Феликс Шведовский - По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха
Перед спуском с гор еще раз подошли к водопаду. Еще одно предание: здесь обитают пятьсот архатов – исторических учеников Будды Шакьямуни, доживших, благодаря своей святости, до наших дней (то есть их возраст около 2500 лет!). Некоторые видели их – седых и заросших. В шуме водопада слышны их проповеди.
Сэнсэй рассказал о том, что в чайтье, перед которой мы проводили церемонию, на самом деле нет мощей Тяньтая, поскольку его тело исчезло вскоре после смерти. Несколько недель оно лежало в монастыре и не разлагалось. Те, кто подходили к нему, получали ответы на многие трудные вопросы, а также исцелялись. И вот, когда тело исчезло, тысяча монахов собрались здесь, чтобы помолиться, но когда их пересчитали, оказалось, что их тысяча один, и никак не могли понять, кто же этот «лишний» монах…
26 сентября 1994 г. И вот мы снова в нижнем монастыре, построенном уже после смерти Тяньтая – в память о нем. Нас поселили в комнатах для гостей, но с условиями вполне монашескими. Например, поверх матраса здесь кладут не простыню, а циновку. Это делает постель жесткой, и, между прочим, отлично высыпаешься.
После вечерней церемонии монах, ухаживающий за нами, пригласил нас в свою келью и показал небольшой красивый алтарь. Они с Сэнсэем сели за низенький столик и начали переписку. Монаху этот способ явно нравился. Да и вообще ему понравился наш Учитель. Так они молча общались довольно долго – и вдруг бухнулись друг другу в ноги… Монах пододвинул крошечный чайник с двумя миниатюрными чашечкам на подносе, и Тэрасава-сэнсэй попросил нас оставить их наедине.
Потом Сэнсэй рассказал нам, что у них был очень глубокий разговор. Зовут монаха Чудесный Плод (по-японски – Мёка). Он учился в чаньской школе Линьцзи (японское название – Риндзай). Хотел широко проповедовать, но в Китае это очень трудно. С запретом на «религиозную пропаганду» мы сами столкнулись. Тэрасава-сэнсэй подытожил наши встречи с китайскими монахами: «На главные посты в монастырях направляются хорошо обученные люди. Они способны воспринять учение Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы и передать его: ведь у нас самих нет возможности проповедовать в Китае долго. Наша поездка несет великое благо».
27 сентября 1994 г. Андрей купил вчера в монастырской лавке книги: несколько частей Аватамсака-сутры[28] и Винаю – те самые Правила Сангхи (не только десять, сформулированных Тяньтаем, но абсолютно все правила монашеской жизни), которые он так настойчиво выпытывал у нас с Сергеем. Правда, прочитать он их сможет не скоро – только когда освоит китайский язык… Тэрасава-сэнсэй все же перевел нам кое-что из Винаи: среди тяжкий прегрешений мне запомнилось одно – хотя бы день не оказывать почтения Тройному Сокровищу. Почтение может выражаться даже в простом подношении алтарю благовонием.
Для накопившихся книг Андрей достал где-то картонную коробку. После ранней, как обычно в Китае, начавшейся в четыре часа утра церемонии мы завалились спать. Мне приснилось, что Андрей хочет запихнуть эту чудовищно большую коробку ко мне в маленький рюкзачок. Еще приснилась Москва, которая стала здесь для меня каким-то совершенно другим, запредельным миром. Я иду мимо памятнику Фадееву, мимо сберкассы, мимо райисполкома, где когда-то работал сторожем, припадаю лбом к его стеклянным дверям, которые начинают дрожать и гудеть, как под напряжением. Я словно бы попадаю в магнитное поле и с величайшим трудом отрываю лоб от стекла. За мной ходит Андрей, каким-то образом приладив коробку к моему рюкзачку. Я оборачиваюсь к нему и повторяю слова, сказанные мне Сэнсэем во сне перед тем, как я очутился в Москве: «Тебе нужен доктор, подлечить живот. Доктора, доктора!»[29]. В этот момент я проснулся, сразу сел и замер. Совершенно не хотелось шевелиться. Сознание было абсолютно ясное. Оно погрузилось в воспоминания о приснившемся мне только что родном районе – где-то там сейчас мои жена и сын, родители, брат… Я понял что-то глубокое. Захотелось снять корку с мозга, мешающую жить непосредственно. Я постиг, почему уважение выражается в том, чтобы снять шляпу. Более глубокое уважение – в монашеском сбривании волос. Еще более фундаментальное почитание Тайны Бытия – в снимании с себя этой корки личности. Я сидел и сидел, не боясь выглядеть странным. Тэрасава-сэнсэй читал книгу и исподволь наблюдал за мной. В конце концов он предложил мне чай.
