Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Конечно, не скажешь. Ты скоро вообще навсегда замолчишь, станешь хорошей и покладистой девочкой, – ухмыльнулся Христофоров. – И уже не будешь брыкаться, когда я снова решу с тобой совокупиться. А знаешь, почему?
Он связал ей ноги и теперь держал в руке кляп, чтобы после Настиного ответа опять его засунуть.
– Не надо! Побойтесь Бога! – оцепенела от страха девушка.
– Правильно, потому, что будешь мертвой. – С этими словами маньяк стал возиться с кляпом.
Настя принялась мотать головой, но мужчина вдавил ее голову в кровать и без труда справился со своей задачей.
Допросив Кощея и членов его банды, Солудев получил исчерпывающие доказательства того, что убитый Петраковым инспектор был предателем, работавшим на немцев. Написав рапорт, где подробно изложил все обстоятельства, он отправился к начальству. После его доклада заместитель начальника управления Огурцов, не мешкая ни минуты, отправился к комиссару, а выйдя вскоре из его кабинета, передал поджидавшему Солудеву его рапорт с собственноручной отметкой начальника управления об освобождении майора Петракова из-под стражи.
– Ты только ему про детей как-нибудь покорректнее скажи, – предупредил он Солудева, – а то его кондратий хватит сразу. Потяни немного, постепенно выдавай, сначала про сына, потом издалека про дочь.
– Хорошо, попробую, – озадачился Солудев.
Однако первые слова Петракова, когда его привели из камеры в караульное помещение, были о сыне:
– Что со Славкой?
– Все в порядке, – поспешил успокоить его приятель, – он спасен и сейчас в безопасности.
– Слава богу. – У Петракова подкосились ноги, и он уселся в караульном помещении, не в состоянии некоторое время даже встать.
Придя в себя, они с Виктором поднялись в отдел и расположились в кабинете Солудева, всю дорогу пройдя молча, каждый в силу своих причин. Майор Петраков продолжал радоваться спасению сына и уже начинал прикидывать в голове слова, которые ему скажет. А майор Солудев молчал, выполняя прежде всего инструкцию Огурцова, который наказывал выдавать информацию постепенно.
Налив приятелю крепкого чая, Солудев придвинул ему сахар и галеты.
– Давай подкрепись немного.
– Неужто, кроме чая, больше нечего налить? – усмехнулся Петраков.
– И в самом деле, чего это я? – взмахнул руками Виктор и исправил свою ошибку, достав из железного сейфа флягу с медицинским спиртом.
– За победу! – чокнулся с ним Петраков, все еще до конца не понимая, почему его освободили, но зная самое главное – его сын жив.
– За твое освобождение! – чокнулся с другом Солудев.
– Сын где сейчас, дома? – продолжал интересоваться Славкой отец.
Виктор ушел от прямого ответа и, чтобы не форсировать события, сначала назвал причину освобождения.
– Повезло, – улыбнулся Петраков. – Я и не надеялся, что дознаются о попытке моей вербовки этим лейтенантом.
– Цыган выручил. Если бы не он, ты бы до сих пор сидел бы под арестом, – пояснил ему приятель.
– А этот-то каким образом здесь оказался? – нахмурился Петраков, чье настроение в один миг стало хуже некуда.
– Так он и Славку твоего спас. Зарецкий ведь в диверсионную группу внедрен был, – продолжал удивлять друга Виктор.
– Славку? – эхом повторил майор, погрузившись в налетевший рой мыслей.
– Парень сейчас под арестом, он все же в банду входил, – перешел наконец к главному Солудев.
– Да, да, – посмотрев внимательно на приятеля, словно перепроверяя сказанное, закивал Петраков.
Солудев налил еще немного спирта.
– Мне надо домой, – вышел из задумчивости Петраков. – Машину дашь?
– Конечно, – чокнулся с ним Солудев, выпивая спирт и собираясь с духом, чтобы сообщить Петракову о пропаже Анастасии.
– Как там остальные мои? Все здоровы? – поднялся со стула Петраков, интересуясь больше для проформы, уверенный, что все нормально.
Солудев, подбирая слова, стал рассказывать Петракову о событиях, связанных с исчезновением Насти, и Петраков опустился назад на стул.
– Опять Цыган мне несчастье принес, – вылил свое отчаяние на Зарецкого Петраков. – Как только он появляется, у дочери начинаются проблемы.
– Он-то при чем? Настя исчезла до его прихода, – изумился Солудев.
Город опять начали бомбить. Правда, где-то далеко, но от разрывов авиабомб здание кинотеатра сотрясалось. Нецецкий ухватил край листа, которым было заколочено окно, и рванул его на себя. Но вместо ожидаемого треска фанеры услышал звук выстрела и почувствовал резкую боль в правой лопатке. Он отпрянул от окна и развернулся лицом к Брюжалову. У того в руке был пистолет.
