Александр Филиппов - Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Федька скорее из вежливости, чем от удивления, выгнул дугой брови, молча пододвинул гостю пепельницу, серебристую зажигалку. Сам прикурил от другой, должно быть, из золота. Чиркнул, клюнул кончиком сигары голубой огонек, закрыл крышечку и спрятал зажигалку в карман. Дорожил, стало быть. Обернулся к застывшему возле двери здоровяку-телохранителю, пыхнул дымком, кивнул рассеянно:
– Иди, браток. Мы тут сами… промеж собой разберемся. – Глянул остро на гостя. – Так что ты про болезнь-то говорил?
– Здоров я. Как бык, – повторил Самохин. – Нет у меня никакого рака. И не было.
– Вот видишь. Я ж говорил – не торопись помирать! А ты – за пистолет хвататься.
– Да, о пистолете, – обрадованно вспомнил Самохин и, привстав, пошарил за спиной. Вытянув из-под ремня револьвер, подал приятелю. – Вот, возьми. Слава богу, не пригодился. – И, не выдержав, укорил-таки из кумовской вредности: – Ну и охрана у тебя, между нами говоря… Я бы мимо них, если б захотел, ружье пронес!
Федька покривился досадливо, со вздохом взял револьвер.
– Где ж их, профессионалов-то, взять Опитые служаки, вроде тебя, – на пенсии. Молодых учить да учигь… – Нюхнул ствол, крутанул барабан. – Ты чо, стрелял из него?
– Два раза, – виновато признался Самохин. – В роще зауральной. По пивным банкам. Поддавали у приятеля одного на даче, ну и не выдержал, похвастался. Я, грю, тайный агент, до сих пор на службе. И при оружии. Дал ему разок стрельнуть. Ну и сам… Да ни хрена никуда не попали!
– Ну-ну, – скептически хмыкнул Федька, пряча револьвер в ящик стола. – А товарищем твоим, ну, на даче-то, небось соседка-блондинка была. Вот ты перед ней хвост-то и распушил!
– Все-то ты знаешь… – потупился Самохин. – А не знаешь ты одного, – становясь серьезным, заявил он вдруг, – что сегодня вечером в областной больнице Щукина, главного конкурента твоего… по делам бизнеса… укокошили!
Федька даже не попытался разыграть удивление, сосредоточенно почмокал кончиком сигары, спросил, раскурив:
– А ты откуда знаешь? Тоже там был?
– Да побойся Бога, Федя, – возмутился Самохин. – Чтоб я… на старости лет да в мокруху ввязался?! Я что, дурной?
– И не такое бывает, – грустно возразил Чкаловский. – Я о случившемся тоже знаю. И поболее тебя.
– Да ну?
– Представь себе, мне даже убийца известен. Вернее, два убийцы. Самое интересное, что ты тоже их знаешь.
– Знаю? – обескураженно изумился Самохин.
– Да. И очень неплохо. Щукина знакомые твои, ну, этот, как его, бывший доктор и второй, беглый солдат, что ли, замочили. Уже и по сводкам УВД прошло.
– Не может быть, – искренне мотнул головой отставной майор. – Они-то в эту историю с какого бока замешаны?
Федька притушил сигару, сказал задумчиво:
– Да я и сам ничего не пойму… Там, говорят, еще третий был… Теперь на него вся надежда…
– А… Новокрещенов? Его что, взяли?
– Скажем так… Только добиться от него ни слова нельзя.
– Молчит? Не колется?
– И не расколется, – пригасив невольное торжество в голосе, заявил Федька. – Мне только что перед твоим приходом звонили. Убит он.
– Убит?!
– Мертвее мертвого. Его адресок опера из местного РОВД вычислили. Уж как исхитрились так быстро – не знаю. Нагрянули на хату – а он там мертвый. С ножом в сердце. Пока повязали соседа его, чучмека-беженца. Но главный подозреваемый – сожитель Новокрещенова некто Жмыхов. Версия следствия – они Щукина грохнули по чьему-то заказу, а потом поссорились. Деньги не поделили или на почве гомосексуальных отношений… Теперь его ищут.
– Вот даже как… – удрученно протянул Самохин. – Тебе, значит, мало показалось следы замести, так ты еще исполнителей после смерти дерьмом обмазал. – И пристально посмотрел Федьке в глаза: – Зря ты так-то. Не по-людски.
– А я чо?! – возмутился, не выдержав этого взгляда, тот. – Ты чо, на меня-то? Ишь, зенки ментовские выкатил. Пригаси шнифты-то, пригаси. Да и ваще пошел ты, будешь еще мне в моем дому нотации читать!
– Тебе, Федя, не нотации читать, – серьезно промолвил Самохин, – тебе за это башку оторвать надо. По любым понятиям – и нашим, ментовским, и вашим, блатным, и Божеским…
– Да я тебя! – вскочил Федька.
