Николай Мамаев - Рейс на Катар (сборник)
Таща за собой чемодан, которым то и дело задевал прохожих, Нежин аккуратно спустился по ступеням перрона. Он держал курс по направлению к главному зданию вокзала, внутри которого находился единственный выход в город. Мимо проплывали цветочные и газетные киоски, сувенирные лавки, кофейни. Нежин благополучно миновал неудобные турникеты и вышел на проспект, очутившись всего в паре шагов от автобусной остановки.
Невдалеке от нее что-то живо обсуждала небольшая группа иностранных туристов. Лысоватый мужчина с усами тряс перед лицом своих трех престарелых спутниц оранжевым путеводителем, при этом активно жестикулируя свободной рукой. На лицах дам читалось снисхождение к эмоциональному говоруну и играла едва заметная улыбка.
Желтый игрушечный автомобильчик не заставил себя долго ждать. Намеренно неспешно он подкатил к остановке. Временно избавившись от своей тяжелой ноши, теперь небрежно закинутой водителем в багажник такси, Нежин уселся в крохотный салон пучеглазого автомобильчика.
– Куда вам? – холодно осведомился неприветливый шофер.
– На Солье Планум, – ответил Нежин. – Это недалеко от Манежа!
Такси плавно тронулось с места и поплыло по замирающему вечернему проспекту. В динамиках грохотал рокабилли.
Нежин вдруг вспомнил о ракушке, которую в прошлый раз привез с Ривьеры, и о прекрасной черноволосой незнакомке, поранившей об нее свою восхитительную бронзовую ножку во время пляжной игры в мяч. Она отрывисто вскрикнула, когда наступила на острую окаменелую грань, скорее от неожиданности, чем от боли. И в этом, по его мнению, было что-то прекрасное. Что-то художественное и изящное. На грубой шероховатой поверхности до сих пор можно было рассмотреть едва заметные пятнышки засохшей крови. Нежин многозначительно улыбнулся нахлынувшему приятному воспоминанию.
Он совсем перестал замечать ход времени, предаваясь воспоминаниям, когда автомобиль притормозил напротив старого семиэтажного жилого дома с эркерами. Начинало смеркаться. Нежин вслед за водителем выскользнул из такси, принял багаж и расплатился. Он рассеянно перебежал дорогу под сопровождение нервных сигналов клаксона проезжающих мимо автомобилей, чуть было не налетел в дверях на симпатичную белокурую немку и, наспех извинившись перед ней, принялся подниматься по лестнице на четвертый этаж.
Людка приметила отца, когда тот еще выползал из такси. Она сразу же бросилась к входным дверям и по пути, споткнувшись обо что-то, чуть было не растянулась во весь рост на полу.
– Папочка! Наконец-то! – зачирикала она, едва отец переступил порог квартиры. – Мама, папа приехал!
– Приехал-приехал, – на лице Нежина заиграла улыбка, – а как же иначе?!
Он наклонился и поцеловал ее в задорный носик, отмеченный россыпью веснушек.
– А мы только что поужинали! Как жалко, ведь ты совсем чуть-чуть опоздал, – Людка обняла отца, прижавшись щекой к его груди.
Под аккомпанемент громыхнувшей в раковине посуды из кухни вышла Тамара. Такая домашняя, в голубом переднике, на секунду она застыла на месте, спешно вытирая руки о передник. Она не сводила выразительных карих глаз с Нежина.
– Боренька! – мгновение спустя она уже висела на нем, покрывая его лицо поцелуями. – Как же ты долго в этот раз! Как доехал?
– Поверь, без каких либо происшествий, заслуживающих твоего внимания! Разве что пришлось задержаться в Вале: какой-то чудак забыл там в уборной свой чемодан. Так что нам пришлось простоять в общей сложности более трех часов вместо положенной пятнадцатиминутной остановки, – улыбнулся Нежин. – Поистине курьезный случай!
– Теперь понятно! – Тамара распустила пучок на затылке, и густые каштановые волосы разлились по ее объемной груди, плечам, спине. – Мы думали, ты успеешь к обеду. Надеялись, что успеешь, – поправилась она.
– Я тоже надеялся, но получилось как всегда! – устало вздохнул Нежин. – ты же сама знаешь…
– Выглядишь не очень… Ты что же, совсем не спал?
– Так, пару часов, незадолго до прибытия.
– Ну а ночью?
– Ночью? Нет… Ночью читал, потому что никак не мог заснуть. Сказать по правде, я вообще не понимаю, как некоторым это удается – забраться наверх, крякнуть и через минуту уже захрапеть. Нет, просто уму непостижимо!