– Ты что, фраер, творишь? – Нецецкий хотел вырвать у него из рук оружие, но второй выстрел, в живот, отбросил его назад и опрокинул на пол.
Зарецкий, стоявший почти на пороге комнаты, в которую зашли эти двое, когда услышал первый выстрел, инстинктивно отскочил на несколько метров в сторону, держа наготове свой револьвер. После крика Нецецкого и второго выстрела он понял, что происходит внутри, и стал ждать развязки.
Дед, лежащий на полу, скривился от острой боли, зажимая рукой рану.
– Все, амбец. – Нецецкий усмехнулся, поднимая взгляд на Брюжалова. – Чем я тебе, гнида, помешал?
– Я ничего против тебя не имею, просто изображением твоей физиономии обклеен весь город, – спокойно разъяснил Семен Иванович. – Я бы с тобой не прошел эвакуационный контроль на Ладоге.
Брюжалов стал медленно приближаться к Нецецкому, намереваясь добить его. Дед, державший руку на животе, перевернулся на бок и скрытым от Брюжалова движением засунул руку в карман тулупа.
Бах! Бах! – слились в единый два выстрела.
Нецецкий выстрелил прямо через карман тулупа и попал стоящему над ним Брюжалову в грудь. И тот, выстрелив одновременно, со всего размаху завалился назад. Пуля из браунинга исполкомовского работника прошла сквозь ключицу уголовника и вышла наружу, не ускорив существенно приближение его смерти.
– Ха, – выдохнул радостно Нецецкий, преодолевая страшную боль и доставая револьвер из кармана. – Ваши не пляшут, Семен Иванович. Сейчас я тебе помогу.
Брюжалов, лежащий в трех метрах от него, не мог пошевелиться, так как пуля, вошедшая в его грудь, пробила легкое и застряла в одном из грудных позвонков, начисто парализовав. Он попытался что-то сказать, но вместо звука из его горла пошла густая темная кровь.
Видя, что противник пребывает в худшем состоянии, чем он сам, и больше не представляет для него никакой опасности, Нецецкий, казалось, обрел дополнительные силы. Он поднял револьвер выше, старательно прицеливаясь в голову Брюжалова. Но силы его оставили, и револьвер сначала заходил ходуном, а потом и вовсе выпал из руки на пол. Зарецкий, услышав этот звук, взвел курок и влетел в комнату, выбив дверь ногой. Первым делом он подскочил к Нецецкому и отбросил лежащий рядом с его рукой револьвер. Затем подошел к Брюжалову и, разжав его пальцы, вытащил браунинг. Мужчина, пускающий изо рта кровавые пузыри, мог только глазами сопровождать действия появившегося Зарецкого.
– Познакомьтесь, господин Брюжалов, или как вас там – Ганс, Фриц… – пережив короткий шок от появления Ивана, начал ерничать Дед, – перед вами тот самый Цыган, который остался живым благодаря вашим тупым немецким военным, которые не слушали старого вора.
Иван повернулся к Нецецкому, соображая, что ему делать.
– Ванечка, вовремя ты поспел. Я всегда говорил, что ты фартовый малый, – продолжил скрипеть голос Нецецкого. – Теперь сможешь отыграться на мне, благо я, как решето, валяюсь тут без всякого сопротивления.
– Где Анастасия? – наклонился над ним Зарецкий.
– Это кто такая? – прикинулся непонимающим Нецецкий.
– Где дочь Петракова, я тебя спрашиваю! – почти вышел из себя Иван.
– А я почем знаю? Девка твоя, я ей не пастух, – скривился то ли от боли, то ли от злости старый вор.
Иван приставил дуло револьвера к его голове.
– Давай, стреляй, нет мочи терпеть, – застонал уголовник, которому быстрая смерть не казалось такой уж страшной.
Зарецкий понял, что старый вор хочет, чтобы он его убил и тем самым избавил от страданий. И поэтому, наоборот, убрал револьвер от его головы.
– Значит, не скажешь?
– Нет! – крикнул Дед. – Она скоро сдохнет. Но сначала ее изнасилуют, а потом будут медленно резать на куски.
– Хочешь, чтобы я облегчил твою участь, скажи, где Настя, – стараясь не терять самообладания, предложил сделку Иван.
Вор на мгновение задумался, словно взвешивал на весах свою ненависть к Цыгану и объявшую его тело боль.
– Нет, – выдавил он, попытавшись засмеяться, но лицо его накрыла гримаса.
Посмотрев на второго, еще подававшего признаки жизни, Иван направился к выходу.
– Цыган! – почти просительно окликнул его Дед.
– Скажешь? – обернулся в дверях Иван.
На лице уголовника вновь отразилась борьба, но потом он только плотнее сжал зубы, показывая тем самым свой выбор. Зарецкий вышел из комнаты и, спустившись на улицу, пролез через лаз наружу.
