деньги, не пойду… А теперь эта девушка евонная – родила ребенка ему, – сказала Яга и помолчала. – Был бы у меня мужик нормальный, я б колоться перестала и ребенка, может быть, родила б… А у меня же эти… ноги, как у модели. Я в эти солярии каждый день ходила. Маникюры делала, педикюры. Сумки себе за восемь тысяч покупала… Че, бог меня наказал… Я же, когда мама прошлый раз пошла в баню, сказала, хоть бы она там умерла. – Яга снова задрала голову, сузила глаза, чтоб не видеть неба или чтоб небу не видно было ее, и зашептала: – Я ж сказала – хоть бы она умерла, хоть бы у нее приступ сердечный был. Чтоб она туда пошла и не вернулась… Короче, наказали меня. По делу так конкретно меня наказали…

Яга достала палец из кармана, покрутила им в воздухе, как будто сверлила дырку.

– Че, видели? – спросила она. – Я вас не боюсь вообще… Всех порву… Усталый он, блядь. Других трахать – не усталый… Унижаюсь, блядь… Сейчас я как пойду, всех порву, всем как навтыкаю… А вы на хуй отсюда летите… Как у себя дома… Вообще…

Яга постучала – три раза. Подождала. Присела и заговорила в замочную скважину шепотом, таким хриплым, словно в горле у нее была терка, шинкующая голос на острые хрипы.

– Вань? Вань… Открой, это я…

Она открыла рот, сосредоточилась, приставив ухо к двери.

– Вань, – позвала просительно. – Вань, че ты? Открой.

За дверью было тихо.

– У меня, короче, к тебе дело, важное…

Постучала еще трижды. Оглянулась на соседние двери. Из-за них тоже не доносилось ни звука. В подъезде было тихо, и его бетонные пролеты удесятеряли звуки и шорохи, производимые Ягой.

– Вань… – позвала в скважину.

Эхо ее голоса возвращалось со спины, как если бы скважина была закупорена или как если бы за дверью была стена. Как если бы этот подъезд не углублялся квартирами, а только высился пролетами вверх, к крыше, а дальше – в небо.

Эхо, которое возвращал ей подъезд, было таким глубоким и несовместимым с тишиной за дверью, что можно было подумать – оно действительно побывало на небе.

– Я каплей тебе принесла, Вань… – прошептала Яга. – Че ты, я же знаю, что ты дома…

Послушала. Тихо.

– У тебя же свет в окне горел, я с улицы посмотрела, – сказала Яга громче и обиженно замолчала.

Громкие слова пробили скважину, и эхо, пришедшее сверху, оказалось слабей. Яга молчала, только шевелила губами, видимо, не зная, что еще сказать.

Она встала. Долго смотрела на дверь. Тупое выражение сходило с ее лица, уступая место злости. Раздула ноздри, кончик носа заострился.

Пнула ногой дверь. Застучала в нее кулаками.

– Открой, сука-блядь! Че ты там прячешься с этой проституткой?! Открой, я вас всех сейчас порву!

Перевела дыхание.

– Че ты мной, сука, пользовался, когда я на заправке работала! – крикнула. – Как денег не стало, сразу усталый, блядь… – Яга сжалась. Прислонилась плечом к двери и поскользила по ней вниз. По подъезду, тоже сверху вниз, прошел шорох, разделивший его напополам.

– Че, теперь не нужна тебе, Вань, да? – спросила она с обидой и укоризной, прорвавшейся из ее хриплого горла неожиданно тонкими, почти детскими нотками. – Деньги все решают, да, Вань? А я ж тебя люблю… – Яга помолчала. – Че ты меня так унижаешь, Вань? …Вань! Вань-ка! Открой!

Она прислушалась, приподняв брови. Как будто сильная атака должна была извлечь с той стороны хоть какой-то звук. Но не было ничего. Она тупо ткнулась в дверь лбом.

– Ванька, че ты меня унижаешь вот так? – хрипло спросила она. – Я же тебе каплей принесла. Ты че, думаешь, я больше заработать не смогу? Ты же знаешь, сколько у меня точек… Хочешь, я тебе завтра тысячу рублей принесу?

За дверью скрипнуло, и Яга встрепенулась.

– Ваня, я еще здесь! – крикнула она.

Но за скрипом ничего не последовало. Яга вскочила и начала бить кулаками в дверь.

– Сука конченая! – хрипела она. – Кобель, ебаный в рот! Думаешь, тебе кто-то больше принесет?! «Последний путь» по тебе плачет! Сдохнешь там, я близко не подойду… Сука сколовшаяся…

Из-за двери больше не доносилась ни звука. Яга подождала. Вытерла ноги о коврик, шаркая на весь подъезд.

