Инна Тронина - Время «Ч»
– Боже мой! – Лев Бернардович молитвенно сложил руки и закашлялся. – Сыночка, кто же это погиб? Я его знаю?
– Нет, не знаешь. Он был к нам командирован. – Саша снял пиджак и рубашку, попытался их отжать.
– Значит, ты приехал от трупа, сыночка? Прости, что я наговорил тут! – Лев Бернардович положил сухую тёплую руку на плечо сына. – А человек этот… Он молодой был?
– Шестидесятого года, как и я, только сентябрьский.
– И вдова осталась?
– Да, с тремя маленькими сыновьями. А ещё – мать и три сестры. Алим Гюлиханов его звали. Из Владикавказа приехал по особому распоряжению. Невероятно много сделал, но под конец ему не повезло.
Лев Бернардович, как показалось Саше, скорбно пробормотал какую-то молитву, а потом замолк. Он не знал, что здесь ещё можно сказать, но уже прекрасно понимал сына.
– Так куда тебе нужно ехать? С гробом, на Кавказ? Правильно я понял?
– Нет, с гробом поедет Всеволод Грачёв, твой хороший знакомый, – слабо улыбнулся Саша. – Он как раз и привёз Алима в Ленинград, для «погружения», когда ещё в КГБ работал. Для меня было бы невыносимо «груз-200» сопровождать и встречаться с родственниками, а Севка сам вызвался. Что же касается меня, то моя командировка совсем иного свойства. Да и ехать недалеко – в Новгородскую область, на один день. – Саша ласково обнял старика. – Пап, ты и сам не волнуйся, и других не пугай. Если позвонит Соня, скажи, что я убыл по работе, но ничего особенно со мной не произошло. Это не опасно, не переживай.
– Ты опять обманываешь меня, сыночка? – глядя печально и обречённо, спросил Лев Бернардович. – Всегда говоришь, что не опасно, а потом нам звонят из больницы.
– Честное слово, на этот раз действительно никакой угрозы для меня не будет. – Саша открыл дверь чулана. – А где мой рюкзак?
– Я его сложил и сунул в чемодан. Не знал, что так срочно понадобится…
Лев Бернардович, кряхтя, достал его из-под отвинченных колёс Сашиного старого велосипеда, которые уже второй год дожидались отправки на дачу. – Ты, значит, с рюкзаком едешь?
– Да, в деревне так удобнее.
Саша выволок на середину прихожей свои болотные сапоги, и старик поднял мохнатые брови. Высокий лоб его избороздили морщины, а усы смешно зашевелились.
– Ты в деревню едешь?!
– Да, причём в глухую. Там, конечно, такие же дожди, и непролазная грязь. Как бы мне по пояс не увязнуть! – пошутил Саша. – Это единственная опасность, которая меня там подстерегает.
– А кто скрывается в этой глухой деревне?
– Андрей Озирский. Я тебе, кажется, говорил, что он на съёмках отпуск проводит.
– Ах, вот оно что! Хотите вызвать его на службу раньше времени? – догадался старик. – Как мне жаль Андрея, ты себе не представляешь! Молодой вдовец, двое детей на руках, да ещё каждый день убить могут. Конечно, его мать – выдающаяся женщина, очень сильная и энергичная. Но сердце-то всё равно болит… – Лев Бернардович счёл нужным сменить тему. – Сыночка, тебе ужин разогреть?
– Пап, я сам всё сделаю. Иди спать.
– Так и тебе спать нужно, иначе совсем выбьешься из сил. И машины ломаются, не то, что люди. Значит, говоришь, на один день?
– А что мне там долго делать? Найду Андрея и привезу его с собой. Думаю, он согласится вернуться пораньше – потом отгуляет. А я завтра веером уже буду дома.
– Ну, слава Богу! – Старик опять поёжился. – Смотри, Алик, уже и пятна пошли по стенам! – Он указал на отставшие сырые обои. – Зимой – холод, летом – влага. Прямо-таки погреб, а не квартира. Раньше она такой никогда не была…
– Да, при проклятом застое топили нормально, – едко согласился Саша. – Но, я думаю, у нынешних борцов за свободу и сейчас отлично топят. Папа, ложись, я тебя ещё одним пледом укрою. И попрошу не переживать и не переутомляться, даже когда меня долго нет дома. Я собой, к сожалению, не распоряжаюсь, но менять работу не хочу. Ты сам в судьбу веришь и знаешь, что все кочки соломкой не застелить…
Потом Саша полез под душ, с наслаждением отогрелся и вымылся. В купальном халате с капюшоном он быстро прошёл в свою комнату, тем окончательно обсушился, переоделся в спортивный костюм. Стараясь как можно тише скрипеть старинным паркетом, быстро собрал рюкзак. Для однодневной поездки вещей потребовалось совсем немного; предполагалось только добавить ещё пакет с едой и термос. Потом Саша разыскал дождевик, стройотрядовский костюм студенческих времён и чёрный берет, дабы в лесу обезопасить себя от клещей.