Мёка заказал нам моторикшу до центра города Тяньтай, заплатил за нас и тоже поехал, но места ему не хватило – и он висел на подножке. В городе мы попрощались с ним и быстро пересели на автобус до Ханчжоу. Там остановились в привокзальной гостинице – с лифтом, что необычно. Персонал весь пьяный, хохочет, куражится. Трезвая только одна горничная – на восьмом этаже, где мы и поспешили поселиться на кроватях, покрытых одними циновками. Перед сном Сэнсэй шутливо зарычал и обещал, что завтра мы отведаем и зайчатинки (в Год Зайца родился харьковский Слава), и говядинки (Сергей), и свининки (я). А собаку (киевский Слава) мы уже сегодня поели в одном ресторане. Учитель же (Тигр) и Андрей (Обезьяна) – несъедобные. Так мы начали отходить от трех недель вегетарианской пищи в монастырях…
Утром Тэрасава-сэнсэй сам сходил на автовокзал и купил билеты на полпятого вечера. Мы поехали на знаменитое озеро в центре города. По дороге впервые съели китайское эскимо. Сэнсэй предостерег нас: монахам нельзя на улице есть мороженое, лучше делать это без монашеской одежды. В китайском обществе много значат такие внешние правила.
Прокатились по озеру на лодке. Есть тут и лодки-рестораны, они два часа плавают по озеру, пока пассажиры едят. Стоит удовольствие 200 долларов. Это, разумеется, не для нас. Мы вышли на острове посреди озера и взяли там в кафе немного размоченных лотосовых зерен – только попробовать. Они сладкие и на вкус похожи на горох. На другой лодке по тому же билету нас довезли до второго острова, где мы поели уже основательно.
За столом киевский Слава в который раз склонял Андрея – единственного мирянина в нашей группе – принять монашество хотя бы на время, как это делают китайские семейные пары, приезжающие на ретриты[30] в монастырь у подножия гор Тяньтай. Вот, говорит, пока мы будем в Японии, Андрей мог бы носить монашескую одежду. Андрей обещал подумать.
Мы сидели у окна во всю стену и любовались лотосами, которые плавали на поверхности озера и отражались в огромном зеркале на противоположной стене. Здесь мы наконец попили кофе – впервые за все наше пребывание в Китае. Сэнсэй сказал, что давно мечтал об этом. Я подумал, что я – тоже, но вслух не осмелился это произнести. А Сергей вспомнил слова из Лотосовой сутры: «Его (то есть того, кто практикует Лотосовую сутру) желания никогда не будут пустыми». В мягких креслах мы настолько расслабились, что начали шутить. Кто-то придумал, будто в многоразовый билет для катания по озеру включена и стоимость билета на корабль от Шанхая до Японии, на котором нам предстояло плыть.
Благодушествуя, мы сошли на берег и полакомились вдобавок кремовыми бисквитами с молочным коктейлем. После непривычной для европейца китайской кухни эти простые радости были очень важны для нас. До отъезда оставалась еще пара часов, и мы отпустили Андрея с двумя Славами пройтись по магазинам. Это был единственный для них шанс купить домой сувениры. В течение всей поездки мы передвигались очень динамично, и было не до шопинга. Но, в конце концов, паломничество – единственная цель нашего путешествия, и я решил остаться с Учителем и Сергеем. Ничего, подумал я, тех маленьких подарков, что нам делали в монастырях, хватит на сувениры. Главное – привезти домой духовное сокровище, а не материальные дары.
До гостиницы мы добирались непросто, заблудились. Даосский священник показал нам дорогу. На нем белое кимоно с черным поясом, черные штаны, черная шапочка без верха, чтобы высовывалась шишка черных волос, перевязанная шнурком.
Приехали, а через полчаса уже идти на вокзал. Побрились, помылись. Ребят наших нет и нет. Делать нечего – сели в автобус. Выезжал он долго, попал в пробку. И тут видим – идут Андрей и харьковский Слава. Сэнсэй высунулся из окна по пояс, зовет их. Ему вторим мы с Сергеем, который, уже понимая, что на автобус они не успеют, так как их вещи остались в номере, кричит: «Приезжайте в Шанхай!». Какой-то безжизненной показалась мне их реакция. Но неким образом под окном оказывается Андрей, бегущий легкой трусцой вслед набиравшему ход автобусу. Он пытается что-то сказать, но Тэрасава-сэнсэй уже не реагирует. «Что? – переспрашивает Сергей. – Деньги? Нет денег?» Сэнсэй пытается помешать ему: «Нам тоже нужны», – но в последний момент убирает руку, и Сергей успевает просунуть в окно несколько бумажек. «Может, попросить водителя подождать?» – поздно догадываюсь я. «Они должны приехать сами», – отрезает Сэнсэй.
28 сентября 1994 г. Мы проснулись в самой простой китайской комнате. От частой перемены мест я не сразу вспомнил, где это я лежу. Как-то раз мой дедушка проснулся и спросил испуганно: «Где я?». Только теперь я понял, как это бывает.