– И никаких взбитых подушек и хрустящих одеял, верно? – она сочувствующе посмотрела на него. – Знаешь что, от ужина мало что осталось, но я могу попробовать что-нибудь быстренько приготовить. Как насчет крепкого горячего черного чая? Или немного подождешь? Минут десять, не больше…
– Не переживай, я плотно пообедал в вагоне-ресторане. Пожалуй, даже слишком плотно. Так что ограничусь одним чаем. Сейчас я больше всего мечтаю просто развалиться на диване, – он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.
– Тогда раздевайся скорее, – подытожила Тамара. – Да оставь ты в покое этот чемодан, успеется с ним еще. Ты ведь только зашел…
Она заварила чай и теперь стояла, разливая его по фарфоровым кружкам. Людка, устроившись рядом на кухонном табурете, время от времени расправляла складки своего нарядного белого сарафана. Она с любопытством рассматривала отцовский чемодан, который представляла, вероятно, соучастником каких-нибудь опасных приключений. «Наверняка что-нибудь в духе Марка Твена», – подумалось Нежину.
Сбросив с себя верхнюю одежду, он подошел к кухонному окошку и теперь смотрел на уже звездное небо, по которому, словно по огромной кухонной столешнице, чьи границы терялись где-то за линией горизонта, неведомые силы нечаянно рассыпали бесчисленные сахарные крупинки.
Крепкий горячий напиток немного приободрил его. Он посмотрел на Людку: та, уже будучи не в силах допить свой совсем остывший чай, клевала носом. Тамара продолжала возиться у раковины.
В ванной комнате, до которой ему наконец-то удалось добраться, Нежин с облегчением сбросил с себя часть остававшейся одежды и с удовольствием залез под тугую струю горячей воды. Не было ничего удивительного в том, что чуть позже, не найдя в себе сил, он так и не добрался до забытого в коридоре чемодана, желающего поскорее избавиться от своего распирающего содержимого. Нежин рухнул на постель поверх белого пухового одеяла и, едва успев скинуть домашние туфли, забылся глубоким сном.
Воскресное утро выдалось пасмурным. По серому октябрьскому небу не торопясь ползли тяжелые свинцовые тучи, зависали над городом, продолжали неспешно свой путь. За окном срывающиеся с крыши капли – отпрыски только что прошедшей мороси, постоянно ломая нужный ритмический рисунок неуместными паузами, восьмыми долями барабанили по жестяному карнизу.
Нежин проснулся свежим и отдохнувшим. Тома спала рядом. С головой укутавшись в одеяло, она умиротворенно посапывала. Нежин набросил на себя потрепанный домашний халат и зашаркал в детскую посмотреть, не проснулась ли Людка. Разноцветное пуховое одеяльце мерно поднималось и опускалось. Кухонные часы показывали 7:30. Конечно, они все еще спали. Раннее пробуждение в выходные, когда большинство предпочитало отсыпаться, он считал дурной привычкой своего организма, с которой никак не мог расстаться.
Нежин умылся и заварил себе кофе. Он вспомнил о неразложенном чемодане, который в ожидании хозяина был вынужден заночевать в прихожей под сенью пальто, шубы, пахнувшей апельсиновыми корками, и, кажется, зонта. Втащив чемодан в свой небольшой кабинет, скромно обставленный бюро, парой книжных полок да большим коричневым плюшевым диваном, он аккуратно затворил за собой дверь. На стенах красовались фотографии – семейные, за исключением одной: на ней Нежин был запечатлен пожимающим руку Геннадию Арханову, малоизвестному, но талантливому беллетристу, ныне покойному.
Едва щелкнули два бронзовых замочка, как чемодан распался на две части, обнажив свое содержимое. Книги всевозможных форматов, цветастые суперобложки (у Нежина даже закружилась голова от изобилия их пестроты), авторы, все как один мечтавшие быть растиражированными и прилежно расставленными по полкам киосков и книжных магазинов.
Почти пять полных лет прошло с тех пор, как он стал представителем «Миллиона», весьма солидного издательского дома. Он начинал здесь простым наборщиком, но вскоре почувствовал, что способен на что-то большее, достоин чего-то большего.
Путешествуя где только можно, Нежин пытался заинтересовать этой, по большему счету, макулатурой торговые сети, книжные магазины, снобов. Попутно в круг его обязанностей входил и поиск новых, свежих дарований для издательства.
Больше всего на свете утомляли ужасно скучные литературные собрания, которые он вынужден был посещать. Неудачники, читающие друг другу бездарную дребедень, вызывали в лучшем случае зевоту, в худшем – изжогу и тошноту. Но иногда попадались и самородки, такие как Никитин или Василенко.
В юношестве, зачитываясь великими классиками, он представлял, как однажды и сам напишет что-то прекрасное, создаст богоподобный образ, от которого бы по спине начали пробегать мурашки восхищения.