Но отставной майор приказал властно:
– Сидеть! – А потом разъяснил вкрадчиво: – Я тебе, Федя, не про Новокрещенова сейчас толкую. Он мужик взрослый, сам свою дорожку выбрал. Ты, небось, неплохо ему заплатил, так что у того глазенки-то и разгорелись… Я тебе, Федя, пацанчика не прощу. Солдатика. Тебя ж по-человечески помочь попросили. А ты игру завел. Сдал пацанчика. А он, между прочим, Родину защищал. Несмотря на то, что она такими, как ты, гнидами усыпана.
– Достал ты меня этим пацаном, – в сердцах бухнул по столу пухлым кулачком Федька. – Их за эту войну да за прошлую тысяч десять уже наваляли – и ничего! Никому дела нет! До сих пор в рефрижераторах замороженные трупы лежат. А ты взъелся из-за одного. Ну, отслужит он, отвоюет или из плена вернется, и – что? На биржу труда? На иглу? Их даже преступные сообщества в свои ряды не берут, они ж отмороженные на всю голову, а потому никому и не нужны! Уж так и бы сказал, что тебе мамаша его приглянулась. Нашел, дурак, из-за кого со мной ссориться!
Самохин слушал скорбно, дымил «Примой», потом глянул украдкой на часы, промолвил, как бы сам с собой разговаривая:
– Нет, все-таки сидит внутри вас, уголовников, дефект какой-то. На генетическом уровне. Вроде дальтонизма душевного…
Видя, что гость успокаивается, Федька взял себя в руки, сказал, перехватывая инициативу:
– А я ведь знаю, кто третий в убийстве Щукина участвовал. И, ежели что…
– Ну и знай, – равнодушно пожал плечами Самохин. – Ты мне лучше вот что скажи. Ну, положим, зэка-чеченца ты через Новокрещенова в заложники взял, чтобы соплеменников его к сотрудничеству принудить. А вот зачем ты на меня лепилу из «Исцеления» натравил – ума не приложу. Денег у меня больших нет, чтоб доить-то, от несуществующего рака спасая. В чем тогда смысл этого наезда?
Федька ухмыльнулся, сказал с обезоруживающей откровенностью:
– А чтобы ты за деньгами прибег. А то живешь, праведный такой, гордый, ни от кого не зависишь…
– А-а… – понимающе протянул отставной майор. – А я ведь и вправду чуть к тебе на поклон не пришел. За деньгами на курс лечения. Да история с пленным пареньком, слава богу, помешала…
Федька слушал, щерился фарфоровой улыбкой, а потом отрезал:
– Бога-то погодь благодарить. С «Исцелением» сорвалось, ладно. Но ты на мой крючок все равно попался. Ты третьим убийцей Щукина был. И теперь, кроме меня, тебя никто не спасет.
– Да уж… губы раскатал, – презрительно усмехнулся Самохин.
– Нич-чо… мент Месячишко-другой под следствием попаришься, в общей-то камере, с уголовниками да психами, так после в ногах у меня будешь валяться. И, если хорошо попросишь, я, может быть, деньжат тебе на хорошего адвоката подкину.
– Адвокат, Федя, скоро тебе понадобится, – торжествуя, заявил Самохин, услышав, как за окнами коттеджа, взвизгнув тормозами, остановились автомобили – два или три, не меньше.
– С какого это рожна? – косясь в окно, насторожился Федька.
– А потому… – Самохин встал с уничижительного кресла, независимо закурил, задымил «Примой», пустив клуб едкого дыма в настоянное ароматом дорогих сигар, коньяка пространство изысканно обставленного кабинета. – Потому, Федя, что третьим убийцей Щукина был ты.
– Ты чего мелешь? – побагровел Федька. – Ты на что намекаешь?!
– Потом поймешь, – резко осек его Самохин и принялся прохаживаться, утопая по щиколотку в ковровом ворсе, заложив руки за спину и независимо вздернув подбородок с зажатой в зубах сигаретой.
Грохнула железная калитка – будто колокол ударил в ночи, и сразу же весь дом наполнился топотом, треском вышибленных дверей и сокрушаемой мебели. Федька вскочил, схватился за трубку, ткнул пальцем в телефон, хотел позвонить, но в кабинет уже вломился огромный боец в серо-синем милицейском камуфляже, в черной маске, рявкнул, поведя стволом автомата:
– Руки за голову! Не двигаться!
Самохин безропотно положил руки на затылок, выплюнув сигарету на пышный ковер и притоптав ногой – от пожара. Федька осторожно опустил трубку на аппарат и, подняв пухлые ладони над головой, рассмеялся добродушно:
– Сдаюсь, сдаюсь… Проходите, дорогие гости, будьте любезны… Я готов к сотрудничеству. Так что попрошу без этих ваших штучек вроде пинков под ребра. Предупреждаю, здоровье у меня слабое, а вот адвокаты, наоборот, сильные!
А между тем в кабинет вошел еще один боец в маске с укороченным автоматом АКСУ на груди, а следом влетел порывистый полковник Смолинский – в бронежилете, в лихо заломленном краповом берете, с армейским пистолетом Стечкина в руке.