Закончив сборы, он поджарил себе яичницу с колбасой, сварил кофе, приготовил провизию в дорогу. Пакет с бутербродами положил в холодильник и достал из буфета красный с золотом китайский термос. После этого Саша отправился спать – для отдыха оставалось максимум три часа.
* * *Досыпал он уже в электричке с треснувшим стеклом, которая рано утром отошла от Витебского вокзала. В промозглом от частых дождей вагоне, что лязгал колёсами на стыках и раскачивался в разные стороны, поначалу сидел лишь он один. Решив воспользоваться этим обстоятельством, Саша улёгся на скамейку, подложив под голову рюкзак. На следующей остановке в вагон вошёл грибник в брезентовом плаще, резиновых сапогах, с большой корзиной – и поступил так же.
В последних вагонах народу было больше, а до второго полусонным пассажирам лень было идти. Мешал только сквозняк, гуляющий между двумя разбитыми окнами. Сашин попутчик уже простудился, но всё равно поехал в лес. Он всё время чихал, кашлял и сплёвывал – к счастью, не на пол, а в платок.
На станциях «Воздухоплавательный парк» и «Проспект Славы» людей стало больше, но не настолько, чтобы потревожить покой Минца. Он уже начал сладко похрапывать, когда напротив уселась какая-то толстая тётка с тележкой на колёсах. Субботним утром контингент в пригородных поездах был соответствующим – преимущественно, ехали дачники и грибники.
Саша не исключал, что от конечной станции придётся идти пешком по бездорожью, если не повезёт с попуткой и телегой. Он спал, сколько было возможно, но потом пришлось сесть, как следует, и долго слушать, как три пенсионерки перемывают кости всем своим знакомым. Электричка то тормозила у перронов, то мчалась по тёмному, совсем осеннему лесу, который казался не выспавшемуся Саше ещё более мрачным, чем был на самом деле. Грибники стали потихоньку выходить и растворяться среди кустов и стволов, подступающих к полотну железной дороги.
В девятом часу утра Минц покинул вагон, спустился с платформы и стал выяснять, как можно добраться до нужного ему поселения. Сначала пьяный мужик, ещё на платформе, категорически заявил, что такой деревни в округе вообще нет. Ему возразила торгующая семечками бабка. Она сказала, что эту деревню знает, но там, по её сведениям, никого не осталось. Поэтому, мол, идти парню туда незачем – только зря потеряет время. Но Саша отступать не привык и отправился в домик, где помещались билетные кассы. На всякий случай он переписал время прибытия вечерних поездов на Ленинград и осведомился насчёт деревни у уборщицы, которая как раз вошла с улицы.
Саша помог женщине в клетчатом полушалке поднести ведро с горячей водой, за что был вознаграждён подробным описанием дороги до этой деревни. Оказывается, там люди всё-таки жили, и среди них – свекровь этой самой уборщицы. Странно было видеть таких людей – пропахших сеном и навозом, в платках и засаленных кепках, в ватниках и старых выцветших куртках. Женщины бодро месили грязь кирзовыми или резиновыми сапогами, прыгали через лужи, подхватив подолы заштопанных юбок. Пожилые мужики пёрли напролом, увязая чуть ли не по колено; они не представляли себе, что можно существовать как-то иначе.
Жители этих мест словно сошли с экрана, где демонстрировался фильм про немецкую оккупацию или гражданскую войну. Они были или совсем беззубые, или с металлическими клыками, как вампиры. На лицах играла рябь глубоких, неестественных морщин. Слезящиеся, непонятного цвета глаза с интересом изучали Сашу, но он понимал, что старики эти почти слепые.
Узнав всё, что было можно, Минц пошёл по травянистой дороге в сторону леса. Ещё одна бабуля, набиравшая воду у колонки, долго смотрела ему вслед из-под руки. Рядом был магазин, где волновалась толпа таких же потёртых жителей. Они штурмовали машину, от которой шёл вкусный запах свежего хлеба. Минц пожалел, что не может взять себе буханку – а то разорвут в клочья. Похоже, что местным и самим хлеба не всегда хватает.
Через десять минут последние ветхие домишки остались позади. Минц вышел из-за палисадников с георгинами и флоксами на разъезженную тракторами дорогу, которая, как ожидалось, превратилась в трясину. Саша с трудом вытаскивал из чавкающей массы свои сапоги и думал о том, что Андрей, возможно, сейчас на съёмках. И придётся долго его ждать.
Некоторую часть пути он проехал на телеге, нагруженной мешками с картошкой, потом спрыгнул, поблагодарил, дал мужику на самогон и вновь зашагал пешком. В пути попадались островки былых поселений, и при виде срубов с заколоченными окнами, замшелыми крышами и упавшими заборами Саше хотелось плакать. Вот так, по вымершей земле, он шёл впервые в жизни и знал, что не забудет этого никогда.