– Тогда пойду я, если так… – мрачно сказала она и заковыляла по лестнице.

Выйдя на улицу, она сузившимися глазами посмотрела вверх и сказала с угрозой:

– Унизили меня, блядь.

Под стеклянным навесом остановки ждали старик и женщина. Старик сидел на скамейке, опираясь обеими руками о клюку. Светка остановилась рядом, под навес не заходя, ссутулилась и выставила ногу вперед.

Закрапал мелкий дождь. Пупырышками он сел на стекло. Старик смотрел на проезжавшие мимо машины с таким равнодушием, словно это были одни и те же машины с одними и теми же людьми, идущие по кругу. Он встрепенулся, когда троллейбусные провода дернулись. Показался троллейбус. Старик вышел из-под навеса и встал впереди Светки.

Троллейбус остановился и, клацая, раздвинул передние двери. Старик и женщина вошли в троллейбус. Тогда только Светка зашла под навес, села на край скамейки, закинула ногу на ногу и, сведя руки в карманах, смотрела на носок кроссовки. Она нащупала в кармане бумажку и не переставая трогала ее.

Под навес вошла женщина и, окинув Светку взглядом, тоже села на скамейку. Светка отодвинулась.

Дождь застучал по стеклу. Стук перешел в шуршание. Совсем перестал. Светка сидела не шевелясь, как каменная, только пальцы ее незаметно двигались в кармане куртки, щупая бумажку. Она разжала плечи, только когда троллейбусные провода резко ушли вниз, словно за них кто-то потянул.

Светка огляделась и пошла в сторону железной ограды, которая замыкала кусок пустой земли, поросшей желтыми кустиками прошлогодней травы. За оградой начинались сосны, ободранные до самых верхушек. То ли из-за заброшенности той части города, в которой они росли, то ли оттого, что квадрат земли за оградой напоминал еще не занятое кладбище, сосны выглядели худыми и слабыми, несмотря на свой рост.

Левее виднелась автостоянка с бросающейся в глаза деревянной будкой цвета такого голубого, каким не было даже небо в этой части города.

Светка прошла мимо автостоянки, сразу за ней свернула и оказалась в заасфальтированном и взятом в бетонные ограждения дворе. Пошла по узкой дорожке, ведущей наискосок к бежевому зданию. Навстречу Светке по дорожке шла худая женщина в берете и солнцезащитных очках. Падающие из берета прямые ржавые волосы закрывали половину лица. Виден был только мертвенно-бледный острый подбородок. Женщина говорила по телефону, держа трубку у уха и костяшками пальцев постоянно поправляя сползающие очки.

Когда Светка с ней поравнялась, в роще истерично закричала птица: у-у-у. Светка пошла быстрей. У центрального входа она остановилась, сощурила глаза, читая вывеску. На площадке перед входом стояли каменные вазы с трепещущими низкими цветами красного цвета, похожими на маки.

Сзади из-под деревьев раздался мужской смех с высокими истеричными перепадами. Светка обернулась. На спинке скамейки сидели несколько худых парней и одна девушка с короткой стрижкой, в широких штанах. Они смотрели на Светку недружелюбно, и она, поглубже засунув руки в карманы, заспешила внутрь.

Светка присела на стул с железной спинкой, стоящий напротив двери. Просидев несколько минут, она наконец подняла голову и бросила взгляд по сторонам. На таких же стульях в длинном коридоре сидели еще несколько человек. Один из них – худосочный парень с редким мышиным ежиком на голове – в тихой судороге сжимал сцепленные руки. Остальные с таким же безразличием, как Светка, рассматривали что-нибудь – пол, стены, – подолгу упираясь в них взглядом. Свет падал из широких окон со спины. Коридор казался пустым. На дверь никто не смотрел.

Светка обернулась и поглядела в окно. Весенние дожди оставили на нем пыльные разводы. Виднелись верхушки сосен. Под углом, с которого смотрела Светка, было не видно, что внизу они ободраны. С сосны на сосну черной точкой летала какая-то птица и, наверное, кричала. Светка не отрывалась от окна, словно это оно, а не дверь, должно было распахнуться.

Дверь открылась. Светка не обернулась. Кто-то прошел мимо нее. Дверь тихо закрылась. Тогда только Светка снова села лицом к двери и, закинув ногу на ногу, уставилась на черный носок кроссовки.

Оставшись в коридоре последней, Светка вдруг встала и пошла по коридору к выходу, вихляя бедрами, как Яга. Возле последнего окна она остановилась. Теперь с высоты полного роста ей хорошо были видны ободранные стволы и ограда, за которой пусто и которую снова нужно будет пройти.